сказала Марина. – Афиши старого спектакля… И с первого куплета ты не начал потому, что я вскоре улетаю. Верно?
– Верно.
– Успокойся, я остаюсь на несколько дней, пока не закончу с замком.
– Несколько дней…
– Тим, ну что это такое? – Марина заглянула ему в глаза. – Разве так можно? Я бы еще поняла, будь нам по восемнадцать лет…
Она действительно изо всех сил старалась понять, почему вдруг подвели привычные правила и не получилось на этот раз легкой, ни к чему не обязывающей игры.
– Когда-то у колдунов было такое понятие, – сказал Панарин. – Судьбинная баба. Она может быть и третьей, и десятой, и двадцатой – особо подчеркивалось, что не первой, потому что она – не первое узнавание, она – судьбинная. Заставит потерять голову – чаще всего помимо своего желания – и никуда от нее не деться.
– Глупая мистика, – отрезала Марина. – Пойдем? Мы уже столько посмотрели, что не осталось ощущения тайны. Осталось скучно уточнять детали.
– Ты иди, я еще здесь побуду.
Она вышла. Панарин сел в массивное кресло с вычурной спинкой и смотрел на картину.
«Это-то и самое плохое, – подумал он, – что тебе не восемнадцать лет. В восемнадцать можно бы утешаться стереотипными заблуждениями юности – что все женщины достойны лишь презрения, что любовь – выдумка писателей, что жизнь кончена и пора присматривать подходящий сук. И так далее. Увы, в тридцать такие мысли в голову уже не приходят – ты просто знаешь, что не можешь без нее, и не знаешь, что с собой делать. И только. Если это можно назвать – и только…»
Панарин встал, отряхнул спину и вышел. По замку и по двору сновали сияющие астроархеологи, выгружали свои приборы, что-то записывали, брали пробы для анализов, голографировали, зарисовывали, гомонили, спорили, установили во дворе свой штандарт, и наверняка производили больше шума, чем подступавший когда-то к стенам замка неприятель. Шума добавляли и просто любопытные – в замок уже пускали всех.
Панарин задержался у статуи. Да, ее давно не было, они не умерли в один день, но продолжать жить иногда труднее и требует больше мужества, чем умереть. Может быть, она болела – мало толку было от тогдашних лекарей – и не знала об этом – не случайно так серьезен изображенный на картине рыцарь в черной броне. Он сохранил драгоценности и поставил статую – видимо, там, где она обычно провожала его у ворот…
– Полетели? – тронула его за локоть Марина. – Начинается рутина…
– А ведь про болид совсем забыли, – вспомнил он, когда мобиль поднялся над замком. – Неблагодарность с нашей стороны – если бы не он…
– Тут забудешь… Я говорила с археологами – они сделали анализ навоза в конюшне.
– И что?
– Сорок лет плюс-минус год. Они исчезли за четверть века до нашей высадки.
– Загадочка, – сказал Панарин.
– Интересно, куда они могли деться.
– Сначала нужно узнать, откуда они взялись.
– Да, действительно, – сказала Марина. – Все-таки, скорее всего, местная Атлантида. Снерг будет кусать локти. Ты не обижаешься? Друзья все же.
– Ни капельки, – сказал Панарин.
«Ни капельки, – повторил он про себя, – потому что Стах уверен в себе, утвердил себя, а ты не уверена и не считаешь, что удалось утвердить себя в жизни. Потому что Стах расхохочется, узнав, что кто-то собрался жалеть его за шаткую неупорядоченность личной жизни и пожирающую львиную долю сил работу, и ни на йоту не сфальшивит, бросив: „Ну что ж, жалейте меня, если вам заняться дольше нечем“. А ты кричишь: „Не нужно меня жалеть!“ Потому что Стаха не беспокоят неудачи, он верит, что в жизни существует что-то вечное, и умеет его находить…»
– Тебе не кажется, что ты снова нелогична?
– Ты о чем?
