Ричард, изматывали. Но сновидения про Никки превратились для него в навязчивую одержимость страстью к этой женщине, своего рода манию, которая медленно, но верно также стала для него невыносимой. Джегань всегда желал близости с ней, но после тех сновидений, которые придумал для него Ричард, Джегань не мог думать, ни о чём, кроме того, чтобы овладеть Никки.
Джегань даже хотел оставить Сестру Улицию и позволить ей свободно заниматься своей работой, лишь бы спуститься сюда вниз в подземелье, чтобы вновь овладеть Никки.
Это был небольшой подарок, о котором Ричард говорил ей. Когда Натан запер её в темнице, он объяснил суть плана Ричарда с его последним прощальным подарком для Никки, говоря с ней под защитой щитов, так, что никто из шпионов не мог их услышать. Ричард знал, что у них нет шанса спасти дворец, что они вынуждены, будут капитулировать. Он знал, что всем им суждено погибнуть. И единственным тем, что Ричард мог дать Никки, был Джегань.
Рада-Хань находился в темнице. Это был тот самый ошейник, который Энн оставила там, когда Натан арестовал её на некоторое время. Ошейник был той самой важной вещью, о которой Энн пыталась рассказать Никки, перед своей смертью.
Натан знал, что Рада-Хань находится в темнице, в защищённой магическими щитами комнате. Ричард хотел, чтобы Никки нашла его, тем самым, получив последний шанс для свершения правосудия над Джеганем Справедливым.
Ричард и не строил иллюзий, что таким образом он сможет разрушить силу Имперского Ордена. Слепое верование в правильность дисциплин Ордена существовало уже в сердцах миллионов людей. От Джеганя практически нечего не зависело. Всё это общее поглощающее марево могло взорваться и без его участия, само по себе.
Никки прекрасно всё понимала. Она выросла в свете учения Братства Ордена. Она знала, как они пытались выдать алхимию за добродетель, неправедные поступки за справедливость, смерть за самопожертвование.
Подобные верования рождались из преднамеренного отречения человека от своего собственного мышления, разрастаясь в его похотливой низменности, в достижении успеха без приложения каких-либо усилий. Такие убеждения были олицетворением ненависти ко всему положительному, к неприязни добродетели, к отрицательному восприятию всех личностных ценностей. И, в конечном счёте, то была ненависть к самому себе, к собственной жизни, к уникальному существованию. Всё порождало ненависть, восхваляя смерть, которая и была настоящим олицетворением зла.
Убив Джеганя, невозможно было спасти человечество от столь абсурдного фанатизма. Ведь верования Ордена не были управляемы, они не зависели от одного лишь лидера. Орден всё равно будет продолжать существовать, даже без Джеганя.
Покончив с Джеганем, они бы не остановили тех, кто ввёл шкатулки Одена в игру, не смогли бы изменить заклинание Огненной Цепи, не справились бы с заражением, оставленным Шимами, и конечно же, не покончили бы с многомиллионной армией, расположившейся вокруг дворца, ожидающей приказа к нападению, чтобы вновь и вновь проливать кровь, сеять разорение и опустошать. Они ничего не могли изменить, в сложившейся ситуации.
Но Ричард хотел отдать ей этот прощальный подарок, чтобы у неё появилась возможность свершить своё маленькое правосудие, перед тем, как её искорка жизни потухнет, перед тем, как все они погибнут, будучи повергнутыми Сёстрами Тьмы, призывающими силу Одена во имя армии Имперского Ордена, во имя верований его Братства.
И это было единственным способом для Ричарда отблагодарить Никки за всё, что она для него сделала, позволить ей насладиться возможностью, в каком-то смысле избавиться от чудовища — человека, который всегда ужасно и жестоко с ней обходился.
Никки переступила через высокий порог. Её пленник, будучи не в состоянии выказать свой протест, последовал вслед за ней. Несмотря на то, что её дар был ограничен стенами Народного Дворца, у неё было достаточно сил, чтобы легко воспользоваться уникальными свойствами Рада-Хань. Она могла даже заставить Джеганя кататься по полу в непреодолимой агонии, но Никки использовала силу ошейника только по необходимости — чтобы побороть нежелание своего пленника следовать её безмолвным указаниям.
