В ответ на один из таких отзывов Тургенев писал: «Я чувствую, что мастер стоял перед моей картиной, смотрел на нее и одобрительно кивнул головой…»
В Круассе, где Флобер жил постоянно, Тургенев приехал в первый раз в ноябре 1868 года, когда тот работал над романом «Воспитание чувств». Он пробыл там недолго — всего лишь день. Желая услышать мнение знатока, посвященного в тайны писательского мастерства, Флобер познакомил своего гостя с отдельными главами «Воспитания чувств». Они произвели на Тургенева большое впечатление.
Уезжая, он просил Флобера прислать ему и другие главы романа. Просьбу его Флобер исполнил, и 24 ноября Тургенев писал своему другу: «Если весь Ваш роман так же сильно написан, как те отрывки, которые Вы мне прислали, то Вы создали шедевр!»
Флобера и Тургенева сближали не только общность литературных вкусов, любовь к искусству и широкая эрудиция, но отчасти и сходство характеров.
Они любили бывать вместе, и им казалось, что они никогда не наговорятся вдоволь. Постепенно обоюдная симпатия перешла в неразрывную интимную дружбу.
После франко-прусской войны 1870 года вокруг Флобера объединились наиболее талантливые молодые французские писатели, «внуки Бальзака» — Эмиль Золя, Альфонс Доде и Ги де Мопассан. Через Флобера Тургенев познакомился с ними и примкнул к «кружку пяти». Входившие в этот кружок писатели время от времени встречались на артистических обедах, носивших название то «обедов Флобера», то «обедов освистанных авторов», то есть писателей, подвергавшихся когда-либо резким нападкам со стороны критики или публики.
Альфонс Доде в своей книге «Тридцать лет парижской жизни» так рисует обстановку этих дружеских встреч: «Мы садились за обед в семь часов вечера, а в два ночи еще не вставали с мест. Мы отсылали лакеев (напрасная предосторожность, так как могучий голос Флобера разносился по всему дому) и принимались говорить о литературе. У кого-нибудь из нас всегда была только что вышедшая книга, то «Искушение святого Антония» и «Три повести» Флобера, то «Девица Элиза» Эдмонда Гонкура, то «Аббат Мурэ» Золя. Тургенев принес «Живые мощи» и «Новь», я — «Фромона», «Джека», «Набоба». Мы толковали друг с другом по душе, открыто, без лести, без взаимных восхищений».
Когда Флобер покидал Круассе и приезжал на время в Париж, Тургенев каждое воскресенье посещал его квартиру, где в этот день собирался цвет столичной интеллигенции: писатели, художники, ученые, журналисты, издатели.
Тургенев, по словам Мопассана, обычно приходил первый, и хозяин, радостно встречая его, целовал, как брата. Случалось, что Иван Сергеевич приносил с со. бою книги Пушкина, Гёте, Шекспира и, усевшись в глубокое кресло, свободно переводил своим французским друзьям произведения великих писателей.
Одна из таких встреч запечатлена в дневнике Эдмонда Гонкура — он рассказывает о чтении Тургеневым «Прометея» Гёте: «Слушая этот перевод, в котором Тургенев старался передать нам молодую жизнь рождающегося мира, трепет которого слышится в словах Гёте, я был поражен непринужденностью и в то же время смелостью его выражений».
В семидесятые годы и в начале восьмидесятых Тургенев особенно деятельно способствовал сближению русской и западноевропейских литератур и прежде всего французской. Благодаря его содействию появлялись переводы на французский, английский, немецкий языки сочинений Пушкина, Гоголя, Крылова, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина, Писемского. К некоторым изданиям он давал предисловия, популяризируя за рубежом лучшие произведения русской литературы.
С другой стороны, он стремился продвинуть в русские журналы произведения Флобера, Золя, Мопассана, Гейне и других писателей. Не надеясь на то, что новеллы Флобера «Иродиада» и «Легенда о Юлиане Странноприимце», написанные «мраморным слогом», смогут быть достойным образом переведены для русских читателей, Тургенев сам взялся за их перевод и отнесся к этой задаче с исключительным усердием. Это был, как он говорил, «труд любви».
