разлагает, разрушает, создаст и совершенствует, и заставляет три изначальных цвета, то есть черный, белый и красный[46], проявиться. И с помощью нашего огня целебное средство будет увеличиваться посредством добавления грубой материи не только в количестве, но и в качестве и в ценности. Из этого следует, что нужно со всем усердием искать сего огня, поскольку, однажды найденный, он удовлетворит любое желание, ибо он выполняет всю работу, и он есть истинный ключ всех (философов), никем не найденный. Усвой хорошо то, что я сказал о свойствах этого (огня), и ты с необходимостью познаешь его, в противном случае он будет скрыт от твоих глаз.
Движимый щедростью, я написал тебе об этих вещах, но я должен говорить прикровенно, ибо этот (огонь) не изменяется в соприкосновении с (материей), поскольку в нем нет ничего от материи, как я говорил раньше. И все эти вещи являются предостережением лучшим Сынам Искусства[47], дабы они не тратили бессмысленно свои средства, но знали, чего им следует искать, ибо это единственный путь, которым они могут познать совершенство тайны, и никак иначе.
Прощай».
Перед тем как передать письмо со своими пояснениями императору, Майер присовокупил к нему свои замечания по поводу использованных тайных символов, заявив, что «хорошо известные символы для обозначения семи металлов»[48] в действительности были символами планет, связанных с ними. Первичные же элементы бытия, как то земля, вода, воздух и огонь, обозначаются символами столь хорошо известными, что к ним уже давно нельзя применить понятия тайны. Они весьма древние, и были впервые обнаружены высеченными (с небольшими отличиями) на монументах Хинду в Китае, возраст которых неизвестен.
ВОЗДУХ
ОГОНЬ
ВОДА
ЗЕМЛЯ
Часто тайна оберегается тем, что для обозначения одного и того же понятия или операции используются различные символы, как, например, для тигля, но гораздо запутаннее случай, когда один символ используется для нескольких несоотносимых друг с другом предметов. Произвольное значение этих символов привело к необходимости создания ключей, объясняющих их, и один из самых ясных ключей появляется в трактатах Генриха Эшенройтера. Они были обнаружены 6 мая 1403 г. в стенах монастыря церкви в Шварцбахе одним Адептом алхимии, который перепрятал их в монастыре Мариеицель в Тюрингии. Там они были найдены десятого октября 1489 г. Лучшие современные издания содержат ключи к многочисленным символам, и ключи эти, несомненно, есть собственность императорского библиотекаря, несмотря на это, я, Михаил Майер, привожу копию, с помощью которой многие непостижимые тайны могут быть раскрыты и проблемы — решены».
Часть этого ключа мы приводим здесь, в оригинале пояснения были на латыни, и при этом написаны задом наперед, чтобы смутить непосвященного.
Глава XIV
Трагедия в королевских конюшнях
Есть в лавке аптекаря сотни лекарств.
Целебный отвар кипячу без коварств;
Я сахар в реторте с лекарством мешаю,
Слабительное, в общем, изготовляю.
Чтоб силы в больного и слабого влить,
Настойки я дам ему свежей испить.
Так, с мудрой прилежностью и добротой,
Варю для больных по рецепту настой.
Одним знойным вечером в середине лета несколько крестьян были заняты прополкой сорняков и обрезкой кустов в причудливом императорском саду, который опоясывал северную оконечность Градчан. Руководил их работой светловолосый, сравнительно молодой еще мужчина, чья наружность и главным образом выражение лица выдавали в нем человека, стоящего много выше работяг, орудовавших лопатами и садовыми ножницами. Он давал им четкие указания, исполненные знания и хорошего вкуса, и, лишь взглянув на роскошные клумбы и аккуратно подстриженные деревья, случайный наблюдатель мог бы убедиться в талантах юного флориста. Присмотревшись внимательнее, можно было увидеть, что он весьма тщательно осматривает редкие цветы и собирает семена, упавшие с незнакомых растений, привезенных из-за границы, что наводит на мысль, будто в действительности он не просто садовник, но ботаник. Он отделял яркий венчик цветка и рассматривал его сердцевину и тонкие тычинки, обрамлявшие ее, отмечая мельчайшие детали с помощью небольшого стекла, чья поверхность была изогнута наподобие бобового зерна. За тем, как он изучал цветки и бросал ставшие ненужными их части на землю, наблюдал один из старых крестьян. Периодически крестьянин вздыхал и крутил узловатым пальцем у своего низкого лба, показывая другим рабочим, что их начальник, по-видимому, сошел с ума.
Солнце начало клониться к закату, и молодой человек оставил садовников, направившись вниз по холму к текущей у его подножия реке. Когда он проходил мимо клеток с дикими зверями, те признали в нем своего старого друга, а Оттакар, любимый лев императора, издал тихий приветственный рык. Следуя извилистым путем к реке, Якоб Хорчицки, а именно так звали этого ботаника и эмбриолога, перешел обмелевшую Влтаву по каменному мосту, построенному при Карле IV, и на другом берегу встретился с элегантным молодым офицером, чей костюм и знаки отличия говорили о том, что тот является лейтенантом кавалерии. Увидев Якоба, офицер заметно ускорил шаг, дабы поскорее сердечно поприветствовать друга. Вместе они двинулись в путь по узким, извилистым, вымощенным брусчаткой улицам старой Праги. Офицер говорил о замечательных лошадях из королевских конюшен, называя их всяческими ласковыми именами; Якоб болтал о делах сердечных, и оба они часто поминали имя некой несравненной фройляйн Софи, чьи причуды доставляли немало хлопот лейтенанту.
Пройдя мимо древнего еврейского кладбища, двое друзей достигли Цыганской улицы и вскоре прошли под аркой большого дома — справа от них оказалась дверь, надпись над которой — «Городская аптека» — говорила сама за себя. На уровни груди взрослого мужчины в двери имелось узкое окно с подоконником, так что посетители могли общаться с аптекарем, даже не входя в лавку. Взглянув в окно, Якоб привычным движением открыл его, сдвинув в сторону скользящую раму, и почтительно поприветствовал находившихся в магазине врачей, после чего, взяв лейтенанта под руку, провел его в дверь, располагавшуюся как раз напротив аптеки и ведшую в жилые комнаты.
Практически в тот же миг из магазина вышел один из студентов-медиков, чьи темные глаза и правильные черты лица указывали на его итальянское происхождение. Немного прихрамывая, он направился по каменному коридору в лабораторию, находившуюся во внутреннем дворе. Заметив лежавшую на полу серебряную шпору со сломанной пряжкой, он украдкой поднял ее и спрятал в складках одежды. Оказавшись в лаборатории, он достал шпору и мрачно ухмыльнулся, увидев, что на ней выгравирована буква «S». Когда он взглянул в сторону своего дома, его красивое лицо исказилось гримасой злобы и ревности, и тихо, почти неслышно он прошептал два слова: «Софи» и «вендетта»!
Аптека Кристиана Хорчицкого была самой известной в богемской столице и славилась чистотой и действенностью продававшихся в ней лекарств, а также точностью составлявшихся там сложнейших рецептов. Посетитель, входивший в нее, тотчас замечал два ряда ящиков, притулившихся вдоль стен по обе стороны, глубоких и совсем мелких; над ними громоздились деревянные стойки и полки, доходившие почти до потолка. На каменном полу стояли тяжелые столы, ступка на подставке, сделанной из куска древесного ствола, и несколько стульев. Вдоль одной из стен, откуда окна выходили на улицу, располагался прилавок, где смешивали различные порошки, готовили мази и пилюли, а также составляли простейшие рецепты. Над
