фруктов.
Забавлялись таким образом ребята не раз, и олененок уже привык: если на рогах бумажка, можно смело бежать к продуктовой палатке и требовать лакомства. Этим способом всегда можно было избавиться от надоедливых приставаний олененка.
Ягодный сезон был в разгаре, и юные моряки редкий день не от правлялись в глубь острова по ягоды. Зорик стал увязываться за ними, порядком мешая всем, да еще требовал за сопровождение львиную долю сбора. Он подталкивал рогами то одного, то другого, напоминая о том, что он здесь и не прочь полакомиться ягодами. Когда это надоедало, кто-нибудь из сборщиков кричал:
— Звеньевой! Настрочи ему записку. Пусть тетю Дусю наведает!
Звеньевым вменялось в обязанность носить всегда записную книжку и карандаш для учета ежедневных вахт. Через минуту Зорик метеором мчался в лагерь с наколотой на рога шутливой запиской.
В то время никто, конечно не думал, что быстроногий рогатый письмоносец сослужит благодаря этой нехитрой выучке неоценимую службу людям.
…Пестрой чередой проносились веселые дни отдыха и занимательной морской учебы. Гребли теперь ребята слаженно, молодцевато, даже красиво. Четко выполняли команды на парусных учениях, почти самостоятельно водили тяжелый катер. Взрослым все реже приходилось давать наставления при плаваниях.
Настала пора готовиться к большому зачетному плаванию н Калинин. «Нахимовец», заново надраенный и подкрашенный, на чал уже принимать в трюмы походный груз. Но за день до отплытия дежурный радист принес капитану тревожную сводку погоды: с норд-веста надвигался сильнейший шторм.
…Первым вестником бури опустилась на землю мертвая тишина. Расплавленным оловом поблескивало море под палящим небом. Ни колыхания, ни рябинки на всей бескрайней глади его. В жаркое марево закутался дальний берег. Стихли все голоса в лесу. Природа ждала бури настороженно, молчаливо.
С полдня на западе начали грудиться молочно-белые облачные столбы. Вслед за ними медленно, будто с усилием отдираясь от земли, поднималась у горизонта дымная туча. Так же медленно, но неотвратимо туча наваливалась на солнце, пока не похоронила его под своим черным крылом.
Вот вырвался из-под нее пронизывающий сырой ветерок, прочесал почерневшее море белыми гребешками, прошумел листвой на берегу и застрял где-то в лесной чаще. Не успело море успокоиться от первого порыва, как туча дохнула настоящим ураганом.
Далеко отставая от ветра, по морю покатился первый, взъерошенный вал. Затрещали обломанные сучья в лесу. Охнуло где-то поваленное дерево. Из черной тучи выпала остро сверкнувшая молния и с грохотом разломилась над морем.
Ребята в спешке заканчивали авральные работы: ставили шлюпки на дополнительные штормовые расчалки, откатывали подальше от берега бочки с горючим, закрепляли палатки.
Все с тревогой посматривали на катер. Там, кроме капитана и механика Василия Михайловича, дежурила сегодня спецвахта из старших ребят, уже третий сезон проводивших на воде.
«Нахимовец» тоже готовился к шторму. Вдоль палубы забелели протянутые штормовые леера, задраивались последние люки, из трубы лихорадочным пульсом выбивался дым — машина уже работала.
— Ну что они не снимаются? Чего ждут? — чуть не со слезами простонала Люся Миловидова. — Ведь волны, глядите, уже через корму перекатываются!
На судне и в самом деле что-то не ладилось. «Нахимовец» то взлетал на волнах, то проваливался между ними по самую палубу, но с места не трогался. На носу, у якорной лебедки, копошились фигурки в брезентовых штормовках уже потемневших от водяной пыли.
Береговая команда приостановила работу, хотя одна шлюпка так и осталась незакрепленной. Все с нетерпеньем ждали отхода катера.
