— Так значит, вы и сейчас находите время для сочинения стихов? Руководящая работа, как будто, не располагает к занятиям поэзией…
— Пишу и сейчас, — и не меньше, чем раньше. И потом, что такое — «занятия поэзией»? Поэзия — это не занятие, это состояние души, а душа — она найдёт возможность взять своё. Я живу в Кронштадте, у меня на дорогу в Петербург и обратно каждый день уходит по четыре часа, — вот в дороге и приходят стихи.
— Как глава Санкт-Петербургской писательской организации, посоветуйте читателям, что из написанного в последнее время стоит почитать?
— Посоветовать-то я могу многое: люди пишут, пишут интересно, глубоко, красиво… Да как читателю найти эти книги? Тиражи-то мизерные! По 500, по 100 экземпляров… Вот, разве что в Книжной лавке писателя… Недавно Людмила Разумовская написала прекрасный роман «Русский остаток». Иван Михайлович Леонтьев издал книгу «Грядущее — по делам твоим» — сборник повестей и рассказов… Вячеслав Овсянников, Владимир Алексеев — замечательно пишут! Очень много талантливых писателей, — всех не перечислишь. Нельзя не вспомнить и такого члена Союза писателей, как Александр Григорьевич Раков и семь его прекрасных книг. Великая русская литература живёт, — но беда в том, что денежные мешки поставили между писателем и читателем железный занавес, через который пробиться очень тяжело. В советское время наши книги читали бы в метро, о них бы спорили, они имели бы какой-то отклик в людских душах, — а сейчас о них просто никто не знает. Наши писатели лишены возможности влиять на молодёжь, — теперь на молодёжь влияют телевизор и интернет, а нас аккуратно отодвинули в сторону. Слава Богу, что сохранился сам Союз Писателей! Ведь в начале преобразований многие говорили: нам не нужно никакое объединение, это-де пережиток тоталитаризма!.. Сейчас все понимают: в современных условиях писателю без союза не выжить. Раньше говорили, что бизнес станет помогать культуре… Кто сейчас питает подобные надежды? — все поняли, что бизнес зациклен только сам на себя. Раньше говорили, что писатели могут группироваться вокруг издательств. Но издательства — это тоже коммерческие организации, и, по большому счёту, до творчества им дела нет.
— Борис Александрович, а что, если человек «с улицы» захочет зайти на Звенигородскую, 22, — вы его выгоните?
— У нас двери ни для кого не закрыты, — мы же не элитный клуб. Вот, скажем, заседает секция поэзии, поэты читают коллегам свои новые стихи: пожалуйста, звоните нам, приходите, слушайте. Если вы, допустим, не любите поэзии — у нас есть и другие секции: секция прозы, драматургии, документальной прозы, детской литературы… Отчего же не прийти на их заседания: узнать новости литературной жизни, поучиться у профессионалов?.. Вот только не думайте, что здесь можно издать свои произведения: издательством мы не занимаемся. А в остальном… Мы проводим передвижные книжные выставки в детских домах, реабилитационных центрах и школах-интернатах. Мы устраивали серию вечеров, посвящённых Гоголю, Пушкину, современным поэтам, живым и недавно ушедшим… Одним словом, именно для того, чтобы люди знали, что литература ещё существует, должны быть творческие союзы. Сейчас, когда враги культуры объединены и действуют в строгой организации, по хорошо продуманному плану, одиночки не смогут им противостоять: их сомнут, раздавят разрушительные силы нового мирового порядка. Только вместе мы сможем дать отпор разрушителям и сохранить то великое, что выработала русская культура за многие столетия.
20. АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ
Был он человеком статным, на лицо приятным, был хозяином радушным и в беседе не скучным; был, по-нашему говоря, хорошим спортсменом, а с другой стороны — и старательным постником (нам такого поста и недели не выдержать), знатоком церковных служб, примерным семьянином. Сверх того, обладал он той особой скромной мудростью, которая позволяла ему не заноситься ни вправо, ни влево, ни вверх, ни вниз, но всегда следовать путём праведников и мудрецов, срединным, царским путём.
А каким ещё путём ему следовать, если он и был царём — Государем всея Руси Алексеем Михайловичем Романовым?
Любят сравнивать Алексея Михайловича с его младшим сыном Петром Алексеевичем. Одни говорят: при царе Алексее Русь точно в раю жила, а Пётр её в ад спихнул. Другие, напротив, утверждают, что Алексеевская застойная Россия сидела по уши в болоте, а Пётр придал ей какое-то движение, заставил русских побегать.
Что тут сказать? Страна — как человек: иногда ей нужно потрудиться, иногда — отдохнуть, иной раз — повоевать, а порою — воспользоваться плодами мира; правителю же важно не ошибиться, не перепутать времена. В чём нуждалась Россия в годы царствования Алексея Михайловича? Наверное, всё же в отдыхе, в мирной передышке. Из шторма Великой Смуты вышла она изрядно побитой, разорённой, обезлюдевшей, но — Победительницей. Надо было набираться сил перед новыми бурями. У отца Алексея Михайловича, у первого из Романовых, Михаила Феодоровича, сил хватило только на то, чтобы хоть как-то одолеть самую страшную разруху, вывести страну из глубокого беспамятства; второму Романову следовало больную страну вылечить, поставить на ноги и вывести её в ряд с прочими державами. А у Петра задача была иной: вырвать Россию из мировой провинции и сделать Сверхдержавой, Империей. Всё делалось постепенно, у каждого государя был свой фронт работ, и теперь мерить их одной меркой, как говорят, «не вполне корректно».
Алексей Михайлович был идеальным государем для переходного периода — от разрухи к величию. Он не любил резких движений — он сам старался жить в мире и благоденствии и людям не мешал обустраиваться. При нём Россия могла спокойно залечивать раны, набираться сил, отдыхать… Могла, но сумела ли?
Нет, всё не так просто. Если бы Россия была одна на планете, если бы не было под боком той же Польши, которую следовало окончательно сломить, если бы тайные враги не строили козни, если бы, если
