Я задвинул крышку люка – и сигнал пропал.
Что ни говори – репортаж вышел впечатляющим. Даже я, непосредственный участник событий, не мог не признать, что если бы был обычным человеком, то после таких кадров взял бы винтовку в руки и вышел на улицу чтобы разделаться с НОЙМами. Со всеми НОЙМами.
Я записал передачу, поэтому у Герды была возможность посмотреть со стороны на скоротечную схватку.
– Что думаешь по этому поводу?
Она смотрела и заново переживала то, что случилось несколько минут назад, а я стоял, прислонившись к холодной поверхности металла и размышляя о том, что нам не удастся раствориться в недрах канализационных коммуникаций.
Во-первых, никто из нас троих толком не знал, куда какой тоннель ведет, а во вторых, полиция уже наверняка выпустила пару сотен поисковых роботов – проворных маленьких тварей, напоминающих пауков. Так что по-хорошему нам нужно было искать спасения на поверхности, а не под землёй.
– Что я думаю по этому поводу? – Было очевидно, что Герда вне себя от ярости. – Я полагаю, что для начала нам с Каем нужно надеть новые лица, затем как можно скорее выбраться на поверхность и забиться в какую-нибудь нору, переждав облаву.
Именно такого ответа я и ожидал, поэтому без лишних разговоров открыл саквояж Дядюшки Тома и достал оттуда пару лиц-масок для засветившихся НОЙМов.
– И знаешь, – после некоторой паузы добавила она, – мне кажется, всё это не случайно. Ну, в том смысле, что просто так чуть ли не в прямом эфире эти опьянённые жаждой крови журналисты не посмели бы показывать столь откровенные сцены насилия. Я слышала краем уха, что правительство собирается раз и навсегда покончить с НОЙМами, только не восприняла это всерьёз. Политики могут сколько угодно кричать о запрете проституции и азартных игр и о полном искоренении наркотиков, но это всего лишь слова и лозунги для поднятия собственных рейтингов. Однако эта перестрелка может послужить прекрасным поводом для широкомасштабной кампании по охоте на киборгов.
– Думаю, ты драматизируешь. – У меня было выше крыши личных проблем, чтобы пытаться осмыслить глобальные. – Через полгода очередные выборы мэра. И наш «папа» просто на время затянет гайки в своей феодальной вотчине, чтобы убедить избирателей: война с преступностью – не пустой звук, а долгосрочная программа, призванная навести порядок в этой огромной помойке. Если ты вдруг забыла – его прошлая предвыборная кампания проходила под лозунгом «Искореним наркотики!».
И что? На два месяца все наркоманы забились в подполье, а полиция, которая крышует и курирует точки по продаже этого дерьма, на время закрыла свои лавочки плюс перекрыла всем известные каналы поступления наркотиков в город. Тот же двенадцатый канал постоянно крутил ролики об успехах борьбы с наркодилерами. В общем, обычная предвыборная мишура, чтобы ввести в заблуждение наивных избирателей.
– Мне кажется, в данном случае ты не прав. – Герда приладила новое лицо напарнику и уже занималась своим. – Двенадцатый канал подчиняется непосредственно мэру. Значит, без согласования с городской администрацией он не может выпустить в эфир не то что кровавую резню, но даже обычный социальный сюжет об открытии нового памятника или фонтана. И если они среагировали настолько быстро, значит, у них был заказ при первом же удобном случае вывалить на обывателя столько крови и мяса, сколько вообще войдёт в кадр. Именно поэтому оператор так подчёркнуто жестоко смаковал убийства беззащитных людей.
– Да, это действительно очень интересно, – ответил я на ходу, не поворачивая головы, – однако вся беда в том, что планы мэра и наше спасение никоим образом не пересекаются. Поэтому давай оставим на время эти бесполезные разговоры и сконцентрируемся на сиюминутных проблемах.
– Ты опять ошибаешься. – На этот раз её голос звучал устало. – Если это начало войны, то властям непременно будут нужны головы зачинщиков, чтобы предъявить их народу. И, что самое неприятное, – состряпать фальшивку они не смогут, потому что по телевидению уже показали наши истинные лица.
– Герда, давай сначала выберемся из этой проклятой канализации, потом ограбим банк и только после всего этого начнём думать о других вещах. Не знаю, будет тебе от этого легче или нет, но незадолго до того, как спасти вас с Каем, я отбился от полиции. Причём двоих убил лично, а остальные пять или шесть были разорваны в клочья парой гольстерров.
– Кем? – Она не поняла, что я имею в виду.
– Кое-кем очень похожим на дьявольских тварей, вышедших из ада, чтобы показать людям, на что способно настоящее зло.
– Не слишком внятное объяснение.
– Извини, другого у меня нет.
– Хорошо, я поняла насчёт пары гольстерров, но не совсем поняла, зачем ты мне это рассказал.
– Ну, уж не для того чтобы похвастаться. – Я скривил рот в невесёлой усмешке. – Просто хотел внести ясность – мы по уши в дерьме. И выбраться из него можно, только имея очень много денег, которые нам предстоит заработать завтра. А затем уже можно сделать и пластическую операцию, и всё остальное.
– Ты чего-то не договариваешь.
Я почти физически ощутил, как она пытается проникнуть в моё сознание, чтобы узнать, о чём я умалчиваю.
– Знаешь, здесь, в канализации, у меня нет никакого желания думать о чём-то светлом, чистом возвышенном и, что самое главное, обнажённом. То есть – о красавице-псионике. Поэтому я удовлетворю твоё любопытство если не полностью, то хотя бы частично. У меня в организме столько всякой гадости, которую временно сдерживает нейтрализатор, что если через четырнадцать часов я не избавлюсь от неё и полностью не заменю кровь, то просто тихо умру. Плюс ко всему, в моей голове угнездилась пара «жучков», которые в любой момент могут или взорваться, или решить, что им слишком тесно вдвоём на таком ограниченном пространстве и неплохо было бы устроить рыцарский турнир. Можно было бы добавить ещё что-нибудь, но думаю, и этого хватит, чтобы понять – мои неприятности несколько серьёзнее твоих.
– Н-да… Действительно, ты играешь по-крупному… – В её голосе проскальзывало если не восхищение, то что-то очень на него похожее.
