О судьбе этих альбомов Василий Константинович беспокоился больше, чем о своей собственной. На первом же допросе он поспешил задать вопрос следователю:
— Что с моими альбомами?
— Все в порядке, — ответил тот. — Сейчас мы с вами о них побеседуем.
— Разве меня привели сюда для филателистической беседы?
— Конечно.
— Значит, я не арестован?
Следователь сделал протестующий жест, подняв обе ладони вверх.
— О, нет. Вы только временно задержаны для выяснения некоторых… обстоятельств.
— Так, что же вы хотите знать о филателии? — приободрившись спросил Василий Константинович.
— А вот я вам сейчас задам несколько вопросов об этой самой штуке, — ответил энкаведист.
Достав из стоявшего за его спиною шкафа шесть больших и толстых книг, он разложил их на столе. Василий Константинович невольно потянулся к ним; это были его альбомы с марками.
— Ваше имущество? — кивнул на них головой следователь.
— Да-да. Конечно. Мое, — торопливо-срывающимся голосом подтвердил Василий Константинович.
— Все шесть?
— Да, все.
Голос следователя сделался вкрадчивым.
— А скажите, вы марки в них многим показывали? Василий Константинович насторожился. Даже он, почти оторвавшийся от советского бытия филателист, почуял ловушку в вопросе, только что заданном ему энкаведистом. Не дождавшись ответа, следователь повторил вопрос:
— Ну? Кому вы показывали альбомы?
— Разным людям… Коллекционерам, — нерешительно произнес Василий Константинович.
— Имейте ввиду, что нам о вас все известно, — заметил следователь. — Поэтому советую ничего не скрывать. Вас посещали.
Назвав несколько фамилий городских филателистов, он спросил:
Приходили они к вам?
— Да, но что же в этом особенного? — спросил Василий Константинович.
— Ничего особенного. Я только хотел вам доказать, что от нас скрыть даже никакую мелочь невозможно.
— Но мне нечего скрывать.
— Вот и отлично. Впрочем, перечислением ваших
знакомств мы займемся после, а теперь перейдем к другим вопросам.
Раскрыв один из альбомов, энкаведист провел пальцем по ряду марок бледных расцветок с одинаковым изображением женской головы в короне.
— Что это за гражданочка тут нарисована?
— Королева Виктория, — ответил следователю Василий Константинович, удивившись, что тот не знает такой простой вещи, известной любому начинающему филателисту.
— Та-ак. А какая королева?
— Английская.
Следователь перевернул несколько страниц альбома.
— А это кто?
Василий Константинович взглянул по направлению пальца энкаведиста и сразу почувствовал себя как-то нехорошо. Следовательская ловушка обрисовалась слишком отчетливо. Со страницы альбома, с наклеенных там немецких марок, искоса смотрел на них человек, чьи усики и клок волос на лбу пользовались во всем мире более, чем мрачной известностью.
— Кто это? — повторил следователь.
Василий Константинович с трудом выдохнул:
— Гитлер.
Энкаведист, криво и недобро ухмыльнувшись, перевернул еще несколько страниц.
— Так-так. А вот и наши советские марки. Скажите, вот эти, с портретом товарища Ленина, дороже или дешевле тех, на которых нарисована английская королева?
— По каталогу марки с королевой Викторией дороже, а вообще…
Закончить объяснение сравнительной стоимости марок Василию Константиновичу не удалось. На бедную голову филателиста следователь обрушил ряд вопросов, каждый из которых был обвинением:
— Значит, по-вашему, английские капиталистические марки ценнее советских? Значит, вы королеву наших классовых врагов цените больше, чем Ленина? А Гитлера еще больше? А знаете, что это злостная контрреволюция? Знаете, что, показывая ваши вражеские марки другим, вы вели антисоветскую агитацию?
— Позвольте! Какая же агитация? Ведь это просто коллекционирование почтовых марок. Такие марки, как у меня, имеют в городе десятки филателистов, — пробовал оправдаться Василий Константинович.
— Не беспокойтесь. Мы и до них доберемся, — угрожающе пообещал следователь…
К концу допроса Василию Константиновичу стало ясно, что он энкаведистами 'задержан' надолго.
Я читал обвинительное заключение по 'делу' Василия Константиновича. В нем, между прочим, было написано:
'Возглавлял контрреволюционную организацию, занимавшуюся преступной антисоветской агитацией и хитро маскировавшуюся под коллекционеров почтовых марок'.
8. Скаут
На сборе отряда юных пионеров, после беседы вожатого о том, как возникла в СССР детская пионерская организация и ее целях и задачах, Толя Клюшкин неожиданно заявил:
— А вот мой дядя про юных пионеров рассказывает совсем другое.
— Что именно? — не без тревоги спросил вожатый отряда.
— Дядя говорит, что у пионеров своего ничего нету, что для них коммунисты все украли у скаутов.
От такого категорического утверждения восьмилетнего малыша глаза вожатого полезли на лоб, а дыхание на миг остановилось в груди. Кое-как справившись со своими глазами и дыханием, вожатый напустился на Толю:
— Как ты смеешь такие слова говорить?! Кто тебя этому научил? За это мы тебя из отряда исключим! Ты позоришь высокое звание юного пионера!
— Я не виноват. Это дядя, — захныкал Толя.
— Врет твой дядя.
— Нет. Он знает.
— Откуда?
— Он еще при царе в скаутах состоял…
Толя был исключен из пионерского отряда, а его дядю 'пригласили' в управление НКВД.
— Садитесь. Побеседуем… При царском режиме вы, кажется, состояли в организации скаутов?
— Да. Состоял.
— Ну и как? Хорошо там было?
— Да, гм… как вам сказать?
— Откровенно говорите. Во избежание неприятностей.
— Для мальчишки там было не плохо.
