щитов. Когда они в очередной раз со звоном и скрежетом скрестили клинки, существо с головой стервятника с силой ударило соперника коленом в пах. Ганс отпрянул, корчась от боли и стараясь только не уронить меч.
Однако все же уронил, вернее, бросил, но это было сознательным решением, а не следствием ужасной боли. Еще не утихло эхо от лязга стали о мостовую, а рука Ганса уже молниеносным движением запустила тонкий ромбовидный клинок в горло убийцы. В этот самый момент Нотабль кинулся прочь по середине улицы, размахивая хвостом.
Смертельно раненный, невообразимый противник задрожал... и исчез.
Не то чтобы он отпрянул, или убежал, или спрятался в тени, как сделал его соперник; нет, существо с головой стервятника просто исчезло. Как ни был потрясен Шедоуспан, он, не теряя ни секунды, повернулся, чтобы отразить нападение того, кого он уложил первым.
Но там, где тот упал, Ганс не нашел даже следов крови.
Единственное, что осталось от схватки, был его метательный нож, который теперь не представлял никакой угрозы для потенциального противника, ибо нуждался в заточке. Он безнадежно затупился, ударившись о стену из розового камня за спиной у исчезнувшего убийцы.
«Колдовство, — понял Ганс, не столько испуганный, сколько взмокший и злой. — Какой-то сукин сын напал на меня при помощи чар. Наваждение! О боги, о Отец Илье, как же я ненавижу чародеев!»
Едва переводя дух в этом темном переулке, который был для него словно дом родной, он предался воспоминаниям о тенях колдовства, которые так давно витали над ним и Мигнариал. Перед ним проплыл длинный список имен, пересыпанный заколдованными монетами, которые оказали такое сильное влияние на их с Мигнариал образ мыслей и их отношения.
«Может, даже разрушили их, — мрачно подумал Ганс. — Еще одна строчка в обвинении, которое я прибью к дверям этого чудовища Корстика!»
И вновь одно имя исчезло из списка одновременно с исчезновением очередной монеты. Все усилия Ганса избавиться от пресловутых монет оказывались тщетными. Чародейство. Чародейство Корстика продолжало действовать. Ганс привык доверять себе и своим способностям, он презирал колдовство, которое лишало человека его опыта и умения. И все же оно вновь и вновь вставало у него на пути.
Большая часть его жизни ушла на попытки справиться с сумрачными тенями, угрожавшими его жизни и разуму.
Но что за дьявол унес Нотабля? Ганс долго свистел и ждал. Напрасно.
Наконец он понял. Чародейство. Наваждение. Нотабль не видел никаких нападавших, поскольку их и не было. Почему их видел только Ганс? «Интересно, если бы я не стал драться, смогли бы они убить или покалечить меня?»
У него не было ответа. Наконец появился охваченный беспокойством Нотабль, который вел себя весьма глупо и суетливо. Однако вскоре он успокоился, убедившись, что его человек избавился от временного безумия. Ганс подхватил огромного мохнатого кота и начал гладить его, приговаривая ласковые слова. Вопреки обыкновению утробные звуки Нотабля превратились в довольное мурлыканье, и человек с котом двинулись к центру города. Последний был очень доволен возможностью не утруждать свои лапы.
Глава 5
После ужасающего случая на боковой улочке Ганс передумал идти в «Зеленый Гусь». Он опустил Нотабля на мостовую, а сам, повинуясь какому-то внутреннему чувству, незаметно снял с пальца кольцо и спрятал его в потайной кармашек, который Мигнариал пришила к внутренней стороне его туники.
Возможно, ноги сами привели его к Джемизе, а может, подсознание двигало его ногами. Так или иначе, он отыскал ее, или же она отыскала его. Он с радостью покорился судьбе. На ней было немного надето, а вскоре осталось еще меньше, она продемонстрировала ему свою ошеломляющую женственность и один-два интересных приема. Он сдался на ее милость. Пока она наблюдала, как он раздевается, Ганс попытался скрыть от нее все изобилие стальных клинков, которое носил на себе. Это удалось ему лишь частично.
