мою бедность и мое богатство!' (14.30 - 15.1). И в
. самом блоке 111 0, в предупреждениях и запретах
внимающим, говорится о произносящей речь, об
отношении к ней: 'Не будьте высокомерны, когда
я брошена на землю! И вы найдете меня среди идущих.
И не смотрите на меня, (попранную) в кучу
навоза, и не уходите и не оставляйте меня, когда я
брошена. И вы найдете меня в царствии' (15.2 - 9).
Но эти оброненные то тут, то там замечания говоряшей
о себе подчинены задаче наставить других, передать
им знание, изменить их. Блок 111 0 насыщен этим
обращенным к другим самоописанием - косвенным, а
отрывок 15.15 - 16 - и прямым ('Я же, я милосердна
и я немилосердна').
Снова плавный переход от сочетающего в себе
крайности восприятия людей в 111 0 к самоопределениям
111 С: 'В самом деле, почему презираете вы мой
страх и проклинаете мою гордыню? Но я та, кто во
всяческих страхах, и жестокость в трепете' (15.22 -
27). Экспрессия нарастает, все отчетливее дает знать
о себе тема знания - незнания, с самого начала
связанная с говорящей (13.13 - 15), вспыхивающая
и далее (14.23 - 27, особ. 26 - 27: 'Ибо я знание и
незнание'), все глубже захватывающая текст,
За новым самоопределением: 'Я неразумна и я
мудра' (15.29 - 30) - следует IV 0 с вопросами к
слушаюшим, предваряющими расширенный ответ на
них говорящей в IV С о знании и мудрости варваров
и эллинов ('Ведь я мудрость эллинов и знание
варваров. Я суд над эллинами и варварами' - 16. 3 -
6) . Противоположности знание - незнание сменяются
другими: жизнь - смерть, закон - беззаконие. (Отрывок
16.1 - 9 помимо прочего интересен сравнительно
редкими в документах из Наг-Хаммади упоминаниями
таких реалий, как 'Египет, эллины, варвары'. Заметим
попутно, что Египет вторично упоминаетсл в том же
сборнике, где переписан 'Гром', в 'Асклепии'.)
После ряда поворотов темы знания, как бы удаления
от нее ( 'Я, я безбожна, и я, чьих богов множество'.-
16.24 - 25), снова звучит: 'Я немудрая, и мудрость
получают от меня' (16.27 - 29).
В таких же контрастах повествуется и об отношении
к говорящей ее слушателей. В их восприятии
она видит себя как в зеркале, недоумевая из-за искажений,
задавая вопросы 'Почему... почему...' - и тут
же как бы отвечая на них чказанием на свое многообразие
в том или ином смысле.
Следующее за испорченным местом Ч 0, частично
восстаиавливаемое, содержит советы, выраженные
таким же, что и предыдущий текст, образным и во
многом темным для нашего понимания языком. Это
наставления тем, к кому обращена речь, наставления,
как обрести говорящую. И образный строй 'Толкования
о душе' ', и тем а детства в новозаветной традиции,
и многое другое напрашивается для сравнения. Но
даже если нечто подобное было у истоков текста,
остается вопрос, на чем сказалось влияние - на плане
его выражения или содержания.
Новая серия самоопределений (V С) по обыкновению
начинается с того же, о чем говорилось в предыдущем
обращении (17.35 - 18.1: 'Не отделяйте меня
от первых, которых вы [познали] ', 18.7 - 8: 'Я знаю,
я, [первых], и те, кто после меня, они знают [меня] ') .
В этих строках содержится намек на роль посредницы,
который есть и в самом начале произведения (13.2 - 4).
И там и тут дается представление о ряде качественных
понижений. Этот ряд в 13.2 - 4 связан говорящей
('я'), в 17.36 - 18.8 - отношением к знанию,
Следующее дальше определение: 'Я же (совершенный)
Ум и покой' (18.9 - 10) - побуждает вспомнить
название, где 'совершенный Ум' упомянут
рядом с 'Громом'. Судя по общей тексту особенности
- совмещении далеко отстоящих друг от друга
определений, однако имеющих отношение к одному
началу, и здесь эти два определения, возможно,
объединены не случайно. Заглавие произведения
'Гром. Совершенный Ум' указывает на одну смысловую
перспективу, здесь же - 'Я же [совершенный]
Ум и покой' - на другую. Вместе с тем повторение
слов 'совершенный Ум' позволяет думать, что речь
идет об одном начале, лишь освещаемом с разных
сторон.
Тема знания, которая с каждой строкой сильнее
и обнаженнее звучит в памятнике, все теснее сплетает
в нечто единое говорящую и слушающих: 'Я знание
моего поиска и находка тех, кто ищет меня, и
приказание тех, кто просит меня' (18.11 - 13).
И дальше слышится мотив, который со всей
мощью проходит в конце,- дается определение, выходящее
за рамки обычной жизни слушающих (18.14 -
20). Но текст возвращается к знакомым образам мира
и войны (ср. 14.31 - 32), чужака и общинника, чтобы
опять погрузиться в сферу наиболее общих категорий:
'Я сущность и то, что не есть сущность' (18.27 - 28).
Отрывок 18.27 - 19.4 заслуживает внимания, будучи
примером того, как обыгрывается одно слово
(в данном случае xxxxx), делая постепенным переход
к ведущей теме знания, как осуществляется 'сползание'
смысла через замещение одного слова в сходных
