— Что ж, — сказал Уилл, кладя руку ей на спину между лопатками и слегка подталкивая ко входу в ресторан, — ты сможешь высказать свои извинения, как только мы усядемся. Я надеюсь, за наш столик никого не посадили.
Это был маленький французский ресторан, в зале которого царил приятный полумрак. К заказанным ранее блюдам Уилл попросил принести полбутылки вина.
Бренвен запротестовала:
— Уилл! Не можем же мы пить среди дня!
— Конечно, можем. С французской кухней вино просто обязательно.
— Понятно. — Бренвен подавила смешок. — Еще одна из этих декадентских французских идей.
Уилл широко открыл глаза и поднял брови, отчего его высокий лоб показался еще выше.
— Я что, похож на человека, который занимается декадентской ерундой?
— Декадентской ерундой! — Теперь уже Бренвен не могла не рассмеяться. Она покачала головой, и волосы упали ей на лицо. — Нет. По правде говоря, ты выглядишь таким невинным по сравнению с некоторыми знакомыми твоего пола и возраста.
Она серьезно посмотрела на него и поняла, что сказала сейчас чистейшую правду. Когда он не смешил окружающих, его лицо было честным и почти болезненно открытым.
— Ну, как бы то ни было, — сказал он, — не думаю, что полбутылки вина могут доставить кому-то из нас неприятности. Особенно если учесть, что мы после ланча отправляемся на длинную прогулку.
— Хорошо, — кивнула Бренвен, — сегодня замечательный день.
Затем им принесли еду: устрицы «Сен-Жак», за которыми последовали зеленый салат и десерт.
Уилл посмотрел, как Бренвен ест шоколадный мусс, и подумал, что что-то случилось. Она была лакомкой, и смотреть, как ею поедается что-нибудь шоколадное со страстью маленького ребенка, было чистым наслаждением. Но сегодня что-то было не так. Сегодня она поглощала мусс автоматически, без обычной быстрой удовлетворенной улыбки и того невероятного облизывания кончиком языка, которое заставляло его почувствовать жар в тех местах, в которых он не должен был чувствовать никакого жара, когда находился рядом с ней. И кроме того, она была слишком молчалива. За эти годы они многому научились друг от друга. Уилл научился у Бренвен наслаждаться долгими периодами тишины; со временем он стал отличать по едва заметным признакам умиротворенное молчание Бренвен от ее молчания, когда ее что-то беспокоило. Бренвен научилась у Уилла выходить из состояния самопоглощения, поняла, что она может говорить вслух все, что приходит в голову. Ничего ужасного не произойдет. Сегодня ее явно что-то беспокоило.
— У тебя что-то на сердце. Хочешь рассказать мне?
Бренвен слегка улыбнулась, осуждая саму себя, отчего уголки ее губ не поднялись, а опустились.
— Это что, настолько очевидно?
— Милая, если ты не впадаешь в экстаз над чем-нибудь шоколадным, я точно знаю: что-то случилось!
— Ничего особенного. Просто сегодня утром меня постигло разочарование, и я еще не совсем оправилась от него.
— Расскажи, — мягко подтолкнул ее Уилл.
— Я ездила с утра в Джорджтаунский университет. Из-за этого и опоздала. Я оставила там свою машину, а пешком оказалось идти дольше, чем предполагала. — Она замолчала. Ей трудно было говорить о том, что она так долго держала в тайне, особенно когда это закончилось подобным образом. — Думаю, я действительно должна все тебе рассказать, поскольку, если смотреть правде в глаза, я бы вообще не оказалась там, если бы не ты. И не то влияние, которое ты на меня оказал.
— Ого! — сказал он шутливо, но его глаза внимательно смотрели на нее.
Бренвен сделала глубокий вдох и принялась за свое повествование.
