подавлять волю… Хотя, возможно, я ошибаюсь и все это относилось к готике?
Поразительная все-таки штука: объездить, считай, полмира… Уж куда мы только с Виталием не заходили-забредали-залезали, заслужив славу донельзя дотошных и въедливых туристов. Но нигде и никогда не чувствовала она себя так неуверенно, как в русской православной церкви. Вот и сейчас: от самого входа идешь мимо забора, строго прикрывающего Литераторские мостки (что там за тайна такая?), и, как никогда, чувствуешь себя никчемной дурой. И походка-то у тебя идиотская, из-за несовместимости любых каблуков и булыжника. И шарф шелковый на голове – слишком яркий. И плащ на тебе… Господи, прости меня, да неужели же одежда может столько стоить? Потом долго ходила, вглядываясь в спокойные мудрые лица (или лики?) на иконах, бестолково топталась, не зная, как заказывать молитву «за упокой». Потом – вообще стыд! – в сумочке – одни «стольники». Как же милостыню давать? Сообразила: купила свечку, разменяла, но все равно не меньше полтинника раздала калекам да убогим.
И что?
Домой приехала только под вечер, уставшая, благостная… Час плескалась в ванной, даже напевала что-то…
Кажется, только голову на подушку положила, глаза закрыла – и вот он, тут как тут. В своем любимом кресле, там в кабинете, на Каменноостровском. Кресло вертящееся, поэтому он сидит, чуть-чуть из стороны в сторону покручиваясь. Улыбка – вроде бы и добрая, но сразу ясно – сейчас язвить начнет. Светочка даже во сне почувствовала, как капля пота медленно скатилась с виска по щеке, защекотала подбородок.
– Болвася ты, болвася, – мягко выговаривал Виталий, водя пальцем по гладкой поверхности стола, как всегда, совершенно пустого. – При чем тут ЭТОТ благообразный старец? Какого облегчения ты от него ждешь? Хочешь посвятить себя посту и молитвам, дурася? Фу, милая, как это скучно… У тебя не получится. – И – сразу же, моментально! – резкий поворот кресла, ладони выставлены вперед – Не надо, не надо, не возражай… Я прекрасно знаю, на что мы способны, когда рассержены. Но не надо, дружище, рвать свою милую розовую попку только для того, чтобы доказать МЕРТВОМУ человеку, что его забыли…
Светочка проснулась среди ночи. Босиком выбежала в гостиную, плохо еще соображая, где находится аптечка, разбудила кого-то из охраны, уронила напольную вазу, вспомнила наконец, где лекарства, запила два «тазепама» минералкой, доплелась до кровати и почти сразу провалилась в вязкий, тяжелый сон. Без сновидений.
Весь следующий день Светочку донимала мысль о том, что (если бы это можно было проверить) там, на Каменноостровском, в пустом запертом кабинете на столе сейчас видны следы его пальца.
Следующим средством, по совету Илоны (вот где фантастика! – впервые в жизни следую Дуськиному совету! То ли мир резко поглупел, то ли я с ума схожу?), стал визит к «бабке».
– Светулик, ты с ней осторожно! – пищала из далекой Швейцарии Илона. – Она знаешь какая крутая! Помнишь Ленку Димкину? Ну, такая, с жуткой задницей? Во-от, так эта бабка Ленке замуж в Италию нагадала! И точно! Ты смотри, не рассерди ее, характер свой не показывай и не жлобись, денег дай!
Сухая, жилистая «бабка», лет пятидесяти, с хитрющими глазами, с порога забубнила-заговорила какими-то невнятными скороговорками, чисто по звучанию напомнившими Светочке с детства ненавистное, выворачивающее язык, колобковское: «Я по коробу СКРЕБЁН, по сусеку МЕТЁН, в сметане МЕШОН, в масле ПРЯЖОН, на окошке СТУЖОН». Потом долго водила руками, закатывала глаза, писала на бумажке состав какого-то спасительного зелья, а под конец нормальным, человеческим голосом потребовала двести тысяч. Светочка, извиняясь, достала полтинник баксов. «Бабка» ломаться не стала, с достоинством взяла бумажку, мельком на нее взглянула и добавила, как будто именно там это и вычитала:
– Не отпустит он тебя. К себе позовет. Да ты не ходи.
Светочка вышла на солнечную улицу с хорошо знакомым каждому русскому человеку ощущением, что его надурили за его же деньги.
Остаток дня она с ужасом ждала ночи, сидя в кресле и сжимая в кулаке упаковку тазепама. Потом оказалось – так и задремала, да так и проспала до утра. Виталий никак не среагировал на Светочкин визит к доморощенной колдунье.
