Хотя Самюэль и казался всегда робким и застенчивым, а временами ему не терпелось услужить, этот поступок её совсем не удивлял. Она очень хорошо помнила те моменты, когда ловила его взгляд на себе. Те взгляды всегда походили на выражение трусливой страсти, которую он никогда ничем иным и не выказывал. Она смерила свой гнев, устремив его на выживание.
Оставаясь в замешательстве и нерешительности, Самюэль, вместо решительной атаки, двигался крайне медленно, пядь за пядью занимая своё положение, подкрадываясь всё ближе. Очевидно, он хотел оказаться полностью над ней, а потом, когда почувствует, что подобрался достаточно близко и уверится, что она не сможет высвободиться, то силой завладеет ею и претворит в жизнь подлые мысли, которые всегда скрывались за его жёлто-золотистыми глазами.
Самюэль не был крупным человеком, но был мускулистым. Безусловно, он был сильнее. Не было никакого способа высвободиться без борьбы, а для схватки с ним её положение оставляло желать лучшего. На таком близком расстоянии она даже не сможет действенно врезать кулаком. В такой близости, без ножа, без кого-либо, кто бы смог придти к ней на помощь, слишком мало было надежды суметь отбиться от него.
Даже притом что он был значительно сильнее, и она спала, он всё же действовал настороженно. Он ошибся, решительно не выведя её из строя. И вопрос был вовсе не в недостатке возможностей или преимущества, а в недостатке храбрости. Единственным преимуществом в этот момент было то, что он не действовал стремительно, и что он не подозревал о её бодрствовании. Ей не хотелось упустить это преимущество. Когда она начнёт действовать, то неожиданность поможет даже уравновесить силы и даст ту возможность, которая не представится вновь.
В голове она стремительно перебрала возможные варианты. Оставалось только одно — ударить первой. И она должна сделать это рассчётливо.
Первое, что пришло на ум — двинуть коленом в то место, удар по которому доставит ему наибольшую боль, но если учесть, что она лежала на правом боку, а её ноги были обёрнуты одеялом, и ещё учитывая, что он, раположившись над ней, прижал это одеяло, то подобное действие окажется плохим вариантом первого удара.
Между тем, её левая рука была свободна и лежала, как раз, на одеяле. Похоже, это её лучшая возможность. Не дожидаясь, пока станет слишком поздно, она ударила сильно и быстро, столь же резко, как змея, пытаясь выбить ему глаз большим пальцем. Изо всех сил она давила на мягкую ткань его глаза.
Он вскрикнул от испуга, резко отдёрнув своё лицо назад и в сторону. Быстро очухавшись, он отшвырнул прочь вцепившуюся в его лицо руку. В тот же самый момент он навалился на неё всем своим весом, со свистом выдавливая весь воздух из её легких.
Но, прежде чем она смогла вдохнуть, он передавил рукой горло и обеими руками прижал её голову к земле, не давая ей перевести дыхание. Кэлен пиналась и выкручивалась из всех сил в попытке вывернуться. Но это было равносильно попытке высвободиться от медведя. Она никак не могла состязаться с его силой и весом, особенно в той уязвимой позиции, в которой она была. У неё не было никаких средств, чтобы скинуть его и никакого эффективного способа, чтобы ударить.
Кэлен вывернула голову подальше вправо, чтобы ослабить прямое давление его локтя на горло. Наконец, силой мышц своей шеи ей удалось высвободиться из-под критического давления настолько, что она смогла вдохнуть.
Пока она задыхалась от тщётных попыток набрать воздуха, её взгляд был устремлён на его одежду, лежавшую неподалёку. Она разглядела рукоять меча, торчащую прямо из-под его штанов. Она смогла увидеть свет ранней зари, ярко отсвечивающей золотое слово «Истина» на рукояти, обмотанной серебряной проволокой.
