15. ГОРНИСТ НЕБЕСНОЙ РАТИ
— Диаконы? Ну, у нас в городе — ещё куда ни шло… В Москве тоже… А вообще-то по России диакон — это что-то из области фантастики. Диакон — это роскошь: если в каком-то храме есть диакон, значит, дела там идут очень хорошо. Недавно побывал в Тверской епархии, служил со старейшим тамошним батюшкой, — так он даже плакал от радости! И целый день от меня не отходил: «Ты пойми, — говорит, — для меня это такое счастье! Я же 25 лет диакона на литургии не слышал!»
— Для меня диаконство — самое лучшее служение. Пускай батюшки не обижаются, но мне кажется, что диаконом быть лучше! Такая благодать, такая красота!.. Вся служба меняется, когда хороший диакон! Вы подумайте только: мы призываем народ к молитве, — а молитва — это же кровь, это дыхание нашей души. Молитва — это дорога в небеса, и диакон, как армейский трубач, сзывает людей в поход по этой дороге. Вот что такое диакон — впереди идущий, вперёдсмотрящий!
Я человек не очень сильный, для меня священническое служение слишком тяжело; не понести мне такую ответственность. Во мне ни учительности нет, ни добродетелей особых. А вот диаконство — это прямо для меня! Петь я люблю (и люди говорят, что у меня вроде получается), чувствую красоту и благодать церковной музыки, знаю, как можно пением поднять человеческую душу к молитве… Это моё — и слава Богу за такой дар!
И чтения Евангельские… Да, толковать по-богословски Писание — это не для меня. Но знаете ли вы, что диакон может так прочесть Писание, что и толкования не потребуется, — одним голосом выразить всю глубину богословия? Я, конечно, не хочу сказать, что всегда поднимаюсь до таких высот, но… всё-таки… Иногда Бог даёт благодать и силу, и тогда читаешь — словно ангелу вторишь. Так и служишь: читаешь каждый день Писание и жизнь свою по нему выверяешь; может ли быть что-то лучше этого?
Да, диакон — трубач. Но ведь трубач в одиночку сражения не выигрывает: за ним войско должно идти. А из кого состоит церковное войско? Да из вас, дорогие мои, из прихожан. Есть такая поговорка: «Каков поп, таков и приход»… Верно сказано, конечно, но поговорка эта имеет и обратную силу: «Каковы прихожане, так и священнику служится». Я хоть и не иерей, но прекрасно это чувствую: иной раз поёшь молитву — и словно тяжкий воз за собой тащишь… Почему? Потому что, кроме тебя, никто в храме не молится, все о своём думают. Ох, как тяжело тогда… И наоборот. Бывает, что начинаешь петь — и всем существом чувствуешь соборную молитву. Это удивительное чувство: словно некая волна возносит тебя в небеса. Нет, друзья, — ради таких минут стоит идти в диаконы!
— Но вообще-то церковная молодёжь смотрит на диаконство как на некую переходную форму к священническому сану, как на не слишком приятную обязанность…
— Ну что ж, есть такое… Оно и понятно, и я не осуждаю никого. Если человек стремится ко священству, то ему и хочется скорее достигнуть желаемого. Но вот мой совет: не спешите, не спешите убегать из диаконов! Ваше от вас не уйдёт, а опыт, который даёт наше служение, велик и неоценим! Походите в диаконах хотя бы года три — и вы сами увидите, насколько легче вам будет входить в обязанности хозяина прихода. А может быть, вы поймёте, что Бог-то вас вовсе не в иереи готовит, может, Он вам диаконский талант дал…
— Вот вы говорите «диаконский талант»… Это что — умение петь? Хороший голос?