Перед второй дверью снаружи стояли несколько офицеров из Дворцовой стражи, это были солдаты, которые привели Джеганя сюда вниз к темнице с его вознаграждением, они ждали. Переход был настолько низким и тесным, что воинам пришлось согнуться под низким потолком и выстроиться в шеренгу вплотную друг к другу, чтобы поместиться в столь узком пространстве.
Все они были шокированы, увидев, как Никки управляет действиями Императора.
Громила в военной форме, капитан тюремной стражи, также был вместе с остальными солдатами. Этот мужчина хорошо относился к Никки, отдавая приказы приносить ей всё, что бы она ни пожелала. И сейчас как раз был тот самый момент: она хотела получить то, что ей необходимо.
— Капитан Лернер, — сказала Никки, — Не будите ли вы, столь любезны, показать нам выход из этого лабиринта?
Он осмотрел мускулистого мужчину с ошейником, стоявшего позади неё, и, улыбнувшись, сказал.
— С превеликим удовольствием.
Побывав уже однажды в бесконечных коридорах дворца, поднимаясь наверх, Никки заставила Джеганя идти первым. Она вплотную следовала за ним, чтобы быть уверенной, что её пленник продолжает двигаться вперёд и ни с кем не разговаривает, никому не подаёт знаков. Нужно отметить, что он очень пытался справиться с обуздавшей его силой ошейника. Но его усилия были смехотворными, ведь Никки легко преодолевала все его попытки к сопротивлению, она подавляла всю его мощь и неистовство. Джегань был беспомощен и безволен, как марионетка.
Повсюду во дворце, солдаты Имперского Ордена кланялись Императору, когда он проходил мимо. Никки не позволила ему оказывать им знаки признания. Солдатам Ордена была привычна его высочайшая надменность, его безразличное отношение, поэтому они ничего не заподозрили, увидев его, проходящего рядом и не уделяющего никому и толики внимания.
Добраться до Сада жизни было не так-то легко. Дворец полностью весь был воздвигнут в форме уникального заклинания, созданного для того, чтобы преумножить силу дара Лорда Рала, тем самым, уменьшая силу дара всех остальных. Чтобы добраться до какого-нибудь места, нужно было курсировать между многочисленными переходами и коридорами, которые на самом деле являлись нескончаемыми элементами одного большого заклинания. Основополагающие линии формировали единое целое, соединяясь в длинных коридорах. Вспомогательные элементы образовывались в более маленьких холлах и залах.
От основания и до вершины — весь дворец был нескончаемым лабиринтом из переходов с колоннами, и залов с ограждающими их по периметру рядами статуй. По большей части интерьер дворца был исполнен из камня, великолепно высеченного, образовывая разнообразные и причудливые формы. Дворец, одновременно являясь формой заклинания и магией преумножения волшебства, был еще в каком-то роде городом, с улицами, и, с направленными по форме заклинания переходами и холлами.
Но чтобы попасть в определённое место, нужно было маневрировать по сложно-переплетённым линиям этого самого волшебного лабиринта. Поэтому путешествие по дворцу в любое место занимало достаточно продолжительное времени. Путь из подземелья наверх в Сад Жизни был ярким примером этому. Когда они проходили мимо помещений с застеклёнными крышами, Никки наблюдала, что небо тогда только начинало приобретать голубой оттенок, растворяя темноту ночи.
К тому времени, когда они дошли до того уровня дворца, где располагался сад, солнце уже поднялось над горизонтом. И первые тёплые лучики света уже пробивались внутрь помещения, через западные оконные проёмы, согревая своим природным теплом белые мраморные стены напротив.
Никки намеревалась войти в сад вместе с Джеганем, чтобы в последний раз увидеть Ричарда. Она поняла из кратких вопросов, что Ричарду каким-то образом удалось вернуться. Джегань, конечно же, не знал, как. Никки подумала, что сейчас это не имеет особого значения. Он вернулся, и она хотела увидеть его в последний раз, перед тем, как всё закончится. Она хотела, чтобы Ричард посмотрел на Джеганя и понял, что, в конце концов, император не будет с удовольствием пожинать страшные плоды, этой ужасно длинной войны, которую он развязал против всего сущего мира. После всего, что Ричард сделал, он
