Ночевала Светочка исключительно в гостиной, свернувшись калачиком на диване. Да, том самом, с гобеленовой обивкой. Проклятый антиквариат оказался совершенно непригоден для сна, но ничто не могло заставить Светочку лечь в спальне. Лошадиные дозы снотворного, казалось, лишь усугубляли ночные кошмары – вязкие и однообразные, как бразильские телесериалы.
Через две недели после похорон Виталия попал под машину Гарден. Прямо перед домом. Сразу и насмерть. Света села в сугроб на обочине и рыдала так, что испуганным прохожим пришлось вызывать для нее «Скорую». Бритый с напарником увезли и похоронили Гардена где-то в лесу. А Светочка дала себе клятву – не заводить больше собак.
Жизнь съехала с наезженной колеи. Но если уж пользоваться автомобильными ассоциациями, не изменились ни качество дороги, ни вид транспорта. Просто с трассы в одночасье сняли все указатели. Куда едем? Чего едем? Сплошная бездарная суета. И главное – не прекращающиеся ни на минуту звонки и визиты. Толпы соболезнующих и просто любопытствующих. Выгнать бы их всех вон. На порог не пускать. Но бродить одной по огромной пустой квартире еще тоскливей. Самым противным были мужики-утешители. Увы, но слишком уж много умников сочли себя наследниками Виталия. Господи, это ж так просто – мужик умер, осталась женщина одинокая, богатая, красивая, воспитанная в лучших традициях русского бизнеса… Умница моя, незабвенный, продумал даже это, оплатив охрану на год вперед. Поэтому при первых же слюнях и потных руках в неположенном месте достаточно было легонько нажать кнопку вызова и… Люблю я «Золотого теленка». Особенно то место, когда из исполкома выносят грешное тело Паниковского.
А с другой стороны… Если первые три месяца Светочка старательно укладывала воображаемые кирпичи и обживала реальный загородный дом, то уже в феврале она начала выезжать в свет.
Ух, какая тоска! Потных рук здесь было на порядок больше. А тусоваться в зале вместе с охраной у нас, безусловно, западло. Пришлось отправить содержимое трех-пяти бокалов не по назначению. Вроде попритихли, но зато начали зудеть и шуршать по углам. Кто такая, да почему, да кого из себя строит, да сколько можно… А, собака лает – ветер носит… И вообще, непонятно, есть ли кто-то из этой публики, от которого не сводило бы челюсти через десять минут?
Промелькнул было на каком-то уныло-манерном «вернижасе» один дядечка, который всерьез занял Светочкино внимание больше, чем на десять минут. А что? Прекрасная спортивная форма, хорошо поставленная речь, ровный фарфор во рту, откровенные, не без юмора, формулировки. Этакий папик- умник-демократ. Увы. Откровенность его и сгубила. Уже на одиннадцатой минуте игры папик сфолил. Выяснилось, что господину нужен не соратник, не сопостельник и даже не собеседник, а просто молчаливая вешалка для драгоценностей. Их сиятельство изволили коллекционировать бриллианты и очень нуждались в передвижной витрине. Ну действительно: своими богатствами грех не похвастаться, а для этого не музей же дома открывать! Ах, вот как? Спасибо. Ужасно интересно. Как-нибудь в другой раз – обязательно.
Ну, это все так, декорации, шелуха. А вот леденящую кровь историю хотите? Извольте.
Не разбираюсь я в религиозных отправлениях. Знаю только, ну, как все, наверное, что есть девятый день со дня смерти, сороковой. Ну, еще, что в церковь женщинам в брюках входить не рекомендуется…
Как раз сороковой день Виталию был. Светочку зачем-то ни свет ни заря понесло на кладбище. А там снегу-у… Конец декабря как-никак. Северное кладбище, очевидно, вообразило себя Северным полюсом, не меньше. А наши сапожки ручной выделки и шубка канадских соболей, оказывается, и не приспособлены вовсе для русской зимы. Нет, в минус пять на Невском нам очень даже уютно. Но когда выползаешь из машины и тут же проваливаешься по уши в снег, а эта теплолюбивая зверюга «Ягуар» поджимает хвост, зарывается в сугроб и, судя по всему, решает прямо здесь зазимовать…
Ох, долгонько, наверное, будут ходить по Парголово и окрестностям легенды о сумасшедшей миллионерше. А два тракториста допьются до зеленых чертей на 100 (сто! сто, говорю! бля буду, у Игоряни спроси! Настоящие, говорю, американский мужик нарисован!) долларов, полученных за то, что вытянули из сугроба заграничную машину.
«Ах, так? – подумала Светочка, засовывая мокрые ноги в камин. – Мне туда нельзя? Ну и не больно-то и хотелось!» И на следующее утро улетела в Париж.
