по себе вызывать в памяти образ леопарда или чего-то, что он обычно делает. То есть, несмотря на то, что предупреждающие крики работают не как слова, они обладают двумя свойствами слов.
В четвертой главе мы увидели, что обученным обезьянам при всем их интеллекте требуется много времени, чтобы ухватить суть — понять идею того, что сигнал может относиться к определенному объекту, — даже несмотря на то, что, когда они уже разобрались, в чем дело, дальше выучивать новые сигналы для них не составляет труда. Эта медлительность в самом начале может во многом объясняться отсутствием в их СКЖ каких-либо сигналов, референтных хотя бы по функции. Даже если крики тревоги сами по себе не могут преобразоваться в слова, они могут помочь использующим их понять то, что сигнал может выражать нечто большее чем просто чувства, потребности и желания. Такие сигналы на самом деле могли способствовать их готовности к обучению словам.
А тем временем тысячелетия продолжали идти своим чередом, и вокруг становилось все травянее и травянее.
Даже несмотря на то, что краткосрочные изменения климата приводили к небольшим колебаниям туда-сюда, общей тенденцией было осушение земель. Леса отступали на восток и вверх, к вершинам гор Центральной Африки, которые все еще задерживали основную часть влажных воздушных потоков со стороны Атлантики. Лесные массивы сжимались и разбивались на мелкие части, съежившиеся до размеров узких аллей по берегам пересыхающих рек, или вовсе исчезали. Травы занимали их территорию, они волновались на ветру и после окончания коротких дождей быстро желтели, приобретая цвет шкуры льва. На этом новом и непривычном ландшафте приходилось выживать нашим предкам.
По всей вероятности, они практически не выжили.
Для всеядных животных жизнь в саванне тяжела. Редко где можно найти фрукты и орехи. Массивные австралопитеки с их мощными челюстями, перемалывающими клубни, еще как-то могли существовать. Помимо них и млекопитающих с рептилиями, которые были достаточно малы, чтобы выжить, питаясь только насекомыми, все обитатели саванны вынуждены были быть травоядными или плотоядными.
Другие приматы, приспособившиеся к жизни в саванне, например бабуины, пошли по травоядному пути. Но у бабуинов были миллионы лет, в течение которых они развивали подходящую пищеварительную систему. У грацильных австралопитеков такой роскоши, как бесконечное время, не было. Им необходимо было найти решение здесь и сейчас, в противном случае они исчезли бы.
Поедание мяса выглядело как единственный приемлемый путь. Поскольку все человекообразные обезьяны время от времени питались мясом, проблем с пищеварением у них не возникло бы. К примеру, в лесу шимпанзе имели возможность охотиться на менее крупных обезьян, окружая дерево и отрезая все пути отхода. Но как вы себе представляете это на открытом пространстве, где потенциальные пути для бегства — на все 360 градусов? Для многих хищников, по размеру сопоставимых с австралопитеками, ответом на это стала высочайшая скорость передвижения, по крайней мере на короткие дистанции. Но, несмотря на все преимущества хождения на двух ногах, на четырех обычно получается передвигаться быстрее.
Конечно, всегда можно охотиться из засады. Интеллекта приматов на это вполне бы хватило. И я уверен, что австралопитеки слонялись вокруг рек и ручьев, спрятавшись в высокой траве, способные часами сидеть неподвижно, если это требовалось, и поджидали шанса внезапно наброситься на кого- нибудь, пока он не успел среагировать. Но если уж вы зашли так далеко, что вы будете делать дальше? Если ваша жертва размером с кролика, ей можно свернуть шею. С добычей большего размера возникнут трудности. У вас нет ни одного из инструментов настоящих хищников — ни сильных челюстей с острыми зубами, чтобы перегрызать горло, ни крючковатых когтей, чтобы разрывать его плоть. Попробуйте голыми руками убить даже небольшого оленя — вы увидите, о чем я говорю. А насколько мне известно, на этом этапе развития у наших предков еще не было никакого оружия.