С утренней почтой 29 мая пришло чрезвычайно милое письмецо от Шуманов из Америки. Эта симпатичная парочка (тогда еще не Шуманов и не супругов) училась с отцом на одном курсе. Со Светочкой они до сих пор поддерживали трогательную дружбу. Виталий относился к этому весьма лояльно и даже разрешал Светочке навещать их в Калифорнии. В письме, как всегда, было несколько фотографий с комментариями на обороте. «Дядя Миша учит негра играть на банджо», «Это мы. На заднем плане – памятник Линкольну», «Тетя Ида не решается прыгнуть в бассейн». Немудрено. Если она прыгнет, волной смоет половину лежащих на берегу. Тетя Ида, милейшее и бестолковейшее в мире существо, всегда, сколько ее помнила Светочка, страдала от избытка веса и недостатка вкуса. Причем где-то в глубине души она скорее всего догадывалась, что одета как пугало. Переезд в Америку шестнадцать лет назад полностью ее излечил. Ну, подумайте сами, как можно комплексовать в стране, где БОЛЬШИНСТВО одеты как пугала, а борьба с лишним весом – национальный вид спорта?
Светочка рассеянно перебирала яркие фотографии, пока не наткнулась на одну, без комментариев. Снимок был смазанный, неудачный. Чета Шуманов нечетко улыбалась на фоне какого-то казенного американского небоскреба, угол вообще занимала чья-то случайная макушка. Видимо, Миша с Идой попросили прохожего щелкнуть их вместе, а тот схалтурил.
Письмо было традиционно длинное, занудливое и безвкусное, как попкорн. Светочка честно прочитала его до конца, отложила в сторону и тут же о нем забыла. Нет, конечно, дней через пять-семь – в крайнем случае, через десять – будет сочинен такой же милый, пустой, щебетучий ответ, с традиционным и обязательным приложением – списком нынешних цен на основные товары и услуги в Питере. Особенно беспокоила Шуманов динамика роста цены проезда в метро. По словам этих незлобивых евреев, уехавших во времена застойного медного пятака, у них волосы дыбом вставали по всему телу от наших цен.
Без четверти три, того же 29 мая, зажужжал домофон, и глуховатый голос второго охранника (теперь я уже твердо запомнила, что его зовут Сережа) сообщил, что прибыл гость. А поскольку уже вторые сутки Светочке названивал один настырный тип из варьете «Король», она отреагировала решительным: «На фиг». Через минуту голос в домофоне вновь ожил и уточнил, что фамилия гостя вовсе не Цысюкович, а даже совсем наоборот – Поплавский.
Странное у нас отношение к врачам. Двойственное. Если врач – чужой (в смысле – никогда не копался в ваших кишках и не лазил вам в рот), но при этом – хороший приятель ваших приятелей, мы видим в нем человека, а иногда и консультируемся у него на халяву. Ну, скажем, после рюмочки под грибочки по поводу камней в почках или чирья на попе. А если врач – свой (в смысле – и копался, и лазил), то мы его почему- то ужасно стесняемся и не решаемся пригласить домой на чашку чая (не говоря уж о семейных праздниках). И совершенно напрасно! Врачи – тоже люди. К тому же они вполне умеют держать себя в руках, с легкостью абстрагируются от наших болячек и в домашней обстановке уже не рассматривают нас как бесплатное приложение к нашему радикулиту или грыже.
Светочка ужасно смутилась. Она всегда испытывала некоторые трудности в общении с интеллигентными мужчинами, которым сильно нравилась. Игорь вошел в комнату и смутился тоже. За полгода он, к сожалению, уже успел позабыть, какое сильное впечатление производит эта женщина.
Так они и стояли друг напротив друга в двухуровневой гостиной – Светочка чуть повыше, Игорь – чуть пониже. Момент для простого «здравствуйте» уже прошел, а отношения их, очевидно, не предполагали ни рукопожатия, ни, тем более, поцелуя при встрече.
– Извините, пожалуйста, – осмелился начать Игорь, – но ваш телефон не отвечал…
– Я там больше не живу, – ответила Светочка. Показалось, что немного суховато. – А откуда вы узнали мой новый адрес? – Получилось и вовсе резко.
– Ваш директор… то есть… наш директор… – Игорь запутался и растерянно закончил: – В общем, Юрий Петрович Кашин рассказал мне, как вас найти.
– Вот трепло, – констатировала Светочка. Но тут же изящно извинилась: – Нет, нет, нет, это я не на ваш счет. Если бы по Юриной наводке всегда приезжали такие приятные гости, я была бы только рада. К сожалению, получается наоборот.
Доктор Игорь смешно замотал головой и тут же стал похож на Шурика из «Кавказской пленницы».
– Я совершенно ненадолго, извините еще раз.
– Почему же ненадолго? – Оба почувствовали, как спадает глупое напряжение первых минут. – Вы уже