— Нет, не только голос… Знаете, как о нашем брате со старых времён говорят? Что диакону нужно? — «Голос да волос, ухо да брюхо!» Ну, голос и ухо — это понятно: для пения. А волос? — это для представительности: многим нравится, когда у диакона этакая львиная грива. И брюхо — это тоже для солидности, опять же, помогает Евангелие держать — свой личный аналойчик…
Да шучу я, шучу… Всё пустяки — даже голос и ухо. Первое, что нам нужно, — это любовь к молитве и умение молиться. Вот — всё! Без этого — никуда! А если есть это — остальное приложится: даст Бог и голос, и умение петь. К сожалению, я знаю много церковной молодёжи, для которой молитва вроде бы и в тягость. Строить храмы, трудиться — это пожалуйста, а молиться они не умеют. Как такое объяснить? Не знаю. Многое от изначального настроя души зависит, от Божьего дара, но ведь мы и сами должны бороться за свою молитву, в поте лица своего стяжать её. Слёзную молитву стяжать — не словесную просто. Хочу, кстати, вспомнить своего наставника, протодиакона Алексия Довбуша. Работал я в своё время сторожем в Князь-Владимирском соборе, а он там служил протодиаконом. Как-то я его спрашиваю: «Отец Алексий, вы же чуть ли не каждый день участвуете в Литургии… Как же вы успеваете вычитывать всё правило?» Он отвечает: «Сие невозможно. В монастырях можно всё правило читать, а в миру — как? Нам надо иначе поступать. Ты так делай: подумай о своей греховности, о том, как ты перед Господом виноват, упади на колени перед Престолом и со слезами скажи: «Боже, милостив буди ко мне, грешному!» Но только чтобы от самого сердца, со слезами». И так он это сказал, с таким чувством, что я сразу и понял, как молиться нужно. Молитвенность — это необходимое качество для диакона, необходимое! Вот ещё вспомню: про свою родную деревню Шапки… Деревня, деревенский храм — сами понимаете, профессиональный хор взять неоткуда; поют люди, кто как может. И батюшка наш, отец Вадим, благословил изучать регентское искусство местную учительницу — замечательную, благочестивую женщину. Она в слёзы: «У меня же ни голоса, ни слуха!» А что поделать? Есть такое слово — «надо». Она перекрестилась и со слезами начала петь — по послушанию. И через месяц Господь ей голос открыл. Вот что значит сердечная молитва. Истово человек поёт — и голос открылся. Вот так-то и нам нужно — не только петь, но и жить.
— Вот вы, отец Сергий, как диакон, постоянно читаете Евангелие — наверное, наизусть уже его знаете… Чувствуете ли вы влияние этого чтения на свою душу? И есть ли у вас любимое Евангельское чтение?
— Ну что значит «любимое чтение»? Это же не беллетристика… Я иначе скажу: читаешь на службе какой-либо отрывок из Евангелия — и кажется порой, что никакого отношения он к твоей жизни не имеет. Ну просто из другой области что-то, не твои проблемы, не твои вопросы… Но нет! Обязательно в тот же день — именно в тот же день — Господь тебе тем или иным образом покажет, что прочитанное относится и к тебе лично, именно к тебе!
Вообще говоря, Евангелие должно быть в центре нашей жизни. Ведь чтение Писания — это беседа с Самим Богом, почему же мы ею пренебрегаем? Все вопросы имеют своё разрешение на Евангельских страницах: только спроси, и Господь тебе ответит. Хотя, конечно, нужно уметь понимать прочитанное… Я сейчас повсюду наблюдаю расцвет какого-то новоязычества: люди — наши, церковные, православные люди — старательно ищут себе кумира. Найдут и поклоняются ему как Богу. У всех на уме какие-то старцы, какие-то провидцы, какие-то учителя… Недавно вернулся я с Афона — ко мне тут же со всех сторон с вопросами: «Отец Сергий, что афонские старцы говорят по такому-то поводу? А что по такому-то? А что они думают об этом? А что о том?» — «Дорогие, читайте Евангелие: там все вопросы объясняются. А старцы — они молятся за нас, в этом их миссия! Слава Богу, что есть ещё такие дерзновенные молитвенники, — может, отмолят и нас от геенны огненной!..» Приснопамятный отец Василий Ермаков умер недавно. Я его весьма уважал: он был духовно опытным священником, обладающим очень редким даром рассудительности. Но был ли он старцем?.. Бог весть. Когда погребали отца Василия, я приезжал Евангелие читать… Прочитал несколько глав — и тут подходит ко мне молодой человек, весь в слезах: «Как теперь жить?! Отец, скажите, как теперь жить без батюшки?!» — «Как жить? Открой Евангелие, читай и живи! Молись, участвуй в таинствах — и Господь тебя не оставит!» Но, конечно, нам легче свалить ответственность за свои поступки на некоего старца… Читать, молиться — нам не до того… А неужели вы думаете, что сумеете спастись без общения с Богом?
Вот я про Афон-то вспомнил, а ведь на Святой Горе явственно чувствуется сила соборной молитвы. Я всё думал: в чём секрет Афонской благодати? Неужели только в огромном количестве святынь? Нет, не в том дело. Вот взгляните на любой из приходов — хоть бы и на наш: из ста человек молятся — не делают вид, а истинно молятся — только трое. Говорю об этом нашим батюшкам, а они мне: «Ты оптимист! Не трое, а один!». А вот на Афоне-то — там всё наоборот: там из ста человек 98 молятся! Вот где образец-то христианской жизни! — Царство Божие возможно и на земле, и оно показано там. И какая же благодать! Я вернулся, говорю о. Геннадию Бартову, нашему настоятелю: «Всё! Хочу постричься и на Афоне жить». — «Нет! — отвечает. — Забудь и думать об этом: нам собор восстанавливать надо!»
