изначально неполезное для империи и общества и даже вредоносное…»
Его превосходительству начальнику имперской охранной канцелярии, эву Оломедасу
от начальника службы наблюдения оной канцелярии Тревиуса Лямке.
«…поднадзорные в полном соответствии с воинской наукой, перешли к рекогносцировке местности, что нельзя не расценить как подготовку к решительным действиям. Несколько молодчиков постоянно фланируют в непосредственных пределах дворца и занимаются подробнейшим изучением распорядка внешней караульно-постовой службы и составлением карты инженерных сооружений и топографии местности. Имели место неоднократные попытки подкупить дворцовую обслугу с целью получения более подробных сведений о расписании караульной службы императорской гвардии внутри дворца. Я, Тревиус Лямке, склонен подтвердить ранее изложенные предположения неопровержимыми доказательствами…»
– Думаешь, получится? – шепнул Оломедас Ивану.
– Со мной же получилось! Карл Густавыч, проходите. Разрешите представить вам начальника охранной канцелярии эва Оломедаса. Его согласие сделало возможным ваш визит. Нам нужна ваша помощь. Крайне.
Сухощавый длинноносый человек в тонком пенсне, с бородой клинышком и голой, как бильярдный шар, головой насмешливо оглядел присутствующих: Ивана, Оломедаса и Августа. Прокашлялся.
– Айвен, черт побери, вы не перестаете меня удивлять! Ваш цветущий вид поневоле заставляет чувствовать себя на голову выше. Поневоле чувствую себя соавтором чуда! А это, надо заметить, чревато – рискую задрать нос. Кстати, о носах. Ваш мне решительно не нравится. После нашей прошлой встречи он стал, как бы это помягче… несколько кривоват.
– Сломали, – буркнул имяхранитель.
– Даже не спрашиваю кто, – усмехнулся гость. – И уж тем более не рискую спрашивать, черт возьми, где он сейчас, этот храбрец.
– И правильно, – ухмыльнулся Иван. – Все под богом ходим, да продлит наши дни Фанес! Дозволите обрисовать ситуацию?
– Да, да, разумеется.
На изложение придумки ушла ровно одна чашка кофе, по завершении дегустации которой Карл Густав в сомнении поджал губы.
– Дерзко, дерзко. Однако рецидив нормального психического состояния может и не наступить. Если, как вы говорите, он все будет помнить, я не ручаюсь за здравый рассудок пациента по выздоровлении. Проще говоря, он может сойти с ума и более в него не вернуться.
– Доктор, там не с чего сходить! – вмешался в разговор Оломедас. – Стиль государственного управления императора Василия XVIII – это наитие плюс врожденное чутье на опасность. Наш монарх до этого великолепно обходился без помощи головы, не помрет без нее и дальше. Зато докладные записки типа «собираемость налогов упала» и «не организовать ли на островах государственную концессию по добыче меди» его величество понимает в любом состоянии!
Карл Густав с минуту напряженно думал, переводя взгляд с одного собеседника на другого, и, наконец, решительно тряхнул головой.
– Так и быть! Прелюбопытный должен получиться опыт. Я согласен!
Шеф охранки с облегчением шумно выдохнул, а доктор Август беззастенчиво напросился к заезжей знаменитости в ассистенты.
– Да-с, молодые люди! Нет предела совершенству! Да-с!
Процессия в составе Карла Густава, Августа, Оломедаса и Ивана прошествовала в императорские покои, где их ждали двое медбратьев.
– Слабонервных прошу покинуть помещение, – Карл Густав, оживленный в предвкушении «прелюбопытного опыта», обвел присутствующих глазами.
– Таковые отсутствуют по определению, – мрачно пробурчал Оломедас.
– Все готово?
– Да, – энергично кивнул шеф охранки. – Коридоры под наблюдением. Окна растворены.
– Приступим.
Карл Густав вздохнул, решительно подошел к больному императору и защелкал пальцами, точно кастаньетами, привлекая монаршее внимание.
– Голубчик, слушаете меня внимательно, очень внимательно. Я начинаю считать, и вы следите за счетом…
Оломедас ежился, Август пожирал коллегу глазами, повторяя за ним: «…три, четыре, пять…», Иван мрачно кусал губу. Василий внезапно прекратил мерно раскачиваться, нарушил позу эмбриона, потянулся. И открыл осмысленные глаза. Доктор Карл, не отвлекаясь на проявления восторга, продолжал вводить монаршего пациента в гипнотический транс:
– …вы вспоминаете тварь, которую увидели в тот день. Вспоминаете, вспоминаете и не боитесь. Вы ничего и никого не боитесь, я сказал!
Василия перестало трясти. Его величество сидел на постели успокоенный, будто пасторальный пастушок со свирелькой. Блаженно улыбался и что-то шептал.
– Вы вспомнили напавшую на вас тварь до последней черточки, – продолжал Карл Густав, – и хотите с ней посчитаться за тот злополучный укус. Вам было больно, очень больно, и жуткое создание достойно возмездия. Вы вспоминаете его и сейчас хотите найти по запаху. По запаху!
Присутствующие затаили дыхание. По знаку Оломедаса разошлись по углам и встали кто за шкафом, кто за гардеробной ширмой. Рядом с императором остался лишь Карл Густав.
Внезапно Василий захрипел, не то взлаял, не то взвыл и, скатившись с постели, встал на четвереньки. Пижама на нем затрещала. Началась знаменитая монаршая метаморфоза. Мало-помалу басилевс превращался в существо столь жуткого облика и размеров, что Оломедас невольно ухватился за эфес, а доктор Август попятился назад.
Наконец пижама лопнула. Тварь стряхнула с себя шелковые лоскутья и повела по сторонам головой, похожей на крокодилью, – с той лишь разницей, что обладала более короткими челюстями. Задрала голову вверх, привстала на мохнатые задние конечности, потянула носом воздух. Опустилась на все четыре лапы и, издавая чавкающие звуки, резво двинулась к слуховому окну на прозрачной стене. В два переступа бестия взобралась по стеклу к слуховому окну, после чего, странным образом выгибая суставы, вытекла наружу.
– Скорее! – рявкнул Иван. – За ним! Живо!
– Что теперь будет? – уже в коридоре, задыхаясь от бега, вопрошал Карл Густав.
– Будет… такая драчка… что шерсть полетит… во все стороны! – выдохнул Оломедас, бренча на поворотах шашкой об углы.
– А если первая тварь – самка? – упавшим голосом крикнул доктор Август.
– Мужчина взрослый, разберется, – бросил на ходу Иван, первым выносясь из дверей.