Золя всегда вспоминал с благодарностью, что именно Тургенев представил его русской публике в самый тяжелый момент его литературной карьеры. В то время молодой французский писатель подвергался гонениям за свою публицистическую статью «На следующий день после кризиса».
«Ни один журнал, — говорил он, — меня не печатал, я умирал с голода, меня отовсюду гнали, и вот тогда он ввел меня в эту великую Россию, где меня с тех пор очень полюбили».
При содействии Тургенева романы Золя «Проступок аббата Мурэ» и «Его превосходительство Эжен Ругон» были опубликованы на русском языке прежде, чем на французском.
В 1875 году Золя становится по инициативе Тургенева постоянным сотрудником журнала «Вестник Европы», где он напечатал более шестидесяти статей и очерков, касавшихся главным образом вопросов литературы и искусства. Золя утверждал, что Россия возвратила ему веру и силу, предоставив трибуну и живую, отзывчивую аудиторию. В дальнейшем, получив широкое признание в России, Эмиль Золя на все предложения русских издателей неизменно отвечал:
— Позвольте мне прежде переговорить с моим другом Тургеневым: он так много для меня сделал, что я привык ему верить и никакого дела не начинать без его совета во всем, что касается русской литературы и прессы.
Не только Золя, но и Эдмонд Гонкур, Доде, Мопассан единодушно свидетельствовали о сильном и благотворном влиянии на них Тургенева. В беседах с ними русский писатель часто говорил о необходимости изучать прежде всего живую действительность, которая должна быть основой настоящего искусства.
Близость к народу, «тщательное и добросовестное воспроизведение народного быта» — вот что особенно ценил Тургенев в произведениях литературы и искусства.
«Его литературные взгляды, — говорит Мопассан, — имели тем большую ценность и весомость, что он не просто выражал суждение с той ограниченной и специальной точки зрения, которой все мы придерживаемся, но проводил нечто вроде сравнения между всеми литературами всех народов мира, которые он основательно знал, расширяя таким образом поле своих наблюдений и сопоставляя две книги, появившиеся на двух концах земного шара и написанные на разных языках».
Мопассан, как и другие французские писатели того времени, признает, что Тургенев в большой мере способствовал распространению реализма во Франции. Его прогрессивные взгляды на задачи литературы явились для этих авторов своего рода откровением. Старые формы романа, построенного на искусственной интриге, не удовлетворяли Тургенева. Он часто внушал своим французским друзьям, что в основе романа должна лежать действительность, а не надуманные приключения.
Называя себя учеником Тургенева, Мопассан восхищался гениальным романистом, изъездившим весь свет, знавшим всех великих людей своего времени, прочитавшим все, что только в силах прочитать человек, и говорившим на всех языках Европы так же свободно, как на своем родном.
Он ставил Тургенева в один ряд с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем и говорил, что Россия должна быть обязана Тургеневу глубокой и вечной признательностью, «ибо он оставил ее народу нечто бессмертное и неоценимое — свое искусство… Люди, подобные ему, стяжают любовь всех благородных умов мира».
ГЛАВА XXVIII
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ
Зимы Тургенев проводил в Париже, живя на улице Дуэ, в верхнем этаже дома, приобретенного им и Виардо. В рабочем кабинете Ивана Сергеевича, просто обставленном, стоял большой письменный стол, заваленный книгами и газетами. В особой комнате размещалась библиотека, где на полках находились его любимые книги: сочинения Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Гоголя, Шекспира, Шиллера, Гёте, Гейне…
А летом он обычно переезжал в Буживаль, под Парижем, где находилась усадьба Виардо — «Ясени», рядом с которой в живописном парке у него была уютная, небольшая дача, вся в цветах и в зелени.
Один из посетителей парижского дома Полины Виардо познакомился у нее в 1872 году с Тургеневым.
