— Извращенка. В общем, если кренделей выписать не обещали, то и хрен с ними. Понадобимся — найдут. А покровительством своим пускай утрутся. Как же это в древности генеральный маг Брежнев говорил… э-э-э… оба! «И без них Советское государство не скудно было».
Катя остановила тягач и принялась беспробудно ржать.
Команда вернулась домой. Генерал раз пять посылал в убежище условный сигнал, но никто не реагировал. Потом Немо удосужился открыть перед ними входные двери и впустить тягачи в гараж.
Когда троица вошла в «счастливые двадцатые», Немо лежал посреди комнаты, уставившись в потолок. Руки и ноги его выписывали бессмысленные кривые, зрачки хаотически перебегали с места на место, а губы шевелились, посылая небесному владыке всех киберов беззвучную молитву. Как Немо ухитрился доползти до пульта управления входами в убежище, да еще и поработать на нем, никто не смог понять, а сам Немо — вспомнить. Положение облегчалось тем, что теперь генерал точно знал какую именно гадость надо вкалывать бедняге от киберстолбняка.
— …Я не понимаю… я… ничего не понял… — с искренним, совершенно человеческим удивлением рассказывал Немо.
— Гвоздь? — спросил Даня, и на лице его было написано: «Можешь не отвечать, сам знаю».
— Н-наверное… он говорил какие-то странные слова… п-потом… сочетания цифр… чертил в воздухе з- знаки… я… потерял себя. Люди… об-бычные люди… называют это с-состоянием опьянения?
Генерал усмехнулся:
— Обычные люди в таких случаях говорят: «Заговорили зубы, заморочили голову…»
Узник вел себя то злобно, то смирно. Он, кажется, разучился контролировать всплески агрессии.
Надо было понемногу готовиться к зиме, а команда превратилась в кучку оборванцев. Им следовало срочно обзавестись новой одеждой, желательно теплой. Даня, обещав «секретникам» поделиться добычей, взял у них наводку на «одежный» транспорт.
Он долго размышлял, кого бы оставить при Гвозде, когда команда отправится разбивать вражеский обоз. И в конце концов решил: надежнее самого себя не найти ему никого. Пусть-ка разок сходят в рейд без генерала, дело-то нехитрое, всего две машины — с барахлом и с человеческим барахлом, нацепившим на себя стволы… Старшой он назначил Катю.
Только обезглавленная команда отправилась на дело, как узник позвал его.
— Даня, — начал мастер, — мне сейчас стало лучше. Нет, ты пойми меня правильно. Я не говорю, что выздоровел. Я болен, я очень болен и отлично понимаю это. Но как раз сейчас у меня период успокоения… не буйный, мирный период. Он продлится, по всей видимости, недолго. У меня… светлая печаль, слабость и больше ничего. Я почти не мучаюсь. Так вот, пока я относительно в своем уме, стоит, пожалуй, сказать тебе несколько важных вещей. Сядь рядом, так трудно говорить! Чудовищная слабость…
Даня подтащил стул и сел у изголовья.
— Знаешь, я ведь понимаю, сколь мерзкие вещи вытворяю с вами последнее время. Только поделать с собой ничего не могу. Странное… состояние: словно кто-то чужой дергает тебя за ниточки… Дай мне попить.
Даня протянул неровно вырезанную «кружку». Напившись, Гвоздь продолжил:
— Извини меня, если можешь. И Катя пусть извинит меня. И Немо. Я потом перед всеми вами…
Гвоздь всхлипнул. Крупные слезы покатились по его щекам.
— Дай мне руку, Даня… если ты мне все еще друг… дай… руку…
Генерал, не колеблясь, принял рукопожатие. Мастер сжал его ладонь с нечеловеческой силой, и в ту же секунду «кружка» совершила молниеносный полет с приземлением на Даниной голове. Генерал рванулся, пытаясь отстраниться, но Гвоздь завопил:
— Стой же ты, гадина! — и въехал ему по голове во второй раз.
Даня хлопнулся без сознания, уронив стул.
…Когда он очнулся, тело Гвоздя, вышедшее у владельца из-под контроля, изгибалось на койке, билось в судорогах, рвалось на волю, сотрясая металлический каркас. Чья-то рука тормошила Данино плечо.
— Немо? Ты?
Лицо Немо расплывалось. Вообще, перед глазами плыло, предметы старательно избегали четких очертаний.
— Да, командир.
— Почему ты вернулся?
— У меня был приказ: приглядывать
— Ах да… Извини, никак не могу привыкнуть.
Даня, наконец, вспомнил о том, о чем должен был вспомнить в первый же миг после беспамятства. Он пошарил в кармане. Твою мать!
— А где ключ?
Немо протянул руку прямо генералу под нос. На его ладони лежала маленькая безобидная железяка, придававшая наручникам рабочий смысл…
— Откуда он у тебя? — спросил Даня, водворяя ключ на место.
— Отобрал у Гвоздя. Ему не хватило пары секунд.
Даня мысленно поблагодарил старую мудрую задницу за добрый совет не скупиться на соломенные подстилки.
— Команда?
— Вся здесь.
— Позови, пожалуйста, Катю.
«От судьбы не уйдешь, — думал Даня, — это была ее работа, и никто из нас Катю не заменит. Остается положиться на битого… то есть на битую. Как говорится, за одного битого три рожка с патронами дают».
Узник все никак не успокаивался. Желанная свобода была от него в двух шагах…
Вошла Катя. Генерал спросил у нее:
— Ты можешь дать слово, что не отпустишь Гвоздя и не дашь ему даже самую слабенькую дозу какой- нибудь дури?
— Даю слово, — со спокойным величием ответила Катя.
Но Дане было мало ее слова. И он обратился к ней иначе, не по-генеральски:
— Знаешь… ты меня очень огорчишь, если выйдет иначе. Очень прошу… не ради меня — ради него самого, не поддавайся.
— Я не поддамся, Даня, — столь же спокойно ответила его собеседница.
— И не подставляйся.
— И не подставлюсь.
Генерал отправился в рейд с неспокойной душой. Да и рейд-то вышел паршивый. То ли «секретники» ошиблись, то ли гоблины сумели ввести их в заблуждение, однако никакого «одежного» каравана Данина команда не нашла. По дороге из Калуги на Москву действительно шли два грузовика под тентами. Только в обоих были Верные защитники, как будто ждавшие засады…
Впрочем, под огнем Даниной команды они живо забыли свое предназначение — быть наживкой и ловушкой одновременно. Потеряв пятерых бойцов, Верные защитники едва ушли из-под удара.
— Вот и вся наша добыча… — подвел итог Даня, переворачивая носком ноги трупы на дороге. — Пять стволов с припасами.
Тэйки зло сплюнула и принялась собирать трофейное оружие. Его тоже можно будет сменять на нужные вещи. Мундиры, окровавленные и обгорелые, годились только на тряпки. Пять пар ботинок ничего не решали, поскольку все они, как на грех, оказались изношенными, а две — так просто дырявыми. Верных защитников одевали, обували, кормили и вооружали, как говаривал Гвоздь, «по остаточному принципу».
Дане чужая пуля задела плечо, но прошла навылет, не задев кость. Пока Тэйки бинтовала рану, он сидел, морщась, и время от времени начинал ругаться:
— Было бы за приличный хабар, а то… т-твою етитт.
И Тэйки неожиданно ласково отвечала ему: