На фырканье джипа из дома выбежала высокая, некогда очень красивая женщина в пухлой теплой куртке.
– Ах, доктор, мы все так рады, что вы вернулись к нам! – Она дрожала, но не от холода. – Наш Юрген, кажется, подхватил-таки лихорадку. Я уже думала, что Анита не успеет. Пойдемте, пойдемте... он, кажется, задыхается.
Сопровождаемый молчаливой Лалли, Андрей поднялся на второй этаж и очутился в чистенькой комнатке, стены которой еще недавно покрывали ковры. Теперь ковров не было, как не было в ней и игрушек, кроме пары старых, истрепанных кукол в ногах кровати, на которой лежал белокурый мальчишка с вытянутым, синюшным лицом. Его рот с такими же, почти фиолетовыми, губами был широко раскрыт, из красных, словно навыкате глаз текли слезы.
– Та-ак, – хмыкнул Андрей, подходя к кровати, – ну что, парень, что ж это ты? Хм-м, да это прямо классика. Лалли, возьмите свет и загляните ему в рот. Что вы там видите? Десны, нёбо? Как состояние слизистой?
– Все интенсивно-красного цвета, однако я не вижу ни фолликулов, ни отечности, – доложила сестра.
– Но губы распухшие, не так ли? И, конечно же, некоторый отек гортани. А теперь смотрите.
Наклонившись, Андрей сорвал с ног мальчишки одеяло и после недолгих поисков повернул под яркий свет фонаря его правую лодыжку, на которой виднелось крохотное пятнышко застывшей крови.
– Вот, – удовлетворенно сказал он. – Я сколько уже раз говорил, что по болотам нельзя бегать без сапог! На этой планете водится маленький червячок, яд которого содержит сильнейший токсин комбинированного действия... Всадите ему токсиштамм, Лалли, я думаю, кубов так пять, пистолетом, прямо в вену. Это все ерунда. Через сутки после укуса наступает отек гортани... асфиксия, смерть. Иногда отек легких. Следует помнить – отекшие губы и полное сознание, запомните это, иначе вы перепутаете червячка с лихорадкой, а это дело серьезное. При лихорадке – бред в течение первых же суток... Мадам, – Огоновский повернулся к перепуганной матери, – не выпускайте сына без сапог.
– Дядя доктор, – свободной левой рукой мальчишка поднял одеяло, и на Андрея уставилась пара влажных черных глаз, – купите у нас Тома... нам нечем его кормить..., ну купите, ну что вам стоит... он не может без людей, он умрет один.
Андрей глубоко вздохнул. Не видя побледневшей женщины, которая вдруг покраснела до корней волос и закрыла рукой губы, он вытащил из кармана купюру в двадцать крон и поднял за шкирку довольно крупного черного с желтым брюхом щенка. Щенок задергал хвостом, тихонько заскулил и тотчас же устроился у него на руках.
– Пока, Юрген, – улыбнулся Андрей, стараясь не глядеть на хозяйку. – Будь осторожен на болотах.
Он держал руль левой рукой, а правой почесывал тощего мохнатого Тома, который, враз признав в нем хозяина, лежал под его бедром, внимательно поглядывая вперед. На дорогу Андрей почти не смотрел.
Перед его глазами крутились полыхающие, изуродованные корабли. Он видел, как корчатся в пламени, гибнут от удушья тысячи людей, видел, как плачут от боли раненые, обгоревшие солдаты, он ощущал характерный запах операционной, через которую за сутки прошло больше ста человек, – тот запах страдания, запах горелого человечьего мяса, смешанный с вонью оплавленных комбинезонов...
Щенок утробно заворчал, завозился и опустил голову на гладкую кожаную ногу Андрея.
– Ага, Томми, – сказал он, – ну, скоро и у нас будет семья, верно?
Глава 3
К вам доктор Коннор. Андрей недоуменно оторвался от книги и несколько секунд пытался сообразить, о ком, собственно, идет речь. Вспомнив, он скорчил недовольную мину:
– Просите, Бренда... я сейчас спущусь.
Доктор Коннор оказался высоким молодым парнем в дорогом кожаном плаще и совершенно неуместных здесь легких туфлях. Бросив короткий взгляд на его узкое лицо, на котором застыло выражение брезгливой усталости, Андрей постарался нарисовать на своем улыбку:
– Рад знакомству, коллега. Андрей...
– Арманд. – Его рукопожатие было настолько сильным, что позволяло заподозрить в юноше спортсмена. – Счел своим долгом представиться, мастер доктор. Если я не ошибаюсь, мы с вами приписаны к одной территории?
– Только вчера пришел приказ о моем увольнении с Флота. Так что с сегодняшнего дня я действительно приписан к Гринвиллоу. Может быть, мы поднимемся в мой кабинет? Лалли, прими у доктора его плащ...
Оказавшись наверху, доктор Коннор хищно осмотрелся – так, словно уже видел себя в роли приценивающегося покупателя. Разглядывая книги, он неодобрительно прищурился; немного удивленный, Андрей пожал плечами и гостеприимно взмахнул рукой:
– Коньяк, виски?
Доктор Коннор молча боднул головой и опустился в кресло.
– Как вам Оксдэм, доктор? – Наливая гостю коньяк, Андрей спрашивал себя, что именно так раздражает его в этом мальчишке – может быть, то, что считается обаянием и лоском где-то там, в огромных чопорных клиниках столиц?.. Он не знал. – В наших широтах не лучший климат, а?
– Меня предупреждали, что это мерзкая планетка, – вздохнул Коннор, – но я и представить себе не мог, что настолько.
– Все так считают. Все, кто прибывает на Оксдэм с больших и старых миров. Потом, когда проходит время, некоторые привыкают настолько, что начинают находить этот мир пусть и суровым, но все же по- своему привлекательным.
– Как вы, коллега? – На губах Коннора появилась кислая улыбка.
– О, это вопрос сложный. Да, я долго держался здесь на одном упрямстве, а потом и в самом деле привык, оброс знакомствами, связями и, скажу честно, вернулся сюда с большим удовольствием. Давайте выпьем за вашу карьеру, доктор: на правах старшего хочу вам пожелать терпения, упорства... а потом все пойдет как надо.
– У вас тут удивительная репутация, – заметил Коннор, залпом выпив свой коньяк. – У вас и у этого... м-мм, Кренца. Это правда, что на заре своей карьеры вам приходилось орудовать не только скальпелем, но еще и мечом?
– И бластером тоже, с улыбкой ответил Огоновский. – Вы, я вижу, передвигаетесь без оружия? Это вы зря. Говорят, правда, что после войны порядки стали помягче, но я, между нами, в это не верю. Полгода, может быть, еще год, и все вернется на круги своя. Мне-то бояться нечего, пусть меня все боятся, а вот вам... смотрите.
Андрей распахнул дверь огромного генерального сейфа, который занимал почти половину стены справа от окна, и вытянувший шею Коннор увидел десяток разнокалиберных армейских излучателей, вставленных в специальные фиксаторы. В нижнем отделении сейфа лежали коробки с боеприпасами, украшенные трафаретными флотскими орлами.
От ужаса Коннор провел рукой по лбу и облизнулся.
– Кажется, это армейское оружие...
– Совершенно верно, коллега. – Раскрыв один из шкафов, Андрей изящно накинул на голову высоченную темно-синюю фуражку; вокруг черного креста кокарды золотились миниатюрные крылышки экипажного состава. – Всю войну я прошел в экипажах, уволен с почетом, так что имею полное право. Ну и допуск, разумеется...
– Странно, – Коннор был ошарашен и изо всех сил пытался это скрыть, – странно, потому что, отправляясь к вам, я представлял себе классического колониального доктора старой формации, добродушного идеалиста, немного оторванного от реального мира и все такое...
– ...с бородой...
– Что? Ах, простите. Ну да, конечно же, с бородой. А вижу... а... ну то есть да! А передо мной военный врач высокого ранга... простите, не в курсе, в каком вы чине...
– Полковник, с вашего позволения...
– Да! Полковника, с таким-то арсеналом...
В эти минуты Коннор стал гораздо более симпатичным. Наверное, решил Андрей, вся эта спесь, как и
