подавил накатившую тошноту. Макаронная масса вела себя чересчур активно, раскрывая то там, то сям большие печальные глаза.
Борташ, ловко орудуя здоровенным тесаком, принялся за мясо.
– Водички не поднесете, хозяюшка? - попросил Егор. - В горле пересохло.
Молодуха вспыхнула и, ничего не ответив, скрылась за занавеской.
– С каких это пор местные начали воду пить? - неприятно прищурился на Егора Борташ.
– Шутка! - поспешно ответил Егор. - Народный юмор. А хозяйка у вас ничего - симпатичная!
– Кой черт симпатичная, - набычился Борташ. - Сухая, как плеть. Повывелись девки… - он тяжело вздохнул и неизвестно к чему добавил: - Жуешь, жуешь, никакого вкусу…
Егор на всякий случай взял Катю за руку.
Дверь распахнулась, и в землянку, шаркая босыми подошвами, медленно вползла скрюченная фигура, в которой лишь по обрывкам тряпья, прикрывающим тело, и седому клочку волос на голове можно было узнать человеческое существо. Темные костлявые руки с подагрическими суставами и загнутыми когтями напоминали птичьи лапы, вцепившиеся в клюку, на которую опиралась старуха. Выцветшие до матовой белизны глаза тускло светились в глубоких провалах черепа, обтянутого коричневой морщинистой кожей.
Здравствуй, бабушка-яга, невесело подумал Егор.
– Зачем звал? - спросила старуха неожиданно звучным молодым голосом, при звуках которого пальцы Кати вдруг похолодели в руке Егора.
Девушка смотрела на старуху во все глаза.
– Вот, мать, родня твоя отыскалась, - Борташ утер жирные губы тыльной стороной ладони. - Узнаешь?
Старуха медленно обвела взглядом землянку и остановилась на пленниках.
– Нет, - сказала она, в упор глядя на Катю. - Не узнаю.
– Ну, ты даешь, бабуля! - возмутился Егор. - Совсем на старости лет из ума выжила?! А кто тебе дрова рубил? Воду носил… то есть эту, как ее… - он повернулся к Борташу. - Нашли, кого слушать! У бабки склероз рассеянный с юных лет! У кого хотите спросите! Она ж не помнит, как ее саму звать!
Он чувствовал, что иссякает, и мало-помалу стал приближаться к старухе. Вырвать клюку, первый удар - Михасю по коленкам, потом - по плошке с фитильком, и бежать!
– Не помнит, говоришь? - усмехнулся Борташ. - Вот ты нам и скажи, как ее звать.
Он неспешно вытер тесак о штаны и принялся ковырять им зубах. В землянке повисла неприятная тишина. Егор в панике оглянулся на Катю. Та, казалось, не замечала ничего вокруг, пристально всматриваясь в густо перечеркнутое морщинами лицо, а затем вдруг протянула руку и тронула седой клок волос.
– Нюра, - тихо произнесла она. - Господи, Нюрочка, это же ты! Старуха капризно дернула плечом.
– Знамо, я. Кто ж еще?
Огонек плошки мигнул в Катиных глазах и каплей покатился по щеке. Она обошла старуху кругом, трогая ее плечи, горбатую спину, птичьи лапки, бывшие когда-то полными белыми руками хохотушки- поварихи.
– Но что с тобой произошло?!
– Знамо, что… - старуха неприязненно покосилась на Катю. - Улетели, касатики… Жди, говорят, скоро будем… - она помолчала, горестно поджав бесцветные губы. - Так всю жизнь и прождала… Семена схоронила, сынов троих и дочку Катеньку… В честь тебя имечко у ей было… Да не зажилась. Тоже непоседливая… Потом Василий родился… А от него - Семен и Анютка…
– Этого не может быть! - Катя с ужасом смотрела на старуху, продолжавшую перечислять детей и внуков.
– Я ведь тебе говорил, - прошептал Егор. - А ты не верила…
– Чему я должна верить?! - Катя повернула к нему заплаканное лицо.
