ломится сзади по ее следам. Прибавила шаг — преследователь не отставал. Явственно пощелкивали мокрые листья за спиной, потрескивали сучья. Изо всех сил сдерживаясь, чтобы не завизжать от страха, Лина вырвалась на открытую полянку.
Здесь она рискнула наконец оглянуться. Позади остановился Зорик — жалкий, промокший, словно бы похудевший от прилипшей к телу шерстки. Он уставился на Лину испуганными глазами и, казалось, просил защиты.
— Ну тебя, Зорик, — облегченно вздохнула Лина. — Напугал как! Не до тебя сейчас. — И она припустилась бегом, потому что лодка маячила уже далеко. Олененок постоял минутку и вскачь бросился догонять ее.
Заветный мыс все приближался. Будто сквозь мутную воду, проступили хмурые сосны. Волны в этом месте плашмя колотились о берег. При каждом ударе вверх взлетали буро-зеленые столбы воды, увенчанные пеной.
Вот она — последняя бухточка, забитая окатанными бревнами топляка. А вот и мыс! Басовитый гул сосен над головой не может заглушить здесь даже канонада волн, разбивающих берег в лобовой атаке.
Подмытые водой черные пни яростно отбивались от волн узловатыми корнями. Казалось, будто скопище гигантских пауков размахивает косматыми лапами, обороняя берег от взбесившегося моря.
Шлюпку несло к берегу. Расчет Лины оказался верным. Высокая волна подхватила шлюпку, свирепо швырнула на песок, затем, полузатопленную, опять соскребла за собой. Следующей волной огрузневшую, захлебнувшуюся лодку лишь приподняло, и она заклинилась между двумя коряжистыми пнями.
Еще не веря удаче, Лина бросилась с песчаного обрыва, как только внизу отхлынула зеленая глыбина волны. Конец оборванной причальной цепи еще хлестал по гулкому борту. Лину дважды с головой накрывало волнами и больно придавило к шлюпке, пока она привязывала цепь к корням. Но это же сущий пустяк. Главное — шлюпка все-таки спасена!
И вот только теперь, когда все тревоги остались позади, Лина почувствовала, до какой степени вымотала ее эта погоня. Сил хватило лишь на то, чтобы отступить в ложбинку, до первой сосны. Тут она, как подкошенная, повалилась на мокрый песок. Зорик будто того и ждал. Он подогнул трясущиеся коленки, приткнулся рядом с девочкой и осторожно положил мокрую головенку ей на колени. Кажется, впервые олененок так нуждался в человеческой ласке.
— Ничего, Зорик, — успокаивала Лина, обняв малыша за шею. Рука ее подрагивала от пережитого волнения и усталости. — Увидишь, теперь все будет хорошо. Сейчас отдохнем с тобой и отправимся в лагерь. Компот будем кушать. Давай-ка песок разроем, а то сверху сырой очень. Бр-р-р!
Внизу песок оказался не только сухим, но даже чуточку теплым. Настоящим блаженством было растянуться на нем. Лина прижала олененка к себе и закрыла глаза.
Ветер убаюкивающе гудел в вершинах сосен. Размеренно и гулко колотились в берег волны. Хотелось слать. И девочка наверняка задремала бы, если б не эти тревожные отрывистые гудки с моря. Зорик встрепенулся, вскинул голову. Лина тоже поднялась на локтях.
По волнам ковылял уже знакомый караван. Буксир все еще пытался обогнуть стрелу мыса, далеко вонзившуюся в море, но шквальный ветер отжимал баржи к берегу. Волнение в этом месте было особенно грозным, и буксир не справлялся… Однако что-то случилось с караваном. Последняя баржа явно отстает. Вот она медленно разворачивается боком к ветру. Ее несет сюда… Она оторвалась…
Сердце тревожно забилось. Что же теперь будет? В такой шторм баржу в щепки разобьет на мели. А ведь на ней определенно есть люди! Что делать? Чем помочь?..
«Нахимовец»! — мелькнула мысль. — Он сильный, он поможет… Только бы успеть!
— Бежим, Зорик! Бежим!
Обратно бежать труднее. Усталость пудовыми гирями висит на ногах. Встречный ветер упирается в грудь… Слетела бескозырка. Пусть! Не до нее… Мокрая штормовка раздувается парусом, вязнет в струях ветра… Долой ее! Теперь чуточку легче. Только бы успеть! Только не было бы уже поздно!..
