а летом либо в отпуск, либо с курсантами на практику: на учебном корабле плавать.
— Подумаю, — серьезно ответил боцман.
— А вы, Тимофей Андреевич? — повернулся к Таволжанову Бурмистров. — Вы бы куда хотели?
— Я хочу продолжать службу на судне.
— «Кильдин», как вы знаете, становится на капитальный ремонт. Надолго. На пару лет. Чего вам, молодому, торчать на ремонте? — грубовато сказал Бурмистров, сосредоточенно разминая папиросу.
Тимофей растерянно посмотрел на него.
— Понимаю. Тогда, конечно, можно на какой-нибудь другой пароход направить… — неуверенно начал он.
— Почему на какой-нибудь? — весело сказал Бурмистров. — Нам такие люди нужны не на какие- нибудь пароходы, а на самые лучшие, на самые большие.
Тимофей выжидательно смотрел на начальника. Шулепов покосился на Бурмистрова и вдруг озорно подмигнул Тимофею и улыбнулся.
— Вот передо мной лежит заготовленный текст приказа о вашем назначении, штурман Таволжанов, — продолжал Бурмистров. — Я так и ожидал, что вы попроситесь направить вас на пароход. Так вот, я беру ручку, — он взял ручку, — и подписываю, — он подписал, — приказ о назначении штурмана Таволжанова старшим помощником капитана дизель-электрохода «Россия».
У Тимофея захватило дух. Это же самое новейшее судно, построенное по нашему заказу в Англии! Оно еще и сейчас стоит на заводе…
— Пойдете принимать «Россию» на «Ельце». Он через пару дней отходит. Так что будьте готовы, товарищ старпом. Будем встречать вас в Мурманске после первого рейса «России» из Ливерпуля во Францию и Голландию. Надеюсь, вы и впредь будете нести службу столь же безупречно, как и на «Кильдине».
— Буду стараться, — проговорил Тимофей и спросил: — А кто капитаном на «России» будет?
Бурмистров достал из папки документы и показал:
— Вчера министерство утвердило капитаном «России» товарища Шулепова.
Лицо Тимофея расплылось в улыбке.
Вместе с ним получили назначение на «Россию» еще двенадцать моряков из экипажа «Кильдина». Тимофей смотрел на них и радовался тому, что на новом дизель-электроходе вокруг него будут эти ребята, вместе с ним побывавшие в соленой купели. Такие не подведут.
Тимофей стоял на мостике «Ельца» и, пока пароход убирал швартовые и медленно выходил из ковша, все смотрел на причал, на раскинувшийся по склонам сопок город, вспоминал, как два года назад приехал сюда и начал плавать матросом на стареньком пароходе. Вспоминал короткие рейсы на регулярной, трудной линии малого каботажа… И вот новый пароход, новые плавания…
«Елец» вышел на фарватер и лег курсом на выходные створы. Прозвенел машинный телеграф, громче забурлила вода по бортам, и пароход, чуть вибрируя, начал набирать скорость.
На ровной, словно облитой маслом поверхности залива неподвижно сидели чайки.
Спасибо вам, белые птицы, за доброе предзнаменование!
ВЫШЕ НАС — ОДНО МОРЕ
На старых морских картах поморское становище называлось Семь Двориков. Несколько лет назад Семь Двориков влились в большой рыболовецкий колхоз, и с тех пор на новых картах упорно пишут длинное и нудное название: «Третье отделение рыболовецкого колхоза «Северное сияние». Но все жители становища, да и рыбаки Мурмана по-прежнему так и зовут это селение — Семь Двориков.
Сейчас уже никто не помнит имени того отчаянного рыбака, который решился поставить первую избу здесь, у самого берега моря, в распадке двух гололобых темно-коричневых сопок; на побережье есть места и получше. Сопки защищают селение лишь с юга. Отмель не позволяет подходить близко к берегу даже небольшим судам, и потому рейсовый каботажный пароходик «Харловка», появляющийся здесь два раза в месяц, становится на якорь и переправляет почту и груз на рыбачьих лодках. Пассажиров, как правило, сюда не бывает. При северных ветрах, даже и небольших (с точки зрения жителей поселка), «Харловка» проходит мимо, не задерживаясь. И тогда надо ждать еще две недели до очередного рейса.
