— И сколько?
— Десять лет, мля.
Гвоздь с ужасом подумал: «Этот — может. Запросто».
И он принялся биться головой о кроватную спинку. Раз, два, пять, десять, двенадцать… Больно.
— Лучше подохну, чем терпеть от вас, сапрофитов!
— Не отвлекайся, долби.
Тринадцать, четырнадцать… Больно же!
— Ты мне не хозяин, Даня!
— Не натурально головой бьешься. Я не поверил.
Когда-то мастер читал о древнеримском герое, убившем себя, задержав воздух в легких и перестав дышать. Тоже способ, когда ничего другого не предлагается… И Гвоздь сделал глубокий вдох напоследок, так до конца и, не решив, пугает ли он сейчас Даню или на самом деле расстается с жизнью.
Генерал не уходил. Ждал, заметив странное поведение узника. Когда тот жадно вдохнул на сороковой секунде, Даня посоветовал:
— Попробуй еще разок.
И Гвоздь попробовал. Когда перед глазами пошли темные круги, он почувствовал пинок пониже спины, сбился и опять вдохнул.
— Дурак, — констатировал генерал. — Доходяга. Кончай фанаберию.
Не дожидаясь ответа, Даня вышел. Генерал не знал, как это бывает, когда каждая мышца разевает рот в жадном вопле: «Да-а-а-ай!» Зато он знал, что от ломки люди с ума сходят, на стенку лезут, других людей режут, но только не совершают самоубийств. Ведь смерть не несет в себе дозу.
На третью ночь Даню разбудил Немо.
— Генерал… Надо встать. Надо пойти к мастеру. Мастер шалит. Не вижу пока, чем кончится, но хорошего не будет.
Даня вскочил и вылетел в соседнюю комнату. Там Гвоздь сосредоточенно отгрызал собственную руку. Под койкой растекалась алая лужица.
Совершают наркоманы самоубийства или мет, кто их знает. Генерал крепко усомнился в собственном опыте. Убить узник себя хотел или удрать вознамерился ценой куска собственной плоти, непонятно. Но на всякий случай он переселил Катю в комнату Гвоздя. А когда она отсутствовала, ее замещал кто-нибудь другой.
Той ночью Гвоздь бился, не даваясь им в руки, однако медвежьей хватке Немо он ничего противопоставить не смог. Рану обработали йодом, кровь худо-бедно остановили, места укусов перевязали. Даня срочно вызвал Рыжего Макса, полумага и полумедика одновременно, ничего не умевшего до конца, но все-таки хоть что-то понимавшего в лечении. Тот явился к рассвету, увидел странную картинку и даже открыл рот, чтобы задать парочку вопросов. Однако тут он увидел, как смотрит на него Даня, и вопросов задавать не стал. Рыжий побормотал над Гвоздевым запястьем, вымазал его в каком-то дешевом магическом вареве, а потом высказался в духе ничего-особенного-я-заживил-основное-я-не-основное- само-скоро-затянется…
Даня хладнокровно объявил мастеру:
— Не напрашивайся на болеутоляющее. И на снотворное тоже не напрашивайся. И на успокоительное. Не старайся зря, не получишь, хоть неделю под сумасшедшего коси.
— Сволочь, — констатировал Гвоздь. — Фашист.
— А если еще раз вытворишь такое, то я своими руками вырежу для тебя резиновую манжетку на шею. Неснимаемую. Будет очень не удобно жрать, да и спать — тоже не особенно приятно. Зато не загрызешь сам себя.
— Осчастливь меня на полную катушку, благодетель! — зло откликнулся узник.
Гвоздь кидался на всех, как цепная собака, орал, ругался, плевался, даже пускать газы начал. Катя все терпеливо сносила. Время от времени Даня приказывал снять наручники с одной руки мастера и перенести на другую, или же на ногу. В эти минуты узника держали всей командой.