— А знаете что, ребята! — крикнул Витя Макаров, и горло у него перехватило от волнения. — Ведь это они… они с якоря сняться не могут. Смотрите, как нос зарывается, когда лебедку включают! Значит, якорь в грунте…
Последних слов его никто не разобрал из-за оглушительного громового раската. И в тот же миг дружное «ура!» полетело в грохочущее небо. «Нахимовец» вдруг легко вскинулся на волне, лихо развернулся, подмигнул берегу ходовыми огнями и помчался в ближайшую бухту, расстилая по волнам пенистый шлейф.
Теперь, когда катер ушел в безопасное место, ребята повеселели. На берегу здесь и там замелькали зеленые штормовки. Ведь не каждому в жизни удается видеть настоящий шторм!
Ветер все крепчал. С моря на берег неслись под его напором клочья пены и брызги, стегающие в лицо, словно дробь. Поблескивая стальными переливами, взъерошиваясь шуршащей пеной, волны все яростней атаковали остров.
Тетя Дуся пряталась за спинами морячков, вздрагивала от ударов грома и пугливо пятилась от воды, когда бурливая волна стремительно катилась к берегу.
— Страсти, страсти-то какие! — повторяла она. — Уж не всемирный ли потоп начинается?!
— По палаткам! Живо! — скомандовала пионервожатая Вера, стараясь перекричать рев ветра.
В ту же минуту грянул ливень, и ребята сами помчались под защиту полотняных крыш.
На берегу осталась только штормовая вахта — Коля Власов и Лина Кулагина. Оба укрылись под фанерным навесом полевой кухни.
Вдруг Коля ухватил Лину за плечо.
— Смотри-ка! В такой шторм… — И задекламировал экспромтом — Навстречу — буря, ураган, но тверд, спокоен капитан…
За густой сеткой дождя, тяжело ковыляя в волнах, тащился по морю мощный буксир, волоча за собой три длинные черные баржи.
— Сейчас-то едва ли тот капитан «тверд и спокоен», — покачала головой Лина. — Не иначе надеялся, что успеет зайти в какую-нибудь бухту до шторма. Да разве теперь с такими «сундуками» проскочишь? Ты гляди, ведь они почти на месте стоят. Не справляется буксир с волнами-то!
В самом деле, с берега казалось, что караван невпопад пляшет на волнах, не двигаясь с места. Но это только казалось. Над трубою буксира клокотало синее облачко дыма, машины работали на полную мощность, и баржи упрямо, методично подминали волны своими тупыми носами. Постепенно караван стал удаляться и скоро вовсе скрылся за пологом дождя.
— Где-то наш Зорик сейчас? — вслух подумала Лина. — Вот уж, наверно, страху натерпелся, бедняга! Он сегодня, когда еще жарко было, ушел и…
— Стой! — вдруг перебил ее Коля. — Ведь это нашу шлюпку сорвало! Ну да, она и есть!
Среди волн, кланяясь во все стороны высокой белой мачтой, качалась пустая шлюпка. Ветром ее несло вдоль берега по тому направлению, в котором недавно скрылся караван.
Лина так и подскочила.
— Проворонили! Не поставили штормовые расчалки! — возмутилась она. — Ты, поэт, следи за остальными, а я побегу за этой. Ее, наверно, у Дальнего мыса на берег выкинет. Там и привяжу в случае чего.
И не успел Коля что-либо возразить, вахтенная уже мчалась по мокрому песку за удаляющейся лодкой.
Шлюпка, легкой пробкой подскакивала на волнах и оставалась в пределах видимости. Дождь, к счастью, прекратился. Только тугой порывистый ветер сметал с листвы мелкие брызги и хлестал ими в разгоряченное лицо. Лина откинула на спину капюшон штормовки и побежала быстрее.
Вот уже обозначился впереди лесистый мыс. Серой, теряющейся в тумане полосой он далеко уходил в море. У его берегов корчилась видная даже отсюда белая змейка прибоя.
Как назло, встопорщился на пути частый орешник. Боясь упустить лодку из вида, Лина плечом врезалась в мокрые, лопочущие на ветру кусты. За шелестом листвы ей послышалось вдруг — кто-то