Нарочно взяла билеты в бизнес-класс, курила всю дорогу и злилась на себя. Представь на минуту, что на твоем месте оказался бы Виталий. И это ЕМУ нужно было проехать на Северное кладбище (тьфу, тьфу, тьфу, давай представим, что все-таки не на мою могилу). Ну? Будь уверена: все бы заранее расчистили, подмели и дорожку ковровую расстелили. Нет, вру, насчет дорожки – уже перебор. Светочка так себя накачала этими мысленными прикидками, что первый раз в жизни нахамила стюардессе.
– Вы что, милочка, не в курсе, что теплую минеральную воду пить невозможно? – спросила она похабнейшим скрипучим голосом.
Девушка мило улыбнулась и принесла стакан ледяной минералки. Светочке стало жутко стыдно. «Почем ваши семечки, мадам?» – спросил бы Виталий.
Париж дурашливо хихикал и готовился к тамошнему Ноэлю. Господи, ну бывает же такая благодать на свете, когда целый город только и озабочен, что покупкой рождественских подарков! Совершенно упоительное ощущение – бродить по магазинам, тратить деньги на всякую милую ерунду или часами сидеть в кафе, наблюдая, как это делают другие.
Подруга Сесиль, кажется, подросла еще на несколько сантиметров. И, как всегда, находилась в состоянии средне-смертельной влюбленности. Очередного избранника судьбы звали Драгомир. У него был влажный собачий взгляд и кошмарное произношение. Сесиль называла его mon dеtailleur, что, более-менее адекватно, переводилось как «человек с подробностями». Не могу возразить: ПОДРОБНОСТЕЙ у этого коротышки (при ходьбе, обнявшись, он доверчиво выглядывал у Сесиль из-под мышки) было навалом. Бабка Драгомира была польской еврейкой, сильно замешанной в адюльтерных делах испанского королевского дома. Отец сидел в сингапурской тюрьме за систематическое курение в лифте. А сам Драгомир (вот фамилию, убейте, не запомнила) считал себя ведущим восточноевропейским правозащитником и даже защитил в Сорбонне диссертацию на тему: «Ущемление прав личности в России на опыте изучения общественных туалетов». Погодите смеяться. Самое страшное впереди.
Как-то вечером мы все втроем решили прокатиться по городу. Париж уютно кутался в свои фирменные сумерки. Наступало как раз то гибельное для Сесиль время суток, когда мужчины штабелями укладываются у ее ног и наперебой делают предложения.
Светочка примерно десять минут нервно поерзала на заднем сиденье, наблюдая возню двух влюбленных, а потом решительно потребовала руль. Ужасно, знаете ли, неуютно чувствует себя пассажир, если в машине вместо полноценного водителя – двое воркующих голубков, предпочитающих светофорам поцелуйчики.
Во-от. Так мы и ехали потихоньку. А на повороте с avenue d’Ivry на avenue de Choisy, там у них – парижский аналог наших Пяти Углов, какой-то наглый тип решил перейти улицу вне зоны перехода. Пардон, пардон, это он по нашим меркам – наглый, и его нужно давить на месте за содеянное. Светочка спокойно притормозила, пропуская пешехода. У них тут не принято в такой ситуации высовываться по пояс из машины и орать матом на всю улицу. Вместо этого можно, например, улыбнуться. Помахать рукой. С Рождеством, дескать, приятель, савб?
Все деревья были увешаны лампочками. Исправно работали фонари. Вино с Сесиль мы пили только накануне. Это к тому, что я, совершенно точно, пребывала в здравом уме, трезвой памяти и при хорошем освещении.
…Он прошел так близко, что даже легонько хлопнул по капоту рукой. А потом подошел, наклонился и заглянул в окно. Буквально на мгновение мелькнула его улыбка, воздушный поцелуй. И вот уже – спина, небрежная походка… а сзади уже требовательно сигналят машины.
Я могу поклясться – на нем была черная рубашка без галстука и черный же пуловер, который он самолично привез из Перу и называл «ламовым» (с ударением на последнем слоге, пожалуйста). И мне ли не узнать эти хитрые веселые глаза и легкую синеву на щеках, которая обычно появляется к вечеру, если до этого Виталий брился рано утром…
Что нужно делать, если видишь на парижской улице человека, чья душа тому уж сорок дней как покинула бренное тело в далеком Санкт-Петербурге? Я не знаю. Разум работать отказывался, сзади гудели все сильней… Нога сама нажала на газ.
За спиной сделали большой «бум!» разомлевшие Сесиль с Драгомиром. А впереди… О-ля-ля! Впереди справа не успел вовремя подобрать задницу двигающийся по rue de Tolbiac гнусного цвета «Ситроен