Через несколько суток его раздражение сменилось апатией. Гвоздь холодно ненавидел весь мир, он целыми днями молча смотрел в потолок. Ничего не ел и не пил. По ночам корчился, бил ногами в спинку кровати, но не стонал, видимо желая избежать хотя бы этого унижения. Он чувствовал себя сильно обозленным мертвецом…
Порой он пытался уговаривать Катю освободить его. Осаждал ее изобретательно и терпеливо, строя всякий раз новые лукавые подходы.
Однажды Даня услышал в комнате Гвоздя шум. Заглянув, он увидел странную картину: Тэйки сидела на Кате и отбирала у нее какой-то предмет. Катя отчаянно сопротивлялась.
Генерал подошел поближе и одним движением выдрал из ее рук… пилу-ножовку. Он осмотрел наручники, но нашел лишь пару царапин.
Катя сидела на полу — растрепанная, сердитая и жалкая одновременно; ей хотелось сказать что-нибудь оправдательное, она вполне осознавала, сколь глупо поступает, — и когда пилила, и теперь. Но слова не шли ей на язык. Не подворачивалось ничего подходящего…
— Вот так… — только и выдавила она.
— Я тебя не виню, — неожиданно мягко ответил генерал, — я тебя совсем не виню. И никто тебя винить не станет. Но ты помни: если придется тебя у койки Гвоздя заменить, то любой из нас справится с работой сиделки хуже тебя. Усекла?
— Да. Я… я больше не буду. Прямо затмение какое-то нашло.
— Ладно. Это ж мастер… зубы заговаривать. За полчаса кому хочешь башню сорвет. Ты еще, Катя, хорошо держишься.
Гвоздь не сказал ни слова. Он, как змея, не мигая, смотрел на троицу, пристально и недобро. В глазах его плескались ледяное презрение и жгучая
Генералу давно надо было заняться делами: команда жива, покуда она способна себя прокормить, а когда сидишь сиднем, еды не прибавляется… Немо дневал и ночевал в «Бобре» занимаясь его починкой. Когда тягач стал как новенький, генерал взялся планировать очередную операцию.
Три дня спустя команда ходила на транспорт. Даня побоялся оставлять Катю один на один с Гвоздем и взял ее вместе с Тэйки в рейд. Немо остался временно исполняющим обязанности сиделки при мастере.
«Этот не подведет. Хоть и нехорошо так думать, а железяку не разжалобишь…»
Команда атаковала и разбила обоз из четырех машин недалеко от места, где раньше был город Домодедово. Одна машина, полная Верных защитников, развернулась и ушла, другую взорвали вместе с тремя гоблинами-солдатами, даже не успевшими выскочить оттуда. Еще два грузовика наполнены были продуктами, и этого команде хватит надолго. Бензин слили, — потом его можно будет поменять на соляру, которую тягачи пьют, как лошади…
Генералу было очень неудобно перед подземными, поскольку команда не выполнила заказ. Но, с другой стороны, он ведь обещал только
Даня связался с Кругом, извинился за срыв операции, а потом предложил тонну харчей в качестве компенсации. В сущности, это было хорошее предложение. Но великий и ужасный Исидор Пламенный Фонтан решил заняться воспитанием команды. Для начала он немного поорал. Потом заявил: «Никаких отношений между нами не будет, пока вся твоя команда не предстанет перед Судом Неподкупных! В ином случае Круг лишает тебя и твоих людей своего покровительства». После этого Исидор замолчал, ожидая слов смирения и раскаяния. Даня тоже молчал некоторое время, прикидывая, как бы ему лучше поступить. В конце концов, он просто отключил токер.
— Э! Ты чего! Поссориться решил? — накинулась на него изумленная Тэйки. — Нам еще с магами драться не хватало!
— Ничего они нам не сделают. Обещают лишить покровительства…
Тэйки мерзко захихикала:
— О да! Покровительство всемогущих и многомудрых! Страх как хочется лобызнуть им э-э…
