– Чего орешь? Ушли ведь нижние. Вон добра сколько осталось.
– Туда смотри, плохая голова, – указал плетью. – Сейчас улаганы в твоих грязных мозгах копыта своих коней полоскать будут. Быстрей давайте.
Но быстро не получалось. Кто-то тащил раненого сородича, кто-то по привычке присматривал оружие побогаче. Мараг кинулся на них, хлеща плетью – быстрей. Люто вскричали рога улаганов, и даже самые заботливые и алчные побежали, спасая самое дорогое – жизнь. А Мараг опять показал себя достойным звания вождя. Он подъехал к левому флангу.
– Эй, храбрецы!
– Чего тебе? – донеслось беззлобное.
– Мне нужен младший мой. Он велик ростом и носит такой же глухой доспех, как вы.
– А, это тот, что строй пробил? Да вон он – лежит.
Убитых и раненых уже вытащили из-под ног. Не из человеколюбия. Чтобы не мешали. Отбросили за линию копий.
Мараг пригляделся и увидел Магхара. Он лежал поверх кучки убитых. Шлем свалился, и узнать его было легко. Доспех был избит. Как будто его долбил железный дятел.
Мараг остановил коня. Испытанный друг не чурался вида мертвых. Воин поднял тяжелое тело. Уже почти взвалил его в седло, но залитый кровью панцирь вырвался из рук, и отважный Магхар в очередной раз соприкоснулся с почвой. Потом второй раз.
– Эй, дядя, погоди. – Из строя копейщиков вывернулся широкий парень. – Давай вместе.
Вместе закинули.
– Все, дядя. Едь давай, а то вон эти стопчут, – Указал парень на строй рогоглазых.
– И я тебе когда-нибудь помогу, – поблагодарил Мараг.
– Не надо, напомогался уже, – зло сверкнул глазами парень. – Лучше скажи – эти вот кто?
– Улаганы, – выхаркнул сотник. – Но воины великие. – Помолчал. – Лучше нас. Хорошо бейся.
– Вадим, в строй, – рявкнуло за щитами.
– Ладно уж. Младшего своего сбереги, – и исчез в строю.
Мараг повел коня в поводу, а навстречу ему, обгоняя сотрясающий землю клунг улаганов, несся одвуоконь его побратим.
– Поехали, сотенный. А то улаганы ударят. Костей не соберем.
Они с опаской обогнули клунг. Никто не повернулся в их сторону.
А за увалом, у ручья, приходило в себя то, что осталось от отважного и гордого своей силой семисотенного войска.
– Сколько их? – спросил Мараг у старого кенака.
– Двенадцать десятков.
Двенадцать десятков избитых, израненных людей.
Из семидесяти.
– На, присмотри за этим, – передал он уздечку коня с уложенным на него Магхаром. – Пусть кто знает – глянет.
– А ведь я не шутил, сотенный. – Арфан подкрался, как всегда, незаметно. – Помощь я привел, – весело оскалил зубы.
Мараг глянул на зубы, на своих теперь людей, на шипастый шарик кистеня. Промолчал. И сплюнул под копыта коня арфана.
Тот спрятал зубы. Быстро спрятал.
Весь веселый мордобой, творившийся в жизнерадостной долине, мы просидели на горушке в сени в высшей степени приятного фруктового сада. В отличие от суровых латинян, фрукты мы хорошенько подожрали. И продолжали поджирать, наблюдая за перипетиями битвы. По диспозиции, которую кавалер Андрий получил, неизвестным мне и соответственно современной науке способом, мы должны были накачивать себя витаминами, а затем по данному нам сигналу скрытно просочиться в долину «вон по тому ущельцу, достойный Саин, видите, у сухих елей начинается» и атаковать. Кого атаковать, нам тоже станет известно из ожидаемого сигнала. Нам – это уже отнюдь не тому малому отряду, вышедшему из селения Залхат. Здесь, как выяснилось, весьма интересная метода мобилизации. По кличу лорда призывается так называемое полевое воинство. То есть мужчины от двадцати до сорока лет. Остальные представляют собой так называемое становое воинство, которое за пределами своих родных населенных пунктов службу, так сказать, не несет. Причем по дороге к нам присоединялось совершенно не все призывное население. Как объяснил кавалер Андрий, это было связано с тем, что «господин лорд наш» призвал людей под меч, что означало легкую степень мобилизации. Мобилизованные отнюдь не казались удрученными своей тяжкой долей, а наоборот, с большим энтузиазмом перли все необходимое вооружение тяжелого пехотинца и абсолютно не пытались закосить. Наоборот, радостно бросались выполнять все воинские экзерсисы, на организацию которых кавалер Андрий оказался большой затейник. Затем к нам присоединились четыре десятка латной копьеносной кавалерии.
– Мой гоард, – скромно объяснил кавалер.
У кавалера Андрия, скромника нашего, было под рукой восемь десятков кованой конницы. Пять он взял на войну.
Ясным солнечным днем из леса выбрели еще десятка три одетых в зеленое лучников, и предводитель их сообщил, что «верные Слову и ведомые Правдой они жаждут послужить лорду нашему Шарм'Ат» и
