пытался выразить. Эта книга взята из жизни. Она задумывалась не как образец литературного мастерства, а как картина существующих условий и была написана так просто и выразительно, как только мог позволить английский язык».
Поначалу Драйзер пытался бороться с произволом издателей, он передает экземпляр романа фирме «Сенчюри» с предложением выкупить матрицы книги и переиздать ее. Через несколько дней секретарша в приемной фирмы возвратила ему роман со словами, что фирма даже не желает высказывать своего отношения к его предложению.
Писатель предложил издательству «Макклюр, Филипс энд компани» новый роман и передал для прочтения его первые главы. В ответ совладелец фирмы Джон Филипс ледяным тоном заявил, что если представленные главы романа отражают взгляды автора на литературное творчество, то ему лучше заняться чем-либо другим. Драйзер пытался заинтересовать новой книгой других издателей, но всюду натыкался на ледяной прием или просто закрытые двери. Ему недвусмысленно дали понять, что написавший «грязную» книгу автор не может рассчитывать на сочувствие американских издателей. Писателю был нанесен удар, от которого он не мог оправиться долгие годы: его второй роман вышел в свет только через одиннадцать лет.
Некоторые американские критики, в частности биограф писателя У. А. Сванберг, утверждают, что американская публика «просто не желала» читать «Сестру Керри». Но правда заключается в другом: ей «просто не дали возможности» ознакомиться с книгой, ибо в книжные магазины страны не было разослано ни одного экземпляра романа. «Сестра Керри» фактически оказалась под запретом, и прошли долгие годы, прежде чем читающая Америка смогла по достоинству оценить это незаурядное произведение.
В чем же было дело? Почему роман вызвал такую ненависть самых реакционных кругов американского общества?
Ответ на этот вопрос заключается в том, что реалист Т. Драйзер, как мы уже отмечали, в своем романе показал судьбу типичной американской женщины в условиях типичного общества большого американского города. Человек и общество — вот подлинная тема «Сестры Керри». На что может рассчитывать в процветающем буржуазном обществе неискушенная, преисполненная мечтаний юности невинная девушка? — спрашивает своим романом писатель. И отвечает: ее ждут только два пути — или беспросветное, полунищенское существование Минни Гансон, всегда без лишних жалоб приспосабливающейся к тем условиям жизни, какие мог обеспечить ей неустанный труд, или тот путь к наслаждениям, который издавна называют «древнейшей профессией».
Сестра Керри решает испытать судьбу — устраивается работницей на обувную фабрику. Но «холодный, расчетливый, лишенный поэзии мир» большого города сразу показывает, что ей нечего надеяться на лучшее будущее, работая на фабрике. У нее ежедневно перед глазами стоял пример ее собственной сестры Минни — жалкое существование, при котором жизнь «ей не сулит ничего, кроме тоски». Все ее существо восстало против этой безысходной действительности, в ней не прекращалась ни на минуту «борьба между желанием и разумом».
Керри становится на другой путь — путь обеспеченной содержанки Друэ, а затем Герствуда. «…Оба они казались ей олицетворением жизненного успеха. Они были для нее носителями всего самого желанного в жизни, полномочными послами комфорта и покоя, с блестящими верительными грамотами в руках». Но как только «представленный ими мир перестал манить ее», она безжалостно вычеркнула их из своего сердца. Керри становится удачливой актрисой, но не находит счастья, «среди всей мишуры и блеска, которые окружали ее… она осталась одна», мечтая «о таком счастье», какого ей «никогда не изведать».
Показав в первом романе жизнь такой, какая она есть в действительности, без всяких прикрас, Драйзер тем самым вскрыл моральное уродство буржуазного общества, показал всю его нравственную опустошенность. Бесхитростная жизненная история сестры Керри потрясает непредубежденного читателя именно своей обыденностью, своей житейской простотой. С точки зрения буржуазного обывателя, Керри достигла успеха — она пользуется славой, богата. Но тем не менее читатель вместе с Керри понимает, что не в богатстве суть, что жизнь Керри прошла напрасно, что окружающее общество убило в ней человека.