— Я разговаривала сегодня утром с деканом, отвечающим за прием студентов, по поводу своего перехода туда сразу на старший курс. Понимаешь, у меня появилась эта безумная идея — получить степень бакалавра по журналистике вместо английского, а в Редмунде не преподают журналистику. Я уже практически закончила курс обучения и начала задумываться: что я собираюсь делать с этой степенью? Я не хочу преподавать, и мне нравится писать, а сейчас происходит столько важного и интересного! Гражданские права, борьба за мир, все эти хиппи, проблема наркотиков и тому подобное. Сейчас наступило решающее время, Уилл, и ты был тем человеком, который подтолкнул меня, заставил задуматься обо всем этом. Редмунд-колледж настолько изолирован от окружающего мира, что там даже никому и в голову не приходит, что единственные негры в кампусе — уборщики помещений! А меня уже просто тошнит от этого, правда. Поэтому я и подумала, что, может быть, я могла бы перевестись в Джорджтаун и получить диплом журналиста, даже если я и не закончу его так скоро, как закончила бы Редмунд-колледж.
— Я согласен со всем, что ты только что сказала. Так в чем же проблема?
Бренвен вздохнула. Ее ресницы опустились и скрыли глаза.
— Я глупа — в этом вся проблема. Я…
Уилл перебил, склонившись к ней через стол. Он схватил молодую женщину за руку и сжимал ее все крепче и крепче, пока она не посмотрела на него.
— Ты
— Это не оценки, Уилл, — слабо улыбнулась Бренвен. — С моими оценками все в порядке. Декан сказал, что они с удовольствием зачли бы все курсы, которые я прослушала в Редмунде. Проблема в том, что это слишком дорого. Я, конечно же, знала, что мне придется заплатить за обучение, и отложила немного денег, но я даже не представляла себе, что это будет стоить так дорого! Именно поэтому я и сказала, что глупа.
— Понятно. — Уилл выпустил ее руку и откинулся на спинку стула. Он не знал, что сказать. Он взял себе за правило никогда не упоминать в разговорах с Бренвен имя Джейсона Фарадея и не собирался спрашивать, почему Джейсон не станет платить за обучение. Поэтому он сидел молча, а затем поднял руку, давая сигнал официанту принести кофе.
Бренвен, которая уже сказала так много, продолжала:
— Я была просто потрясена, когда декан дал мне документы, которые нужно было заполнить для перевода. Я просто сидела там как идиотка, настолько я была смущена.
— Бренвен, но Редмунд-колледж тоже недешев. По правде говоря, у меня было такое впечатление, что обучение там стоит дороже, чем в любом другом месте поблизости, за исключением, пожалуй, университета Джона Хопкинса в Балтиморе.
— Может быть. Я думаю, для меня была сделана скидка, поскольку я — жена преподавателя колледжа. Джейсон сам занимался этим. Я оплачиваю все хозяйственные счета и никогда не видела среди них счета за обучение, поэтому у меня не было даже малейшего представления, сколько это может стоить. Как бы то ни было, я сидела там как идиотка, держа вступительные бумаги на коленях, и, конечно же, декан ожидал, что я вот-вот поднимусь и уйду, но я продолжала сидеть, и поэтому он спросил у меня, в чем дело. Я что-то пробормотала о том, что сожалею, что отняла у него так много времени, потому что я не могу заплатить такую сумму за обучение. Я пыталась отдать ему назад бумаги, но он велел мне оставить их у себя и направил в другой офис. Где предоставляют финансовую помощь.
— И? — Уилл уже догадался, что произошло: жена Джейсона Фарадея никоим образом не могла претендовать на стипендию или ссуду. Он увидел, как запылали щеки Бренвен, а глаза подернулись пеленой слез, и подумал, что декану было бы лучше избавить ее от этого унижения.
— Женщина, которая там служит, отнеслась ко мне и вполовину не так сочувственно, как декан. Она прямо сказала, что если жена хочет получить образование, а муж может себе это позволить, то он должен заплатить. Финансовая помощь существует для тех, кто действительно нуждается, а не для жен, которые просто не хотят просить у своих мужей денег! — Голос Бренвен сорвался, и она быстро наклонила голову и отхлебнула свой кофе. Ей не хотелось, чтобы Уилл видел, насколько близка она была к тому, чтобы заплакать.
Они молча двигались на северо-запад по обсаженным деревьями улицам. Уилл еще не сказал, куда
