позвоните... черт, домой нежелательно, – помрачнел он, вспомнив вчерашнюю неясную историю.
– Так на работу? – с готовностью предложил Федор Матвеевич.
– На работу?.. – Игорь, хмурясь, подумал. – Н-ну ладно. Вот телефон редакции, запишите... Да, Федор Матвеевич, из ближайшего автомата лучше не звоните. Прогуляйтесь малость подальше.
– Ясно, ясно!.. Ну, пошли.
Игорь и Палыч с любопытством осматривались в низеньком темном помещении.
– Сумрачно, – резюмировал Игорь. – Я слыхал, по народным поверьям, в бане какая-то нечисть обитает?
– Ага, – отозвался Кореньков. – Банник так называемый. Вроде домового.
– Вроде, вроде... м-да, – сказал Игорь и сел на лавочку. И больше уж не любопытствовал, сидел, смотрел в одну точку – о чем-то думал.
А Палыч еще в предбанник заглянул, там повозился, пошуршал. Что делал – неизвестно. Вернулся, отряхивая руки.
– Сажа, пыль, – сказал он.
Федор Матвеевич вернулся минут через сорок.
Игорь только взглянул на него – и сжалось в груди. Беда! – так враз и понял. Лицо старика было растерянным, в глазах – непонимание.
Артемьев шагнул к нему.
– Что, Федор Матвеевич? Случилось что-то?
– Случилось, – кивнул Логинов. Посмотрел Игорю прямо в глаза. – Плохо дело, брат.
Да, дело оказалось совсем скверным. Было так: Федор Матвеевич стал звонить в редакцию и все натыкался на короткие гудки. Этому он не удивился – газета есть газета, поэтому терпеливо продолжал набирать номер и наконец прорвался.
– Алло... – произнес странный, какой-то сдавленный женский голос. Федор Матвеевич вежливо попросил Георгия Смирнова. И тут голос разразился рыданиями и всхлипами. Федор Матвеевич обомлел, а голос сквозь слезы сказал ему, что журналист Смирнов скоропостижно умер. Вчера, в своей квартире, скончался от внезапного сердечного приступа. Смерть была мгновенной.
Вот так.
Игорь побелел. Машинально нашарил рукой скамейку, сел.
– Вот так... – пробормотал он, невидяще глядя перед собой.
Палыч сочувственно присел рядом.
– Значит, они вчера все-таки успели...
– Да, – ответил Игорь. Еще несколько секунд он смотрел в пустоту, но затем встряхнулся, собрался и сказал совсем иным тоном: – Да! Черт возьми, Палыч, а цыганка-то права. Смерть за плечами у нас. Идем и за собой ее тащим, как шлейф. Ч-черт... Прямо черные ангелы какие- то.
– Ну это ты кончай! – сердито прикрикнул на него Палыч. – Это что за самобичевание?! Вы, Федор Матвеич, не слушайте его. Вздор понес.
– Да ничего, – проговорил Игорь. – Ничего... Мои проблемы.
Палыч качнул головой, хотел что-то сказать по этому поводу, однако сдержался. Сказал другое:
– Ну ладно. А что по второму фигуранту?
– Тут порядок! – Федор Матвеевич стал сосредоточенным. – Что надо, выяснил про этого вашего...
– Пока не нашего...
– Ну да, ну да... Фамилия у него – Огарков.
– Замечательная фамилия, – сострил Палыч, но Федор Матвеевич иронии не понял и деловито продолжил:
– А зовут Лев Евгеньевич. Кандидат наук. Сам он из института психологии.
– Лев Огарков! – Тут на лице Палыча выразился прямо-таки иронический максимум. – Какое яркое сочетание! Ты слыхал, Игорь?
– Да ничего особенного. – Игорь рассеянно пожал плечами. – Мне, например, встречалось такое: Лев Мухин.
– Да ладно, шут с ним, Огарков так Огарков. Из института психологии, говорите?
– Оттуда.
– Ясно. Где этот институт находится, знаешь, Игорь?
– Нет.
– А вы не спросили, Федор Матвеевич?
Федор Матвеевич так и обомлел. И сокрушенно расставил руки: точно, мол, русский человек задним умом крепок.
– И сами не знаете?
Федор Матвеевич поник еще сокрушеннее.
Хитрая улыбка загуляла по физиономии Коренькова.
– А я... знаю! – И он рассмеялся окончательно. – Ха-ха! Один-ноль в мою пользу.
– Да что ты, Палыч, – сказал с досадой Игорь и встал. – Припадок остроумия нашел некстати... Давай-ка лучше думать, что делать...
ГЛАВА 4
– Садись, – хмуро кинул Смолянинов, и Богачев сел. Деликатно опустился на стул, ничем не скрипнув, не шумнув, почти беззвучно.
Смолянинов листал, держа в руках, личное дело Игоря Артемьева – тоненькую папочку в несколько листов: заявление, анкета, результаты психологических тестов и выводы экспертов. Там, в этих выводах, понятные только посвященным условные фразы указывали на особые качества объекта: как поддается зомбированию, каковы его данные для дальнейшей разработки. У Артемьева все эти параметры, согласно тестам, были в норме: и зомбируется, дескать, и должен разрабатываться...
– Шляпы, – зло буркнул Смолянинов, бросил папку на стол. Поднял сумрачный взгляд на Богачева, молча смотрел. Тот не выдержал взгляд. Тогда босс спросил:
– А этот... второй?
– Кореньков Александр Павлович, – четко ответил Богачев. – Он у нас... по договору, но кое-что мы о нем выяснили. Вот.
Из своей папки он вынул листок – напечатанную на компьютере биографию Палыча. Смолянинов с недовольным выражением взял его, проглядел бегло.
– И какие из этого выводы? – спросил, продолжая изучать текст.
Богачев кашлянул.
– Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. – Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. – По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись... ничего нет особенного.
Смолянинов тоже ухмыльнулся, хотя на подчиненного и не смотрел.
– Вот за что я тебя ценю, Богачев, – заговорил он, – так за