Это же буржуазное общество приводит к физической смерти другого героя романа — Герствуда. Образ Герствуда, история его падения — крупная удача автора. Мы знакомимся с ним в момент, когда он преуспевает в роли управляющего чикагским баром «Фицджеральд и Мой». «О нем говорили как о человеке преуспевающем и весьма светском… Большую часть времени Герствуд расхаживал по бару в элегантном костюме из заграничного материала, сверкая солитером на пальце и великолепной булавкой с голубым алмазом в галстуке, щеголяя изумительным жилетом непременно какого-нибудь нового фасона, массивной золотой цепью, замысловатым брелоком и часами наилучшей марки. Он знал по имени и приветствовал словами «А, здорово, старина!» сотни актеров, коммерсантов, политиков и множество всяких других людей, пользовавшихся известностью в городе, и этим отчасти объяснялись его популярность и успех».
Автор рисует образ дельца выше средней руки, человека «умного и хитрого в мелочах», который «был представителем нашего американского так называемого «высшего класса» и по жизненному уровню стоял лишь ступенью ниже денежных тузов». Конечно, в этом утверждении содержится известное преувеличение, но безусловно одно — Герствуд появляется на страницах романа как преуспевающий делец. Американские исследователи творчества Драйзера указывают, что, нарисовав образ Герствуда именно таким, писатель впервые в американской литературе изобразил образ «удачливого дельца». И изобразил его именно в тот момент, когда судьба готовится нанести ему первый удар и он покатится вниз. Если Керри в романе взбирается вверх по лестнице успеха, то Герствуд под ударами судьбы все время неумолимо движется вниз.
«Этот ведущий в романе образ неуправляемости судьбы, — подчеркивал Маттисен, — а надо сказать, что метания Герствуда описаны с настоящим мастерством, — становится символом всего общества, которое стремится изобразить Драйзер. Это общество, лишенное настоящего равенства людей, лишенное равновесия — в нем живут только люди, движущиеся либо вверх, либо вниз».
Постепенное скатывание Герствуда вниз начинается в тот момент, когда он берет крупную сумму денег из кассы бара, но сам он отчетливо осознает свое новое положение, лишь оказавшись в Нью-Йорке. «Какое бы положение ни занимал Герствуд в Чикаго, в Нью-Йорке он был лишь ничтожнейшей каплей в море». Но дело уже не столько в занимаемом положении, сколько в получаемых доходах. «Впервые за многие годы в голове его мелькнула мысль, что теперь нужно быть более расчетливым даже в мелких расходах. И мысль эта была весьма неприятна». Вместе с тем Керри только после приезда в Нью-Йорк «начала высказывать собственные мнения».
Однажды начав катиться вниз, Герствуд уже не может ничего изменить в своей судьбе. Совершенно одинокий в Нью-Йорке, «отрезанный от друзей, лишившийся не только своего скромного состояния, но и имени, вынужденный заново начать борьбу за существование, Герствуд с особенной остротой отдавал себе во всем этом отчет». Подлинный трагизм Герствуда в том, что, лишившись источников дохода, финансовой независимости, он перестает интересовать всех, даже наиболее близкого ему человека — Керри, ради которой он, собственно, и рисковал своим будущим. Писатель с подлинным мастерством рисует картину безжалостной американской действительности: всех интересовал Герствуд — управляющий баром, попросту говоря, Герствуд — денежный мешок, и никого не интересует Герствуд — человек, личность, оказавшаяся в беде. Брошенный Керри, без заработков и без жилья Герствуд нищенствует, пробивается подаянием, скитается из ночлежки в ночлежку. «Контраст, создаваемый чередованием сцен в заключительных главах, — утверждает Маттисен, — самая удачная композиционная находка Драйзера. Эти главы содержат и одну из лучших в американской прозе картин нищеты, анализ ее природы».
Читая созданные не только с доскональным знанием жизни, но и с подлинным блеском описания последних дней Герствуда, понимаешь, что нищета является такой же неотъемлемой стороной «американского образа жизни», как и богатство, что в США это явление не частное, личное, определяемое только неудачливостью или серьезными пороками отдельно взятого индивидуума, но явление социальное, так же присущее именно этому образу жизни, как и неудержимое стремление к материальным благам. Общество, в котором единственным идолом стал «золотой телец», не желает интересоваться судьбой тех, кто по разным причинам опускается на жизненное дно. И предоставленные самим себе, люди эти — у каждого из них под рубищем нищего бьется человеческое сердце — мечутся, словно птицы в клетке, в