На самом деле я очень хотел бы взять тех, кто все еще продолжает верить, что наши дальние предки жили охотой, бросить их в современной саванне без еды и с пустыми руками и посмотреть, как долго они продержатся. Ну не совсем с пустыми — я буду достаточно мягкосердечен и оставлю им мобильный телефон, чтобы я мог приехать и забрать их оттуда, когда они начнут звать на помощь. Из этого получилось бы как минимум отличное реалити-шоу.
Кроме шуток, на самом деле есть один вид охоты, которым они могли овладеть, — это преследование, предполагающее изматывание жертвы.
Нам известно, что такая охота-преследование все еще практикуется некоторыми сохранившимися до сих пор племенами охотников и собирателей. Мы не знаем, насколько это древний способ. Использующий его охотник просто выбирает животное и преследует его. Конечно, на небольших расстояниях животное может передвигаться значительно быстрее. Но оно не может бежать бесконечно, а охотник может.
Это один из огромных плюсов хождения на двух ногах — может, вы не очень-то быстры, зато способны долго поддерживать темп. Вряд ли преследование — именно то, что послужило причиной отбора прямохождения, — сотни тысяч, если не миллионы лет должны были потребоваться для того, чтобы сформировать соответствующее физическое строение, жесткий хребет и мышечный контроль, достаточные для успешной охоты-преследования. Но когда все это уже было сформировано, такая охота ставила жертву в ситуацию, с которой она никогда раньше не сталкивалась. Большинство других хищников выдыхались после первого броска. Если он не был успешным, они отступали, отдыхали и восстанавливали силы для следующего удара. У жертв не было стратегий, помогающих им справляться с такими хищниками, которые, словно батарейка Энерджайзер, просто продолжали работать. Раньше или позже жертвы падали практически без сознания. Даже если вам нечем было их убить, вы могли дождаться, пока они сами умрут от жажды и/или изнеможения.
Проблема с преследованием жертв заключается в том, что вы сами могли в итоге стать жертвой. Групповая охота тут не подходила, потому что одним животным — настолько маленьким, что оно стало убегать, а не нападать на вас, — не смогла бы наесться целая группа. Поэтому вы оставались в одиночестве, ну в лучшем случае с товарищем или двумя, вдали от защиты группы, может, на расстоянии в несколько километров, а может, и в нескольких днях пути, не имея хороших оборонительных средств. Поскольку практически все время вы бы двигались, вы очень быстро почувствовали бы на себе взгляд другого хищника, чьи глаза неустанно сканируют саванну в поисках чего-нибудь на обед.
Поэтому, несмотря на то что австралопитеки в принципе могли добывать пищу при помощи преследования жертв, я сильно сомневаюсь, что они так и делали прежде, чем изобрели какое-никакое оружие, возможно копье, которое ставило бы их в более равные условия с другими хищниками. Насколько мне известно, пригодные для охоты копья появились, может быть, миллион лет назад, а мы говорим о сроке в два с половиной миллиона. Может, заостренная палка? Да бросьте, это же не курс по выживанию из комедии Монти Пайтона. Это реальность в стиле позднего плиоцена.
Остается только одна альтернатива: питаться падалью.
Но и с падалью были проблемы.
Существует естественная иерархия падальщиков. Большие кошки находятся на самом ее верху, выше гиен, диких собак и прочих. Но если имеется только парочка крупных падальщиков и множество более мелких, иерархия может перевернуться. Еще ниже располагаются грифы, подъедающие практически все, что оставляют после себя четвероногие падальщики. А куда же в эту иерархию мог пристроиться австралопитек?
Куда бы вы поместили любое новое начинание? Конечно, в самый низ. А что может остаться после грифов? Ну в лучшем случае — одни кости.
Если когда-либо какому-то виду и требовалось сформировать новую нишу, то
