ночь была. Мы с Токсаром и Уркуном рядом оказались. Доспехи скинули, сиганули за борт да за обломок киля уцепились чуть погодя, так и спаслись. Потом еще двоих подобрали. Тоже наши оказались. Все македонцы и половина моих погибли. В море утопли. А мы так и бултыхались до рассвета. Сил держаться уже не осталось. Думал еще чуток и все, пойду на корм рыбам. А тут вы.
— Понятно, — кивнул Федор и, обернувшись к солдатам, приказал по-финикийски, — разместить всех спасенных на палубах. Найти им сухую одежду и покормить. Это наши друзья.
Когда скифы и македонцы последовали за командиром морпехов, Федор увел к себе Леху. Требовалось обсудить, что с ним делать. Стоять на месте дольше караван финикийцев не мог. Не то это было место, чтобы здесь долго задерживаться. И так, спасительная операция заняла целый час. В любой момент здесь могли появиться римляне, считавшие эти воды своими. И Чайка не мог рисковать.
Выпив кувшин вина и перекусив, скифский адмирал быстро приходил в себя. Федор посмотрел на друга и проговорил задумчиво.
— Давай решать, брат, что нам дальше делать.
— Подбросил бы ты меня, сержант, к ближайшему берегу, — подкинул идею Леха, уплетая за обе щеки холодное мясо из личных запасов Чайки, — тут должно быть недалеко. Сплаваем по-быстрому, крюк небольшой выйдет, а потом дальше двинешь.
Федор еще не успел раскрыть рта, чтобы ответить, как с палубы донесся громкий крик.
— Римляне!!!
— Ну вот, похоже, и решили, брат, — Чайка встал, поправив ножны фалькаты, — пойду, гляну.
Леха промолчал, продолжая жевать и соображая. А командир финикийского конвоя поспешил на палубу. Едва оказавшись у борта, он встретил Ханора.
— Вон там! — вскинул руку капитан.
Посмотрев в указанном направлении, Чайка увидел больше дюжины отчетливых силуэтов. Римский флот приближался со стороны Брундизия, направляясь на перехват. Время уйти еще было. Но только в открытое море.
— Римляне? — раздался из-за спины голос скифского адмирала, который не смог усидеть в каюте.
— Да, — кивнул Федор, — примерно пятнадцать квинкерем.
Чайка посмотрел на друга и добавил.
— В бой вступать я не могу. У меня и так слишком мало солдат, да и понадобятся они мне на суше. Так что придется уходить отсюда.
Ларин помолчал. Прищурившись на солнце, посмотрел в ту сторону, где должен был находится македонский берег.
— Иллур меня убьет, когда вернусь, — проговорил он тоном приговоренного к смерти. И вдруг махнул рукой, повеселев, — а и черт с ним. Куда плывем, капитан?
— В Сиракузы, брат, — ухмыльнулся Федор, — на встречу с Архимедом.
— Тем самым, — удивился Леха, — который физику с химией придумал?
— Ну насчет физики с химией не знаю, — ответил Федор, — а механик он, говорят, знатный.
— И долго ты там собираешься гостить? — уточнил Ларин, разглядывая приближавшихся римлян.
— Это как выйдет, — туманно ответил Федор.
Пополнив свою небольшую армию за счет пятерых спасенных скифов, караван финикийцев двинулся дальше. Избегая встречи с римлянами, Чайке пришлось уйти далеко в открытое море, где ночью, они наконец оторвались от навязчивого эскорта. И только после этого он приказал капитану плыть в сторону Сиракуз.
Однако на следующий день разыгрался небольшой шторм, едва не разметавший караван по всему Средиземноморью. А когда Чайка с большим трудом собрал вместе все восемь кораблей, ни один из которых, к счастью, не утонул, то капитан, сверив свой путь по звездам, объявил ему, что карфагеняне находятся неподалеку от берегов Ливии.
— Вот это радость, — почесал бороду Федор, — так мы уже в двух шагах от Карфагена.