Зорик скачет рядом. Глупый! Ничего не понимает. Мокрые кусты хлещут по лицу… Скорее! Скорей!
Поваленная сосна на пути. Обежать кругом некогда… Прыжок! Нога застревает в сплетенье поломанных сучьев. Лина падает. Вскакивает. И валится снова. В, левой ступне нестерпимая режущая боль. «Наверное, сломала ногу… Что же делать?»
Минуты две Лина неподвижно лежит на колком крошеве сучьев и хвои. Если не шевелиться, боль вроде бы затихает.
Зорик участливо тянется к ней, траурно-темные тучи безостанвочно бегут над тоненькой лирой его рогов.
— Уйди, Зорик! Ты ведь не поможешь.
Ляна напряженно думает. Пока грузная баржа остается на плаву, шторм для нее особенно не страшен. Но скоро-скоро она завязнет на мели, и тогда многотонные волны начнут разбивать в щепу ее смоленое черное брюхо. Люди будут тонуть, звать на помощь…
Счастливая догадка осеняет ее вдруг:
«Записку!.. Зорик таскал записки тете Дусе. Может быть, он и сейчас?..»
Лина торопливо шарит по карманам. Прекрасно! Записная книжка, пусть промокшая, здесь, в кармане тужурки. Вот и карандашик. Нетерпеливо листает книжку. В середке сохранилось несколько сухих листков. Так… Что же писать?..
«У Дальнего мыса погибает баржа. На ней люди. Спасайте! Семафорьте «Нахимовцу». Скорей. Скорей!» Хватит… О себе пока ничего не надо.
— Зорик! Подойди, милый, поближе. Еще ближе. Вот так… Чем же привязать?
Лина быстро расшнуровывает ботинок.
— Ну, Зорик, спокойно! Да не верти головой, глупыш ты этакий! Минутку… Ну, вот и готово. Беги теперь! К тете Дусе за компотом. Понимаешь?! Ну что же ты стоишь? Беги, тебе говорят! В лагерь! Понимаешь?
Зорик оторопело смотрит на нее и не трогается с места. Лина в отчаянье зажимает лицо руками.
— Ну, как объяснить тебе? — спрашивает она со слезами. — Ждешь еще один листок? На, вот!
Она открывает второй листок из блокнота и натыкает его на веточку рога.
— Теперь понимаешь?
Зорик скосил глаза на белый листок, тряхнул головой, потоптался на месте… и вдруг опрометью кинулся к лагерю. Лина улыбнулась сквозь слезы. Уж этот доставит вовремя! Зорик не опоздает…
Вон он мелькает между кустами на дальнем повороте.
— Спеши, Зорик! Спеши, дорогой!
Превозмогая боль, Лина садится на поваленное дерево. Отсюда видно море… С караваном творится что-то непонятное. Буксир бросил среди моря две уцелевшие баржи и торопится на помощь оторвавшейся. Волнами и ветром ее отнесло уже совсем близко к берегу… А те две покачиваются на месте. Наверно, бросили якоря.
Вот буксир, покрякивая надтреснутым гудком, пятится к одинокой барже. Зацепил. Тащит к остальным.
Лина облегченно вздохнула. «Может быть, все обойдется? Наверно, зря я такую тревогу подняла? Ничего не понимаю в морском деле и уже решила — погибнет баржа! Теперь ясно: все кончится благополучно… Но нет. Снова что-то не так… Из оставленных барж одна по-прежнему стоит на месте, а вторая, медленно покачивая бортами, разворачивается боком к ветру и уходит, уходит к берегу. Сорвалась с якоря.
Буксир отчаянно гудит, меняет курс, спешит наперерез…
Вот наконец догнали беглянку. Что-то долго толкутся на месте. Сцепили… Медленно разворачиваются против ветра. Волны белесыми столбами взлетают у тупых носов барж. Винт буксира вздыбил за кормой высокий пенный бугор. Баржи все еще стоят на месте. Нисколько не продвигаются. Вот, кажется, поползли. Но еле-еле…
Лина снимает ботинок с больной ноги. Стопа жутко распухла. О том, чтобы добираться в лагерь самой, нечего и думать. Придется ждать помощи здесь…
Снова гудки. Лина вздрагивает. Сейчас каждую минуту может нагрянуть новая беда… Так и есть!