— Ты носишь с собой массу оружия.
Он посмотрел на нее через плечо. Она соблазнительно устроилась на кровати, обнаженная, она ждала, чтобы ею овладели. Джемиза действительно знала свое дело.
— Я никогда не слышал такого красивого имени, как у тебя, — сказал он.
Таланты Джемизы были скорее телесного свойства, нежели умственного, однако она поняла, что этот комплимент является недвусмысленным намеком на нежелание этого ходячего арсенала обсуждать вооружение.
Кровать, к счастью, оказалась очень прочной, но все, что было на ней, превратилось в скрученную, увлажненную потом бесформенную груду.
— Останься, — сказала она, когда они отдышались и обрели способность говорить. Он покачал головой.
— Не могу, — сказал он и расщедрился настолько, что отдал ей свою ночную добычу.
— Тебе не обязательно что-то давать мне, Ганс, — сказала она, бросая на него острый взгляд из-за спутанных волос. Но рука ее, казалось, не слышала этих слов; она быстро заставила красивую застежку исчезнуть в складках тонкой надушенной лавандой сорочки, которую Джемиза уже почти надела.
— Хорошо, — сказал он и провел обеими руками по ее бедрам, стирая влажные разводы. — Если бы я хотел дать тебе что-то другое, то не дал бы это! Это настоящее золото, Джемми.
— Ум-м-м, — сказала она, уткнувшись лицом в его грудь. — Ганс…
Он и так достаточно поддался на ее чары этой ночью, тут ему удалось сдержаться.
— Эта безделушка ведь не от тех двоих, а? — спросила она, наблюдая, как он одевается, что было, конечно, уже не так интересно, как противоположный процесс.
— Каких двоих? — спросил он.
— Графа и его человека, Йоля, — она хихикнула. — Или Воля! — Она рассмеялась так выразительно, что Ганс прекратил натягивать на себя свои кожаные доспехи и полюбовался приятным колыханием ее груди.
— Нет. Это не имеет к ним никакого отношения, Джемиза.
— Хорошо, — сказала она как бы про себя. — Не думаю, чтобы они были хорошими людьми, Ганс.
Хотя у него не было повода подозревать Джемизу в излишних мыслительных способностях, он все же прислушался к ее мнению.
— Согласен, — сказал он.
— Что ж, будь осторожен. Мне бы хотелось еще с тобой увидеться Он улыбнулся и кивнул. Любуясь, как она лежит распростертая — на этот раз действительно распростертая, он подумал, что созерцание — это не то, что ему хотелось бы делать с Джемизой.
— Я буду осторожен, — сказал он ей и тут же соврал, ибо он был Гансом. — Я всегда осторожен.
Он оделся, подхватил Нотабля, поцеловал напоследок кошачье личико Джемизы, помедлил секунду во взаимной ласке и ушел.
Когда он вернулся в свою квартиру, Мигнариал не было. Беглый осмотр комнаты показал, что она ушла не с пустыми руками: исчезли гребень в серебряной оправе, набор щеток и красивый плащ, который он однажды купил ей, выложив за него гораздо больше, чем за плащ, который купил себе в тот же день. Все это означало, что она не просто вышла или пошла прогуляться.
Ганс вздохнул. Он догадывался, где она может быть — у Бирюзы, ее мужа Тиквилланшала и их дочери Зрены, семейства с'данзо, жившего неподалеку от базара, который тянулся вдоль улицы Караванщиков. Она уже скрывалась там однажды, когда Ганс разозлил и разочаровал ее очередным приступом своего... мальчишества. Она даже не пыталась сделать вид, будто ушла оттого, что ей было страшно оставаться одной; дочь Лунного Цветка Мигни всегда была честной. Однако на этот раз он предпочел не ходить за ней. Оскорбленный и расстроенный, он принялся стучать кремнем об огниво, чтобы разжечь маленькую медную