Он даже подумал, не зайти ли в родной порт и не нанести ли визит сенатору Магону. Поинтересоваться насчет подкреплений и узнать о здоровье брата Ганнибала, который до сих пор не прибыл в Италию. Но быстро пришел к выводу, что этого делать не стоит. Не для того так спешно его отправили военным представителем Карфагена в Сиракузы, чтобы он прибыл туда позже римлян и вернулся не солоно хлебавши. А такой шанс был и креп с каждым днем. Чайка уже опаздывал как минимум на несколько дней. Кто его знает, как этот молодой наследник относится к задержкам военных подкреплений. Может быть, совсем не так спокойно, как Ганнибал. «Вдруг он уже передумал воевать с римлянами, — озадачился Федор, — и когда мы приплывем, то увидим в Сиракузах легионеров? В любом случае, для начала надо туда доплыть».
И он приказал капитану флагмана двигаться к Сицилии и ускорить ход, насколько позволяло еще слегка штормившее море.
Наконец, к исходу вторых суток, они увидели оконечность протяженного острова, который мог быть только Сицилией. А вскоре и мощные стены Сиракуз, вдоль которых вспенивали волны триеры греков. Федор только на первый взгляд насчитал вдвое больше кораблей, чем было у него в «подкреплении». Римских кораблей Чайка нигде не заметил, но решил раньше времени не расслабляться.
Однако не столько корабли, сколько сами укрепления греческого города, произвели на Федора сильное впечатление. Весь город вдоль побережья и по суше, был опоясан мощными крепостными стенами из белого камня. Грандиозные, в большинстве своем квадратные, башни рассекали стену на равные промежутки. Кое-где стена была двойной, напомнив командиру двадцатой хилиархии укрепления родного Карфагена. На первый взгляд столица финикийцев в Африке была больше, но в целом города друг друга стоили. Сиракузы тоже были огромным городом. Впрочем, имелись здесь и явные отличия.
Из-за стен и башен Сиракуз во множестве виднелись какие-то странные приспособления, выдававшиеся далеко вперед и нависавшие над водой. На некоторых виднелись крюки и другие устройства явно для подвешивания груза. Большинство из этих приспособлений напомнили Федору портовые краны. За зубцами стен виднелись и другие машины, поменьше, но разглядеть их было уже трудно. Не говоря уже о совсем небольших машинах и обычных баллистах и катапультах, которые наверняка тоже имелись в арсенале Гиеронима, которому теперь служил Архимед. Именно наличие всех этих приспособлений для обороны и делало Сиракузы почти неприступными с моря.
Посланцев Ганнибала встретили еще на подходе. Едва заметив небольшой приближавшийся флот, греки выслали навстречу только пять триер, что явно говорило о мирных намерениях. В полумиле от берега, триера пришвартовалась борт о борт с дрейфовавшей квинкеремой Чайки, после чего на палубу поднялся помпезного вида военачальник, блестя начищенным шлемом и весь затянутый в кожаные ремни. Вместе с ним на палубу поднялось еще двое греков в кирасах. Рядом с Федором стоял переводчик. А позади, на некотором расстоянии, капитан корабля, Урбал, Летис и Леха Ларин, одетый в чей-то старый кожаный панцирь, чудом оказавшийся на корабле. Отсалютовав Чайке, главный грек представился.
— Я Ферон, военачальник морских сил Сиракуз, — сообщил он, слегка наклонив голову в поклоне, — меня прислал к тебе Гиппократ.
— Федор Чайка, военачальник сил Карфагена. Меня прислал Ганнибал, — в тон ему ответил командир двадцатой хилиархии.
За время длительной службы Чайка выучил достаточно фраз по-гречески, мог пообщаться кратко, ведь встречаться приходилось с разными людьми, но в совершенстве этим языком еще не овладел. А потому по серьезным вопросам был вынужден общаться через переводчика, — смуглолицего ученого парня полугрека-полуфиникийца по имени Марбал, которого он предусмотрительно захватил с собой из штаба Атарбала. Парень был проверенный и уже сослужил командиру африканцев хорошую службу, допрашивая пленных и перебежчиков из Тарента, где ошивалось множество народа с греческими корнями. И потому Атарбал отправил его с Федором скрепя сердце. Но, делать было нечего, новая задача Ганнибала требовала лучших людей.
Марбал перевел Федору первую фразу. Имя Гиппократ командиру двадцатой хилиархии в этой жизни ничего особенного не говорило. Скорее оно напоминало ему прошлую жизнь в двадцать первом веке, где
