ботинка короткий ножик с кривым лезвием и, недовольно сопя, стал нарезать хлеб на тонкие-тонкие ломти.
Когда всё было готово, с застывшим от ужаса и отвращения личиком Мыська извлекла из кармана узелок, развязала стягивающий его шнурок, потянулась за наговоренной солью пальцами и остановилась.
— Не буду я это руками трогать, — хмуро глянула она на мальчишек.
«Попробуйте только посмеяться», — крупными буквами было написан вызов на ее узкой худенькой мордашке.
Но разведчики только сочувственно поморщились, а Снегирча заботливо посоветовал:
— Ты… это… потряси… чуть-чуть… чтоб насыпалось…
Девочка коротко кивнула и аккуратно тряхнула мешочек над отрезанными кусками.
— Ага… есть…
— Пошли, — поспешно, словно пропитанная страшным заклинанием соль была живым злонамеренным существом, готовым выскочить и наброситься на нее в любую секунду, Мыська затянула узелок, торопливо сунула поглубже обратно в карман и мотнула головой в сторону смутно серевшей во мраке громады вранежева дворца.
Крадучись, скрыв свет в кулаке, дети приблизились к кованой решетчатой ограде и завертели головами, прислушиваясь.
— На той стороне бегают, наверное, — предположил Кысь. — Гадины.
— Чего мы, ждать их теперь станем? — брюзгливо поинтересовалась Мыська.
— А давайте свистнем… — предложил Снегирча и, перехватив горящий праведным негодованием даже в темноте взгляд командира, тут же быстро поправился: —…тихонечко.
И, не дожидаясь одобрения большинства, сложил губы трубочкой и несколько раз слабо и тоненько, как умирающий чайник, просвистел.
Волкодавы не заставили себя ждать.
Захлебываясь свирепым лаем, срывающимся на кровожадный хрип, слева из-за угла выскочили четыре громадных пса и наперегонки, отталкивая друг друга, кинулись к решетке, за которой стояли чужаки.
— Ну, бросай! — тонко выкрикнул Снегирча, уже не опасаясь, что голос его услышат в доме: за таким ревом расслышать можно было не всякий вопль.
Желудок Кыся панически подпрыгнул, сжался и перевернулся.
А если собаки не будут есть хлеб?
А если он достанется не всем?
А если соль безвредно осыплется?
А если верява Находка ошиблась?..
Напутала?..
Не захотела травить незнакомых собак?..
Или просто решила зло подшутить над Мыськой?
А если…
Мальчишка отчаянно сжал зубы, разломил трясущимися руками ломти напополам и со всего маху швырнул их прямо в ощеренные пасти задыхающихся от лютой истерики зверей.
— Бежим! — крикнул он и первым подал пример выполнения команды.
Разведгруппа с нескрываемым облегчением рванула по темной пустой улице и скрылась за углом ограды дома напротив.
Пока псы их видят или чуют, есть они не станут. Это тоже было вычитано в «Приключениях лукоморских витязей» и предусмотрительно взято на вооружение.
Присев и сгрудившись для тепла и уверенности вместе[47], разведчики затаились и стали молча ждать.
Прошла минута… вторая… третья… четвертая… пятая…
Или час?
— Слышишь? — почти беззвучно прошептал в ухо Кысю Снегирча. — Вроде, кто-то скулит… Или визжит…
— Слышу, — кивнул Кысь.
— Пойдем, поглядим? — предложила девочка.
— Я сам схожу. Один, — мужественно выпятил нижнюю челюсть Кысь и, не разгибаясь, засеменил через дорогу к вранежевой ограде.
Вернулся он скоро.
— Скулят там где-то, с другой стороны. У парадного. Подыхают… наверно…
Несмотря на явные потуги на пренебрежение и браваду, последняя фраза у него не получилась даже близко, как планировалось.
— Собаке — собачья смерть, — отрывисто и неровно, словно переступал босыми ногами по гвоздям, чужим голосом проговорил Снегирча, отчего-то отводя глаза.
— А всё равно жалко, — тихо, как мышонок, пискнула Мыська и, не глядя на мальчишек, побежала, полусогнувшись, через дорогу.
Протиснуться между похожими на копья прутьями чугунной кованой решетки взрослому человеку вряд ли было возможно, но десяти-двенадцатилетние постолята после диеты длиной в жизнь проскользнули и не заметили преграды.
Нервно оглянувшись по сторонам, Кысь решительно ткнул пальцем в сторону курятника и первый помчался к корявой, обшитой досками стене.
Именно так начинался их тщательно проложенный вчера маршрут к светлому будущему всеобщего счастья и благоденствия.
Бочка — крыша коптильни — крыша конюшни — водосточная труба — второй этаж — и по узкому — в полстопы — карнизу на пять окон вправо, до единственного во всем задании гостеприимного окошка с незакрытыми плотно ставнями.
Кысь сделал сигнал друзьям остановиться и, изо всех сил прижимаясь спиной к белой мраморной стене, протянул руку, нащупывая край чуть приоткрытого ставня. После нескольких попыток кончики его пальцев сомкнулись на ребре неровной от времени и непогоды доски.
— Есть!.. — прошипел он скорее себе, чем остальным разведчикам, и сначала осторожно, а потом всё настойчивей и сильнее стал тянуть ставень на себя.
Проклятая деревяшка не поддавалась.
Одна попытка, вторая, третья…
Кысь замер, переводя дыхание, потом возобновил и удвоил старания — но результат не изменился.
— Посвети… чуток… — наконец, повернул он раздосадовано голову в сторону Снегирчи. — Я дальше… пройду…
— Но там же!.. — испуганно вскинул брови мальчишка, указывая на выступающую вперед массивную раму и призывно полуоткрытый, но упрямо не уступающий незваным визитерам и блокирующий полдороги ставень.
От преимущества в полстопы вместе они оставляли едва достаточно места для пяток.
Кысь не стал терять время на споры.
— Тогда поворачиваем, слазим и идем домой, — холодно проговорил он.
— Сейчас посвечу… — без дальнейших пререканий Снегирча содрал висевший у него на шее на шнурке амулет, протянул в сторону командира, торопливо сжал три раза, и стена вокруг них озарилась ровным белым светом.
Кысь еще раз оглядел раму, карниз, лепнину под окном, обреченно кивнул, ухватился за резной край наличника и выполнил разворот на сто восемьдесят градусов, едва не вывихнув при этом себе руку.
Снегирча придвинулся на полшага ближе, заботливо освещая неуступчивые, невесть что о себе возомнившие доски и опасную каменную дорожку вдоль стены.