Кэлен отчаяно пыталась схватить рукоять меча. Ей не хватало совсем чуть-чуть, чтобы дотянуться до него пальцами. Она понимала, что, поскольку она лежала на земле и у неё нет полной свободы распоряжаться руками — даже если ей удастся завладеть им, — у неё не будет ни одного шанса вынуть лезвие из ножен и проткнуть Самюэля или хотя бы полоснуть. Она преследовала другую цель — просто схватить за рукоять и затем ударить его в лицо или голову. Меч был достаточно тяжёлым и мог нанести серьёзную травму. Хорошее попадание в нужное место, например в висок, может даже убить её насильника.
Вот только рукоять меча была вне досягаемости.
Пока она отчаянно извивалась, пытаясь дотянуться и достать меч, у Самюэля были затруднения с тем, чтобы завладеть ею. Одеяло мешало его похоти заполучить её. Навалившись поверх неё, чтобы удержать её внизу, он лишь усугубил его неприятное осложнение. Похоже, что он не продумал практическую сторону осуществления замысла. Ему весьма эффективно удавалось удерживать её внизу, и одеяло было тем инструментом, что позволяло ему держать её руки и ноги под контролем. И в тоже время, оно препятствовало ему добраться до окончательной цели.
Она понимала, что это будет продолжаться только до того момента, пока до него не дойдёт просто ударить её и лишить сознания.
Словно прочитав её мысли, она заметила замах правой руки. Она видела, как приближался его большой кулак. Пока его кулак летел к её лицу, она вложила всю свою силу, чтобы вывернуть своё тело и увернуться от удара.
Его кулак врезался в землю прямо за её головой. Её пальцы ощупью прочли золотую гравировку «Истина» на рукояти меча.
И тут мир, словно внезапно остановился. В одно мгновение её затопило понимание. Всё то понимание, что было для неё полностью утрачено, неожиданно вернулось к ней.
Она не вспомнила, кем она была, но она мгновенно вспомнила, чем она была.
Исповедницей.
Это было далеко от полного воссоединения со своим прошлым, но в этой нити изменений она поняла, что значит быть Исповедницей. Так долго это было полной тайной! Но теперь она не только вспомнила всё, что это означало, она чувствовала внутри неё правопо рождению на это, чувствовала его узы с ней.
Она всё ещё не знала, кем она была, кем была Кэлен Амнелл и она всё ещё не помнила ничего из своего прошлого, но она вспомнила, что это значило, быть Исповедницей.
Самюэль замахнулся рукой назад собираясь ударить её снова.
Кэлен прижала свою руку к его груди. Больше не ощущалось что это был сильный человек над ней, контролирующий её. Она больше не чувствовала ни паники, ни ярости. Она больше не боролась. Она чувствовала себя так, как будто она была лёгкой, как дыхание воздуха, и что у него больше не было никакой власти над ней.
Больше не было никакой безумной борьбы, никакого чувства отчаяния. Время было её. Не было никакой необходимости продумывать, оценивать, решать… Она полностью понимала и была уверена в своём следующем действии. Ей даже не нужно было обдумывать это.
У Кэлен не было необходимости для того, чтобы призвать её право по рождению, скорее перестать сдерживать его.
Она могла видеть его разъярённым, с сосредоточенным выражением, застывшим над ней. Его кулак оставался неподвижным в уже вечно расширяющейся искре времени, как это было бы до тех пор, пока это не было бы закончено.
Ей не надо было надеяться или ждать, или действовать. Она знала, что это время было
Самюэль пришёл в лагерь Имперского Ордена, не для того, чтобы спасти её, но — по тем причинам, о которых она узнает прежде, чем с этим будет закончено — чтобы взять её в плен.
Он не был её спасителем. Это был враг.
Внутренняя мощь её власти, ледяной извивающейся силой выскальзывая из заточения, захватывала дух. Она выхлестнулась из глубоких скрытых глубин, покорно наводняя каждую крупицу её существа.
Время было её. Она смогла бы пересчитать каждую песчинку на его застывшем лице, если б ей того захотелось, и при этом он бы ни на дюйм не продвинулся в своём опрометчивом порыве ударить её.
Страх покинул её; на это место пришла невозмутимость намерения и контроль. Не было никакой ненависти; холодная оценка справедливости взяла верх.
