отправкой товар показываем, рассказываем, как пользоваться, чего за него просить… Я недавно первую партию в Соломенники возила, так в курсе теперь, что, где и почё…
— Обереги? — Хверапонт остановился, словно налетел на невидимую стену, развернулся в сторону совещавшихся и двинулся к ним, лавируя между скамей, табуреток и столов, словно самонаводящееся ядро.
— Посмотреть желаете? — невинно полюбопытствовала царевна, кротко опустив вспыхнувшие надеждой и азартом очи долу.
— Хотелось бы, — осторожно признался купец.
— Вот, пожалуйста… — она кивнула бойцам постольского продотряда, и те выложили перед хорохорцем на серые неровные доски стола серебристые цифры от ноля до девяти, излучающие спокойный матовый свет. — Единица — для улучшение слуха, двойка — зрения, тройка — от клопов, четверка — от мышей, по одной на комнату, и забудьте такое слово… Пятерка — если согреть чего надо, или согреться. Шестерка — на рождение двойни, специальное предложение для скотоводов…
— А если женщине?.. — поинтересовался практичный Хверапонт.
— Тоже поможет, — подсказала закутанная до носа в старую шаль девушка рядом с царевной.
— Так… Дальше… Семерка — на удачу в пути, восьмерка в темноте светится не хуже свечки, даже трех… Девятка… Она у нас от зубной боли, если ничего не путаю. А ноль — от ран. Вот и всё.
— Деревенские суеверия, — дослушав, пренебрежительно усмехнулся и махнул толстой рукой купчина. — Крестьян дурить — самое то. Их брат до этого падкий. Сам такие по молодости продавал.
— А потом что? — спросил кривобокий.
Купчина смутился, замялся, и нехотя признался:
— Потом перестал.
«Побили», — пришли костеи и царевна к единодушному, хоть и из тактичности не озвученному выводу.
— Суеверия, говоришь, торговый гость? — вместо этого прищурилась на купца и хитро ухмыльнулась Серафима. — Ручку протяни, уважаемый.
— Зачем это? — насторожено нахмурился хорохорец, но отступать было поздно, и мясистая ладошка с некоторой дрожью легла на стол.
— Вот, гляди… — и царевна положила ему на ладошку светящуюся белую «пятерку». — Теплая?
— Ну, теплая… — согласился купец. — Так это он ее в руках держал, нагрел, вот она и теплая.
— А теперь? — заговорщицки улыбаясь, она ловко выудила из железного ларца размером со средний фолиант еще две циферки и опустила сверху.
— Н-ну… — упрямый Хверапонт не желал признавать поражение.
— А теперь?..
— Ай!!!.. — подпрыгнул и затряс обожженной лапой купчина, а с десяток весело светящихся серебристых цифр разлетелось светляками по столу и полу под дружный смех хорохорцев.
— Что, жжется суеверие, приятель? — дружелюбно похлопал купца по спине однорукий.
— Так они… настоящие?.. — вытаращил глаза Хверапонт, не прекращая дуть на легкий ожог интересной формы на вспотевшей ладони. — Откуда?..
— Находка наговорила, — Сенька гордо приобняла и потрясла для наглядности наряженную в новый, с иголочки овчинный полушубок, так не гармонирующий со старой пуховой шалью молчаливую девушку справа.
— А-а… Ну, так значит, продержится не больше недели… — разочаровано протянул купец.
— Полгода продержится, честное слово, — повернулась к нему Находка, и толстый платок спал ей на плечи, обнажая рыжую косу и рыжие не по сезону веснушки на белом лице.
Хверапонт, посвященный, видимо, в исторические перипетии и географические особенности царства Костей, охнул и с размаха хлопнулся на весьма удачно и кстати оказавшуюся в районе приземления скамью.
— Так ты… и вправду…
— Да, господин купец, вправду я, — скромно потупилась октябришна. — Я ученица убыр буду.
Фазы перехода, осмысления, обдумывания, подсчета не было.
— Сколько вы за них хотите? — выпалил, жадно уставившись на разбросанные по трактиру светящиеся цифры, хорохорец.
На следующее утро хорохорский обоз, груженый только парой сотен мечей[44] и десятком ларцов, выступил бодрым шагом в обратный путь.
Довольны были все.
Кони были рады, что везти приходится почти один костейский воздух.
Возчики — что возвращаются домой так быстро.
Охранники — что караулить им приходится мечи, которые и даром никому не нужны, и шкатулки с авансом за следующую партию зерна, в четыре раза больше — волшебными цифрами-амулетами, на которые непосвященный тоже не позарится.
Но больше всех вместе взятых был удовлетворен Хверапонт. Он разделял удовольствие своих работников и добавлял к нему свое собственное, томно ворочавшееся и мурлыкающе у него в душе как кот на печке, и даже конское счастье, знай о нем купчина, нашло бы отклик в его отзывчивой душе.
Но, витая в пушистых облаках грез, созерцая галактики будущих прибылей и звездопад приятных вещей и явлений, которые могли бы из этого проистекать, легко позабыть про то, что ходишь пока всё-таки по жесткой и неудобной земле…
При возвращении из полета по чудному миру фантазий мягкой посадки не было.
— Стоять!
— Руки вверх!
— Оружие на землю!
— На землю, я сказал!
— Нет, это я сказал!
— Но я тоже хотел это сказать, а ты меня опередил!
— Ну, так не щелкай клювом!
— Сам не щелкай, а то получишь!
— Сам получишь!
— Только попробуй, я тебе сейчас ка-а-а-ак…
— На землю оружие, вы что, глухие?!
— Да ты чего, Ревень?.. Мы же пошутили…
— Да я не вам, идиоты, я им говорю! Вот тебе!
— Это не оружие… это кнут…
— Поумничай мне еще!
— Ай!..
— Все кнуты бросили, быстро!
— И оружие тоже!
— Позвольте-позвольте…
— Ага, вот и хозяин! И чего везем, хозяин?
— Ничего… так… мелочи всякие…
— Возницам брезенты откинуть, живо!
С необъяснимой готовностью и злорадством брезенты были откинуты, и взорам разбойником предстал груз двадцати огромных возов: пара десятков длинных, грубо сколоченных зеленых ящиков и десять больших шкатулок.
Несколько секунд разбойники в абсолютной тишине созерцали открывшуюся картину, переваривая увиденное и размышляя, не могли ли ушлые торгаши припрятать чего на собственных персонах или в кустах при их приближении. Придя к отрицательным выводам по обоим пунктам, главарь первый прервал немую сцену.
