лошадей. Одежды у них верблюжьи да звериные. Никаких морозов не страшатся.
– Велика ли слава бить немощного? – усмехнулся князь. – Буртасы по мне.
Посмотрел на Истра весело:
– А у тебя душа не робкая?
– Я – варяг, – насупился Истр.
– Быть воином – еще не смелость. Отважишься ли снова пойти к буртасам, к их князю, и так сказать: «Святослав хочет идти на тебя».
– Прикажи, князь!
– Неделю гуляй, потешь себя, как душе твоей угодно, а там и в путь.
Свенельд заволновался, переглянулся с Вышатой, с другими боярами.
– Дозволь слово молвить, великий князь.
– Говори.
Воевода встал, подвигал густыми бровями, изобразил, будто что-то взвешивает на ладонях.
– Святослав! Разве Асмуд не учил тебя, что напасть на врага врасплох – половина победы. Запрутся буртасы в своем городе, что будем делать? Осаждать? Каган того не потерпит.
Святослав уронил голову на плечо, вытянул руки, вытянул ноги, захрапел. Ударил ладонями по гривам золотых коней на подлокотниках:
– Убивать спящих? Я – не печенег. Я – Святослав. Даже самые подлые враги будут предупреждены мною о моем приходе.
– Но ведь тогда к твоим приходам будут готовиться.
– Трепеща.
– Кто нынче знает о Святославе?! – воскликнул в сердцах Свенельд.
– У первого крылья сгорят на огне, второй без огня волдырями покроется, меня ожидаючи.
– Но ведь это лишние потери!
– Честь превыше всего! Честь.
Сидели бояре, думали. Иная пришла жизнь. Долго ждали, дождались…
Хождение по ловищам
Ярополк загоревал, отправляясь с бабушкой. Молитвы заставит учить, книги читать. Сначала страхи его оправдались.
Приезжая в погосты, молились, где был храм – в храме, где была часовня – в часовне. На службах стоять приходилось по многу часов, кланяться, падать на колени. Но чем дальше, земля становилась безлюдней. Пробирались через леса к ловищам, где жили ловчие. Жизнь у Ярополка стала привольной. Ловчие брали княжича проверять силки, поставленные на дичь. Показывали норы зверей.
Часть заготовленных зимой шкур охотники давали Ольге как дань, другую часть она покупала. Расплачивалась справедливо: хлебом, одеждой, оружием. Кто просил денег, давала деньги.
Однажды пришли к реке, веселой на отмелях, тихой, потаенной под сенью леса. Ольга поглядела на Ярополка заговорщицки и шепнула вдруг:
– Давай рыбки половим.
– А чем?! – удивился отрок, у них не было ни удочек, ни сети.
– Руками.
Дружину княгиня отправила лес рубить.
Сгорело от молнии село, княгиня явилась к погорельцам, как сама Божья милость. Приказала построить новое на новом, более пригожем месте.
Ярополк глядел на бабушку разиня рот.
– Руками?!
Ольга засмеялась, сбросила с плеч дорогую ферязь[41], разулась и вошла в реку.
– Раздевайся, раздевайся! – поманила внука.
Ярополк раздевался, а сам смотрел, как же это бабушка будет рыбу ловить?
Княгиня подбрела к тенистому берегу, завела руки под коренья. Затаилась. Перешла на другое место, на третье. И – плюх, плюх, плюх! В ее руках, хлеща хвостом, бился, извивался – налим. Бабушка шумно выскочила на берег, кинула рыбу в траву.
– Хорррош! Хорош! – завопил в восторге Ярополк. – Ух ты, рыбина! С аршин!
– Корзину неси, – сказала Ольга.
Ярополк принес корзину. Думал – рыбу складывать. Но бабушка пошла с корзиной в реку.
– Видишь, травка на отмели? Я корзину поставлю, а ты рыбу загоняй.
– Матушки вы мои! – ахнул Ярополк, когда бабушка ловко подняла корзину. На плеск и пляска. Попалось два больших окуня, полдюжины красноперок, язишка.
Потом ловили пескарей на мели. Таскали раков из нор.
Сами сложили костер, сами рыбу почистили. Бабушка бросила в уху листья смородины, целый пук трав.
Такой вкусной ухи Ярополк никогда еще не едывал.
За три дня дружина поставила сорок пятистенных срубов вместо былой дюжины избенок. Ольга отделила старших и средних сыновей. Четыре избы отдала молодым семьям. Обновленную весь одарила церковкой и оставила иеромонаха приготовить людей к крещению, крестить и преподать им Слово Божие.
Из лесов княгиня и дружина снова вышли в степь, к ловищам, где инородцы, получившие от Ольги защиту и землю, берегли от истребления туров. Инородцы эти были ассами.
Для великой княгини благодарное племя поставило огромный белый шатер. Пол в шатре выстлали белоснежными кошмами.
Нашелся для княгини стол и стул. Все остальные пировали на полу. Ярополка посадили рядом с ильком.
День был постный, еда мясная, но княгиня угощением не побрезговала, отведала от каждого блюда.
Два певца пели славу вещей царице славян и руссов, а когда трапеза завершилась, старейшины поднесли спасительнице турий рог, оправленный золотом. В тот рог был помещен другой рог, с крышкой, наполненный целебным бальзамом.
Княжичу подарили коня, седло и саблю, с тяжелым, для разящего удара, концом.
Вечером гостей повезли в степь смотреть туров.
С холма вид открывался на все четыре стороны. Петляли змейки речушек, кучерявились островки кустарников, рощ, темными морщинами пересекали землю ровные борозды оврагов, будто кто с сошкой прошел. С великой сошкой, понукая богатырскую Сивку-бурку.
Разглядели стада туров. Золотисто-бурые пятнышки на зеленом.
Ольга поклонилась ильку и старейшинам:
– Спасибо. Бережете дивного зверя.
– Покуда в Киеве есть хозяин – турам приволье, – ответил улыбчивый ильк.
Ольга вздохнула. Ей стали рассказывать, как приходится все время быть настороже. На целебные турьи рога ловцов множество.
Ярополк сначала слушал, а потом на облако загляделся. Почудилось: не туча грозовая катится краем неба – то человек в шлеме на коне. Голову дрема клонит. Щит за спиной, хвост у коня по ветру летит. Грива тоже полощется.
«Уж не Святогор ли?» – подумал Ярополк, поглядывая на взрослых.
Все были заняты беседой, каждый хотел что-то сказать великой княгине.
– Не видят, – прошептал Ярополк. – Одному мне показался.
Утром простились с сберегателями туров, поехали к ловищам, где добывали выдр и бобров.
Здесь один из ловчих пригласил великую княгиню и княжича есть медвежью голову. Медведь повадился драть коров, пришлось убить безобразника.
Медвежью голову поставили на широкий, с хороший стол, пенек. Вокруг пенька усадили великую княгиню, княжича, остальные места заняли сам охотник и его сыновья. Угощение раздавал глава