– Да ты не реви, девка! - подал голос Михась. - Мы твою бабку не забижали. Кому она нужна, тварь насекомая?! Забирай в полной сохранности, раз уж вы и впрямь родня!
– Э-э, погоди, Михась, - Борташ расплел ноги и спрыгнул с лежанки.
Егор с удивлением обнаружил, что широкий кряжистый торс батьки едва возвышается над колодой, опираясь на коротенькие кривенькие ножки.
– Тут разговор интересный намечается, - Борташ вразвалку подошел к Егору, поигрывая тесаком, и остро прищурился на него снизу вверх. - Куда ж это вы, касатики, летали? На чем?
Егор молчал, глядя на острие тесака, выписывающее восьмерки в неприятной близости от его живота.
Неожиданно в дверь землянки бухнули снаружи, в проеме показалась голова в офицерской фуражке.
– Батька! Там снаряд сел!
– Где? - Борташ метнулся к двери.
– На заправке! Прямо возле наших! О, чуешь?
Издалека вдруг послышался взрыв, а затем несколько коротких очередей.
– Чего это? - растерянно спросил Борташ.
– Пулемет! - неожиданно оживилась старуха. - Нешто сам Яков Филимоныч пожаловали? Слава тебе, господи, дождалась!
Нет, подумал Егор, не пулемет это. Из «калаша» садят! Такую очередь ни с чем не спутаешь. Похоже, тут есть стрелки и кроме Якова Филимоныча.
– Так вот какая у тебя родня! - Борташ угрожающе шагнул к старухе.
– Это не мы! - поспешно сказал Егор. - Мы мирные люди! У нас и бронепоезда-то нет! То есть этого… паровоза! Снаряда!
Новый взрыв грохнул ближе. С потолка посыпалась земля.
– По коням! - рявкнул Борташ. - Ярина, мать твою!
– Тут я!
Занавеска колыхнулась, из-за нее стремительно явилась молодуха в кожаном потнике и полной сбруе. Ремни крест-накрест перехватывали ее сильное тело. Бугрящиеся мышцами руки в шипастых рукавицах крепко держали на сворке целую стаю кошмарных зверюг, казалось, сплошь состоящих из клыков и когтей.
В землянке вдруг стало очень тесно. Егор прижал взвизгнувшую Катю к стене, закрывая ее от рвущихся с поводков тварей. Борташ ловко вспрыгнул молодухе на закорки и пришпорил пятками под бока.
– С этих - глаз не спускать! - велел он Михасю, распахнувшему дверь. - Головой отвечаешь!
Упряжка рванулась прочь из землянки. Борташ на скаку выкрикивал приказы:
– Сивый! Гуртом через лес - в обход! Хромого с арбалетчиками - на холмы! Копейщики, цепью вперед - марш!
По улице рассыпался дружный шлеп лаптей и укатился вдаль, откуда доносились редкие автоматные очереди. Михась запер дверь и повернулся к пленникам.
– Видали? - не без гордости сказал он. - С батькой шутки плохи! Он подошел к колоде и, оглянувшись на дверь, торопливо наполнил чеплагу самогоном из бутыли.
– Глядите у меня! - пригрозил он, поднося чеплагу ко рту. - Шоб ни звуку, ни шороху!
Мутная жидкость без задержки полилась в его широкое горло.
– Мы глядим, глядим, - прошамкала старуха и вдруг едва уловимым движением метнула клюку.
Михась выронил чеплагу и завалился на лежанку, сорвав торчащей из шеи клюкой ветхую занавеску.
Старушка утицей просеменила к нему и, обхватил клюку костлявыми пальцами, всадила ее поглубже. Михась выгнулся дугой и захрипел.
Егор отвернулся. Катя вцепилась в него, дрожа всем телом.
– Не надо смотреть, - он прижал к себе ее голову.
Со стороны лежанки послышалось несколько всхлипов, и все стихло.
– Попомнишь у меня Нюрку-пулеметчицу, интервент! - старуха подошла, обтирая занавеской острый
