замешкавшегося Комяка, с грохотом сорвался с места.
Дальнейшее прибытие почетных гостей проходило церемонно и неинтересно.
Баронесса Карбуран, баронесса Дрягва, вдовствующая баронесса Жермон, целый табунок спустившихся с гор дворян — не родственников Нафтанаила, все со свитами, с супругами, тетками, дядьями, приживалками и прихлебателями. У всех в руках бумажки с текстом клятвы верности новому государю, сочиненной накануне Бренделем лично, и срочно розданной только сегодня утром со строгим наказом учить наизусть, во избежание разнообразных последствий в самом начале правления[182]…
Речь Иванушки была невыразительна, зато сбивчива и запутанна.
Синдром ракушки, как окрестила его Сенька, работал на все сто.
Раза два Иван поздравил от имени и по поручению костейского народа восходящего на лукоморский престол барона Бренделя, три раза называл его то наследником Мечеслава, то Нафтанаила, то рода Медведей, потом выразил надежду, что народ обманет ожидания правителя, а также горячто пожелал ему успехов и свершений на загадочном внешнеполитическом поприще мировой арены. Раз восемь он просто не добрался до конца начатого несколькими минутами ранее предложения, и даже этого не заметил.
Трудно сказать, что думали об этом остальные гости, и думали ли вообще, но Брендель пребывал на этот счет в святом неведении. Всё его нетерпеливое внимание, весь жадный интерес, все пылающие чувства были сконцентрированы только в одном направлении — на резном ларце с выпуклой, как свод храма, крышкой, покоящемся на одетой в черно-зелено-белый балахон табуретке слева и чуть позади.
После окончания речи, наконец, наступил торжественный момент водружения стального артефакта ушедшего рода на поспешно обнаженную голову едва не подпрыгивающего от нетерпения графа.
— …и право короновать первого правителя династии Бренделей… — провозгласил загробным голосом Иван.
Граф благодушно кивнул и елейно прикрыл глазки и наклонил голову.
— …получает старейшина кабинета министров страны Костей…
Серафима протянула Коротче ларец с короной.
— …его превосходительство министр Коротча…
Министр трясущейся рукой откинул тяжелую крышку, попав при этом себе по подбородку и едва не отправившись в нокаут, и сделал неверный шаг вперед.
— …министр канавизации…
— ЧТО?! — шарахнулся и вытаращил глаза Брендель, словно из ларца неожиданно пахнуло министерским ремеслом.
Царевич подумал, что граф плохо расслышал, и любезно повторил, на это раз помедленнее, почетче и погромче:
— Ми-нистр ка-на-ви-за-ции…
— ЧЕГО?!
— Мастер золотарей и мусорщиков. Глава гильдии ассенизаторов и дворников, — с ледяной вежливостью пояснила Серафима и, справедливо считая, что уж с четвертого-то раза любое объяснение могло бы дойти и до самого сообразительного монарха, махнула рукой супругу: — Давай, продолжай.
Но давать продолжать граф был отнюдь не намерен.
— Да я!.. Да вы!.. Да он!.. — запунцовел и захлебнулся брезгливым негодованием Брендель.
Но, неожиданно почувствовав на себе колючие взгляды тысяч оценивающих глаз его будущих верноподданных, дрогнул и пошел на попятную.
— А… э-э-э… какого-нибудь другого министра для этой цели у вас нет?
— Согласно всемирно устоявшимся традициям, возложение символа царской власти на царское же чело должен производить старейшина, — пожала плечами и деревянно улыбнулась Сенька. — Но, если вас что-то не устраивает…
Граф обрадовался и закивал.
— …то вступление в должность можно и отменить.
— Пусть возлагает!
Ну, что ж…
Никто на это и не надеялся…
Очень-то.
И вообще, кто сказал, что в каждой истории обязательно должен быть хороший конец?
И, если совсем уж долго подумать, то Брендель — это не самое худшее, что могло случиться с государством. По сравнению, например, с караканским игом… или с царем Костеем… даже скользкий самовлюбленный мерзавец-граф…
Остается скользким, самовлюбленным мерзавцем, с чем его не сравнивай. Только уже не графом, а царем.
Мы придумали эти дурацкие соревнования, чтобы получилось как лучше… а получилось…
Ха.
Могли бы и раньше догадаться, куда ведут кривые дорожки, вымощенные благими намерениями.
Ишь, стоит, Сахар Медович: невинные глазки, благостное личико, сладкая улыбочка…
Убила бы.
Если б было за что.
Ну, не нравился он мне никогда, не нравится, и не будет нравиться, но ведь за это голову не рубят, в тюрьму не сажают, и даже из города не прогоняют…
А зря.
— …и право короновать первого правителя династии Бренделей… получает старейшина кабинета министров страны Костей… его превосходительство… министр канавизации… Коротча!..
Коротча передал ларец в руки второму по старшинству министру — Медьведке — и осторожно- осторожно, словно пытался украсть обед у задремавшего в полглаза крокодила, опустил обе руки, нащупывая обод головного убора костейских царей…
Есть!
Острые, блестящие оружейной сталью под неярким декабрьским небом зубцы короны медленно показались над краями ларца.
По сигналу Ивана зарокотали барабаны, грянули фанфары…
Коротча взвизгнул и отдернул руки.
Корона с глухим стуком упала обратно на дно.
Порезался?!..
Все с сердитым ожиданием уставились на его пальцы, но взгляд Сеньки упал на его неестественно белое лицо, вытаращенные глаза, открытый в безмолвном ахе рот…
Встервожено, она проследила за направлением взгляда остолбеневшего министра и замерла.
Что-то шевельнулось у дальней стены?
Или показалось?
Ерунда…
Что там может шевелиться?..
— КАБАН!!!!!!!!!!..
Площадь застыла, повернула головы в сторону ожившей вдруг туши… и взорвалась.
Царь, корона, министры, помост были забыты в доли мгновения: крики, вопли, визг, ор наполнили огромный квадрат, окруженный дворцами, резанули по ушам, по нервам, по рефлексам…
Поднявшийся было кабан покачнулся… и упал в обморок.
Несколько секунд — но и этого хватило, чтобы перепуганная толпа ломанулась прочь, унося ноги, руки и всё остальное, что не было потеряно при бегстве, а гвардейцы навалились на воскресшую вдруг добычу и стали пытаться экстренно разрубить ее на порционные куски.
Как бы ни выглядели шансы на успех первого и второго мероприятия, они оказались весьма обманчивы.
Первая кампания завершилась триумфом.
