парадного подъезда, вытащил из кабины излучатель и спокойно двинулся к темной от старости каменной лестнице. Шлявшиеся поодаль солдаты глазели на него с нескрываемым удивлением, но Огоновский не обращал на них никакого внимания, В нем зрели нехорошие предчуствия.
Приемная встретила его раздраженными офицерскими голосами.
– Бы кто?! – вытаращился на него моложавый флаг-майор в комбинезоне. – Вы как сюда попали... с оружием?
– Я врач, государственный врач. – начал Огоновский, но его тотчас же перебили сразу двое.
– Врач?! Дядя, ты что, совсем охренел? Кто тебе пушку дал? Брось каку, а то сейчас в холодную сядешь... ты посмотри на него... врач! Пушку брось!
Леденея от бешенства, Андрей развернулся и ткнул одного из говоривших – сильно поддатого молодого капитана – прикладом в живот. Капитан всхлипнул и рухнул на руки товарищей.
– Я полковник Флота, кавалер Рыцарского Креста... – прошипел Огоновский. – Дорогу, сукины дети!
В его глазах была такая ярость, что молодые офицеры невольно попятились, – этого было достаточно, чтобы Андрей ухватился за ручку двери кабинета шефа. Через пару секунд его оттащили, но того, что он увидел, ему хватило. Глаза у Бэрдена были круглыми от ужаса, на столе у него сидел весьма довольный собою мастер Хатчинсон, уже успевший, вероятно, забыть Цыбина с Пшездецким, а за спиной у шефа- попечителя стоял неприятно прилизанный лейтенант-полковник, даже не удосужившийся надеть боевой комбинезон.
Вернув Андрея в приемную, офицеры молча принялись его мутузить. Зверея, Огоновский размахивал прикладом, но в то же время понимал, что добром это не кончится: в лучшем случае ему переломают ребра, а в худшем... Его спас офицер, высунувшийся на шум из кабинета:
– Что у вас тут за чертовщина! Лендер! Лендер?! Кто вам позволил бить старшего по званию?
– А эта сука, ваша милость, вваливается сюда с пушкой своей, вот, глядите, и говорит, я, дескать, доктор там какой-то... С пушкой-то, посмотрите, ваша милость, вот – и к вам туда ломится! Что я, смотреть на него должен?
– Поднимите его.
Лейтенант-полковник полностью проник в приемную и внимательно посмотрел на Огоновского.
– Кто вы такой? Почему с оружием?
– Имя, – выплюнул ему в лицо Андрей, – звание, должность?
– Блинов, начальник штаба легиона... А вы тут что делаете?
– Я государственный врач, полковник в отставке, а оружие у меня – именное! Прикажите своим сукам отдать мне излучатель, вы...
– Ну тише, тише... Парни у меня и вправду резвые, но что делать. Дела у нас тут серьезные, так что ехали бы вы к себе больных лечить. Нечего вам тут теперь делать, доктор. Лендер, дайте мне его ствол.
Блинов прочитал надпись на табличке, задумчиво повертел оружие в руках и протянул его Огоновскому.
– Шеф-попечитель освободится не скоро, – сказал он. – Езжайте домой, доктор.
– Погодите, – перебил его Огоновский – У меня к вам есть пара вопросов. Я уже все понял, но все-таки, все-таки... Скажите, кто позволил вам жечь мирных жителей?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду пожары в городке Змеиный лог.
– Вы думаете, в чем вы меня обвиняете, доктор? Вы обвиняете армию в том, – что она...
– Я вам не «доктор», а полковник! Объясните мне, почему шериф и его стража сидят под замком? Объясните, как следует понимать офицерский караул в приемной шефа-попечителя территории Гринвиллоу? Вы знаете, что это может быть расценено как мятеж?! Я требую, чтобы вы немедленно распорядились о рае-конвоировании шерифа территории и всех его людей! Сейчас же, при мне!
– Вы имеете в виду ту свору фермеров, что шлялась по городу с оружием? Естественно, я арестовал их всех. Завтра разберемся, кто там и что... А вы, доктор, езжайте, езжайте к себе. Иначе я буду вынужден просить своих офицеров...