– Ты сделаешь хороший фильм, обскакав Снерга, – сказал Панарин. – Но этим ты зачеркнешь предыдущий фильм во славу Каратыгина. Ваш главный аргумент – отсутствие инопланетян – рухнул. Теперь мы знаем, что они существуют. Ради одного этого стоит рваться в Большой Космос.
– Вот как? Скажи, почему ты не остался в замке?
– Ну…
– Потому что тебе уже стало неинтересно. Существование подходящих для контакта партнеров замок не доказал. Проблема на прежнем уровне. Или я неправа?
– Права, – сказал Панарин.
– Вот видишь. А перспектива отыскать какую-нибудь феодальную или рабовладельческую империю никого по размышлении особенно не воодушевит. Замок интересен и загадочен, но мы-то ищем либо партнеров для контакта, либо нечто необычное…
Остаток ночи выдался беспокойным. Астроархеологи никак не могли угомониться, носились по улицам на роллерах и элкарах, пускали ракеты, горланили песни, наспех устроили фейерверк и запалили за поселком огромный костер, вокруг которого начались дикарские пляски с соответствующими воплями. Прибыл набитый битком внерейсовый «Траян», и ожидались «Гардарика» с «Зодиаком» – рыцари Великого Бога Марсиан мчались на Эвридику со всех концов Ойкумены, а прибыв, немедленно включались в кутерьму. Поселок лихорадило, это был какой-то шалый карнавал – «шлиманы» вели себя, как получившие свободу американские негры. Будь они обычными учеными, праздновавшими успех важного эксперимента, их давно попросили бы и меру знать, но случай был особый, и поселок смущенно притих. Панарин даже завидовал чуточку – археологи победили наконец, они брали реванш за десятки лет непризнания и насмешек. «Когда-то так будем веселиться мы?» – грустно подумал он.
Он не ложился, знал, что не уснет. Сидел и смотрел на спящую Марину. Марина спала неспокойно, металась, всхлипывала, но будить ее Панарин не решался, – иногда полезно выплакаться во сне.
Интересно, скоро ли прилетит Снерг? Он обязательно примчится самое позднее к обеду, он не сможет упустить такой сюжет. Сейчас он ничем не занят, спокойно бродит себе по Земле, и ничто его не тревожит, с работою ему чертовски повезло, и с Аленой ему чертовски повезло, правда, не в везении дело, но тем не менее…
Все-таки странно немного – лидером всегда был он, Панарин, а ведомым был Снерг, и в школе, и позже, когда Стах был студентом, а он курсантом. Но прошло время и лидером как-то незаметно стал Снерг, не признать этого нельзя…
Во время последнего разговора можно было заметить, что Стах чем-то удручен. Скорее всего, чувствует себя опустошенным после очередного фильма – он не раз описывал это состояние и откровенно называл его мерзким, глупой слабостью. Или с Аленкой снова что-то не поделили – они во многом похожи друг на друга, а при таком раскладе без периодических трений и ссор никак не обойтись…
Панарин вздрогнул и поднял голову. Марина села в постели и смотрела на него круглыми глазами – в них медленно таял страх.
– Что ты? – он торопливо сел рядом.
– Кошмар какой-то, – сказала Марина хрипловатым со сна голосом. – Жуткий сон, противный до невозможности. Какая-то седая старина, война, в город ворвались какие-то мерзавцы, и такое творится, разное до жути… Все этот замок, насмотрелись средневековья…
– Бывает, – сказал Панарин. – Мне тоже недавно снилось что-то похожее, реальное до жути. – Он обнял Марину и легонько покачал, как ребенка. Приятно было, что сейчас он может чувствовать себя защитником. – Спи. Тебе приснится, что ты принцесса, и никакой войны, только балы, и танцуют менуэт, король танцев и танец королей, и падают шпалерами очарованные кавалергарды, а ты надменна и холодна, и скоро ты станешь королевой… Ложись, вот так…
– Я в каком-то полубреду, – пожаловалась Марина, не открывая глаз. На щеках поблескивали влажные дорожки. – Плывет все, непонятно, где я… Ты меня любишь?