Взрослое мужское население Семи Двориков целиком составляло экипаж рыболовного сейнера «Пикша». Капитаном сейнера вот уже много лет был Яков Антонович Богданов, знаменитый на Севере рыбак. Он родился и вырос в Семи Двориках, работал грузчиком в Мурманске, рыбачил в колхозе, колхоз и послал Богданова учиться на штурмана. Яков Антонович год проучился в Мурманске и сбежал из мореходки назад. «Можно и заочно учиться», — заявил он правлению колхоза. Три года назад Богданова избрали депутатом Верховного Совета.
Вот к этому человеку я и ехал сейчас на «Харловке». Редактор газеты, давая мне задание написать очерк о делах депутата, поднял прокуренный палец и погрозил:
— Смотри, Богданов — это фигура. Он не любит нашего брата газетчика. Но очерк нужен до зарезу.
…«Харловка» подошла к становищу и стала на якорь. Пароход ждал — на берегу толпились люди, а к борту судна торопилась большая рыбацкая лодка. Пока перегружали почту и груз, приехавшие с берега женщины осаждали ресторан, закупая пиво в бутылках, таранку, булочки и пирожные. Я стоял у борта и ждал сигнала. Погрузка закончилась, женщины перебрались по штормтрапу в лодку и требовали отдать концы. Они удивились, узнав, что к ним в становище есть пассажир, и с любопытством наблюдали за моими неумелыми упражнениями на штормтрапе.
Лодка отошла от парохода и направилась к берегу.
— Уж не к Якову ли Антоновичу? — ехидно улыбнулась дородная тетя, сидевшая за рулем.
Я кивнул.
Женщины засмеялись.
— Как же, держи карман шире! Так он и ждет вас, щелкоперов! Хватит с него и одного раза, — грубовато отрезала рулевая. — Уж лучше сразу откажись от этой затеи, это я тебе точно говорю.
«Харловка» протяжно загудела и, выбрав якорь, пошла своим курсом дальше. Густой черный дым низко стлался по морю чуть не до самого берега. В шлюпке размеренно поскрипывали уключины, тяжело плюхали в воду весла. Вдруг рулевая, невинно хлопая глазами, простодушно сказала:
— А Якова Антоновича-го нет сейчас в поселке, и вернется он из рейса не скоро. Радиограмма была с промысла.
Я мгновенно повернулся в сторону моря. Увы, «Харловка» еле виднелась на горизонте.
Черт! Не могли сказать об этом раньше. Теперь придется торчать в этих Семи Двориках целых две недели, пока не вернется «Харловка»… Да и то если хорошая погода выдастся…
Но, делать нечего, я смирился со своей участью и, пожав плечами, неторопливо ответил:
— Что ж, нет капитана — есть капитанши.
От хохота качнулась лодка. Женщины бросили весла и смеялись так, словно я сказал действительно что-то очень веселое. Я с недоумением смотрел на них и вдруг понял, отчего они так смеются. Мне стало жарко. Я почувствовал, как от шеи вверх по лицу медленно поползла и растеклась горячая струя.
— Извините, — пробормотал я, запинаясь. — Я совсем не в том смысле…
Но женщины развеселились еще пуще и стали отпускать довольно смелые шуточки по моему адресу. Я не знал, куда деться от стыда, я растерялся — вот это и подогревало веселое настроение моих спутниц. Мне бы просто поддержать их шутки, и все бы сразу кончилось…
Меня выручила все та же дородная тетя — рулевая.
— Ну, хватит, бабоньки! — властно прикрикнула она. — Парень совсем сгорел, не видите, что ли? А ты не смущайся, — повернулась она ко мне. — У нас народ такой, ядрено живет — ядрено и шутит.