Андрей устало опустил голову. Он был бессилен и хорошо это понимал. Стоит этой сволочи взмахнуть пальчиком – и его отсюда просто выкинут... Он понял все – и теперь ему хотелось выть. Не глядя на Блинова и его людей, Андрей медленно спустился по ступеням и побрел к своему грузовику.
«Ах, если бы с нами был Аксель, – думал он, задыхаясь от ярости и отчаяния, – вот он бы им показал! Вот у него они бы сплясали по полной программе! А я... я...»
Аксель Кренц лежал на далекой холодной планете, заваленный камнями, поверх которых его десантники водрузили расколотый генеральский шлем. А Андрей долго сидел в кабине своего грузовика, глотая коньяк и пытаясь понять, почему бессилие может быть таким ужасающе болезненным. Потом он запустил двигатель и поехал обратно в Змеиный лог.
Офицер, командовавший той ротой, что оцепила отель, показался ему вполне нормальным человеком.
– Да я все понимаю, доктор, – вздохнул он на требование пропустить его к шерифу. – Но ведь у меня приказ.
– А если там раненые? – скривился Огоновский. Капитан покачал головой.
– Ну хорошо, будем считать, что там и в самом деле раненые. Мне ведь тоже ужасно не нравится вся эта история. Что-то тут не то происходит, честное слово. Зачем бы мы стали занимать эту деревню, в которой нет не то что бандитов, а вообще?.. Когда мне приказали арестовать всю эту местную дружину, я чуть челюсть не уронил. Что я им говорил – вы себе не представляете. А ведь к вечеру их выпустят – и как я им в глаза смотреть буду? Прилетели, понимаешь, защитнички...
Огоновский раздраженно махнул рукой и, волоча с собой кейс первой помощи, прошел в зал ресторана. Раненых там, слава богу, не было, но зато и трезвых – тоже. Похоже, за время заточения люди шерифа вылакали весь алкогольный запас старого кабака; некоторые, увидев входящего Андрея, долго щурились, пытаясь понять, кто же это перед ними. Маркелас был относительно трезв.
– Тебе повезло, – горько сказал он.
– Да, наверное, – шмыгнул носом Андрей, присаживаясь рядом с ним. – Как это у вас тут все... случилось?
– Да как – вот так. Стали садиться, ну мы, конечно, на радостях, к ним – а нас вязать! Согнали в кучу, мне вот по морде немного дали, – Маркелас повернулся лицом к свету и продемонстрировал Огоновскому синяк под глазом, – а потом сюда. Оружие отобрали... Кажется, город подожгли – ты видел?
– Да не сильно, ты не переживай. Я сейчас ехал, так все уже и потушили, в общем-то. Был я у шефа...
– Ну, и что шеф? Его сразу уволокли куда-то, я и слова сказать не успел, а его уже нет. Что он говорит? Когда это все кончится?
– Мне не дали с ним поговорить. У него сидят начальник штаба легиона и наш дорогой мастер Хатчинсон.
– Кто-о?!
– Во-во. Теперь ты понял, чем дело пахнет? Шериф опустил голову.
– Да, – задумчиво проговорил он, – вот и все дела. Теперь понятно, почему Пшездецкого спалили.
– Как спалили?
– Так. В собственном доме.
– О господи! Да что же это? А еще кто?
– Да пока больше никого. Ты куда своих людей подевал? Этим, что ли, сдал?
– Нет, конечно. Я привез сюда тех, кто с семьями, – высадил их в Мелвин-квартале, они рассосались по району, и все. Остальные, человек так сто сорок, наверное, ушли через Флеминг в лес. Я приказал им сидеть двое суток, а потом – по обстановке.
– Н-да... что ж мы теперь делать будем?
– Все будет зависеть от шефа. Как он решит, так и будет. Правда, не знаю, что он теперь может решать... – Я надеюсь, к завтрашнему утру что-то прояснится тогда и потолкуем. Раненые есть у тебя?
