— И что она хотела от меня?
— Я полагаю, что она хотела Вас, как средство для получения уступок при переговорах.
— С кем?
— Императором Джеганем.
— Но я была уже с Джеганем.
— Джегань ужасно хочет Вас. Она знает, насколько Вы ценны для него. Она хотела завладеть Вами, и затем выторговать Вас назад Джеганю взамен милостей для себя.
— Как далеко мы от Тамаранга, от ведьмы?
— Недалеко, — Самюэль указал на юго-запад. — Если мы не задержимся, мы можем добраться туда к концу завтрашнего дня, Хозяйка.
Кэлен внезапно почувствовала, что находиться так близко к женщине, столь сильной как эта, очень опасно. Никаких сомнений — ей нужно уходить из этой местности, или её местонахождение могли определить и без помощи Самюэля, тащившего её прямо к ногам Сикс.
— И с тех пор, как ты должен был вернуть меня завтра, ты знал, что твоё время со мной истечёт. Ты собирался изнасиловать меня.
Это был не вопрос, а утверждение факта.
Самюэль выкручивал свои руки, слезы текли вниз по его красному лицу.
— Да, Хозяйка, — в ужасающей тишине он ещё более обезумел, когда она пристально глядела вниз на него. Кэлен знала, что человек, которого коснулись, больше не был тем, кем он был, больше не имел того разума, который он когда-то имел. После этого он был полностью предан Исповеднице.
Ей пришло в голову, что что-то очень уж похожее на это было проделано с ней. Она задавалась вопросом, была ли её память столь же потеряна для неё, как прошлое Самюэля было теперь навсегда потеряно для него. Это была ужасающая мысль.
— Пожалуйста, Хозяйка… простите меня?
В затянущейся тишине он не мог вынести вину за свои намерения. Он начал истерично плакать, неспособный вынести осуждение в её глазах.
— Пожалуйста, Хозяйка, найдите милосердие для меня в Вашем сердце.
— Милосердие — это план для непредвиденных обстоятельств, выдуманный виновными для случая, когда они будут пойманы. Правосудие — сфера праведности. А это — недалеко от правосудия.
— Тогда, пожалуйста, Хозяйка, пожалуйста… простите меня?
Кэлен смотрела в его глаза, чтобы убедиться, что он не ошибётся в смысле её слов или намерений.
— Нет. Это было бы искажением понятия правосудия. Я не буду прощать тебя, ни сейчас, ни когда- нибудь — не из ненависти, но потому, что ты виноват в большем количестве преступлений, чем те, что против меня.
— Я знаю, но Вы могли бы простить мне мои преступления против Вас. Пожалуйста, Хозяйка, только эти. Простите мне только то, что я сделал Вам, и то, что я намеревался сделать Вам?
— Нет.
Сущность приговора выразилась в его глазах. Он задыхался в ужасе от осознания того, что его действия, его выбор, что сделаны им, были непоправимы. Он оставался равнодушным ко всем остальным своим преступлениям, но он чувствовал всю тяжесть ответственности за свои преступления против неё.
Пожалуй, он в первый раз в своей жизни понял, кем он действительно был — таким, каким она видела его. Самюэль задохнулся вновь, схватился за свою грудь и затем замертво рухнул набок.
Не теряя времени, Кэлен начала собирать свои вещи. Находясь в такой близости к ведьме, ей нужно было уходить так быстро, насколько только было возможно. Она не знала, куда пойдёт, но знала, куда ей идти не следует.
Внезапно она поняла, что она должна была побольше поразмыслить об этом и задать Самюэлю намного больше вопросов. Она позволила многим ответам ускользнуть сквозь её пальцы.
Известие о Ричарде — о Ричарде, приходящимся ей супругом, так запутало её мысли, что она просто не догадалась выяснить у Самюэля что-то ещё. Она внезапно почувствовала себя величайшей дурой оттого, что упустила такую бесценную возможность.
Что сделано, то сделано. Она должна была сконцентрироваться на том, что делать теперь. Она помчалась в тусклом, предрассветном свете, чтобы оседлать лошадь.
Она нашла лошадь на земле — мёртвой. Горло было перерезано. Сэмюэль, вероятно боясь, что она могла бы воспользоваться лошадью, чтобы так или иначе сбежать раньше, чем он смог бы завладеть ею — а потому перерезал горло бедного животного.
Без промедления она скатала в своё одеяло столько, сколько она могла унести и упаковала седельные сумки. Забросив их через плечо, она подняла Меч Истины с ножнами. С мечом в руке, Кэлен пошла прочь в противоположном к Тамарангу направлении.
Глава 57
В сокрушённом одиночестве Кэлен брела на северо-восток. Она начала спрашивать себя, а зачем ей, собственно, беспокоиться? Какой был смысл бороться за свою жизнь, если не могло быть никакого будущего? Что за жизнь может быть без своего собственного мнения в мире, где будут править фанатичные верования Имперского Ордена — люди, которые определили своё существование, ненавистно избавляясь от тех, кто хотел жить и достигнуть чего-то для себя?
Они не собирались создавать или совершенствовать чего бы то ни было; им просто хотелось убивать каждого, кто занимался этим, — будто разрушая плодотворные достижения, они могли отменить реальность и жить жизнью, сотканной из одних пожеланий.
Все те, кто строил своё существование на этой жгучей ненависти к другим, душили всю радость в жизни, а по ходу и подавляли само существование жизни, как таковой. Было бы легко просто сдаться. Никого бы это не заботило. Никто не знал бы. Но это заботило бы её. Она знала бы. Реальность есть реальность. Это была единственная жизнь, которая у неё когда-либо будет. В конце концов, эта драгоценная жизнь была всем, что она имела, да и вообще каждый.
Это было до того, как Самюэль решил, как он будет жить своей жизнью, и он сделал свой выбор. Это было не менее верно и для неё. Она должна была максимально использовать то, что она имела в жизни, даже если её выбор был ограничен, и даже если эта самая жизнь должна была быть короткой.
Она шла не дольше часа, когда до неё начал доноситься отдалённый топот несущихся галопом копыт. Она остановилась, когда увидела, как лошади появились из-за полоски деревьев впереди. Они приближались прямо к ней.
Она оглядела долину, которую она пересекала. В мрачном свете свинцового неба она видела, что деревья, покрывающие предгорья с каждой стороны, были слишком далеко для того, чтобы она могла скрыться под их укрытием вовремя. Трава, давно ставшая бурой, поскольку приближалась зима, была приплющена ветрами и непогодой. Укрыться было негде.
Кроме того, было похоже, что её могли заметить. Даже если и нет, то с той скоростью, с какой приближались лошади, они скоро нагнали бы её, и нет никакой надежды перебежать линию их поля зрения и остаться не замеченной.
Она бросила седельную сумку на землю. Слабый ветер откинул её волосы назад на плечи, когда она схватила ножны меча в левую руку. Её единственным выбором было стоять и бороться.
Но тут она поняла, что она была невидима для большинства. Она почти вслух засмеялась от облегчения. Это был один из тех редких моментов, когда она была благодарна за то, что была невидимой. Она стояла на своей позиции, стараясь быть незаметной, надеясь на то, что наездники не увидят её и просто проедут мимо и уйдут.
Но в глубине сознания она помнила, как Самюэль говорил ей, что Джегань пошлёт людей за ними. У Джеганя были мужчины, которые могли видеть её. Если они были из таких, что ехали к ней, то ей надо
