– Фанес всеблагой посадил дерево моей судьбы много лет назад. В урочное время оно зацветет, и в урочное время его свалит порыв ветра. К чему лишняя суета?
– Девчонки, которые пытались разорвать Феодору на куски, думали иначе.
– Это их дело. Нас объединяет только
– Стало быть, все это время ты не отбрасывала тени?
Аглая холодно усмехнулась.
– Что за околесицу насчет «своего самовара» ты нес в покоях Ипполиты?
– Да так, не обращай внимания.
– Впервые я с мужчиной столь долгий срок, – Цапля со странным выражением лица посмотрела в небо. – Должно быть, это необычно.
– Боишься, привыкну?
– Ты не привыкнешь, – Аглая холодно улыбнулась. – А я могу.
– Осторожно, ямка.
– Спасибо, эв имяхранитель, вы очень любезны, – голос Цапли вымерз, в нем прозрачно звенел лед, и обломок поежился.
– Всего доброго! – за ворота их проводил неизменный Хуб, калитка закрылась, и возница распахнул дверцу экипажа.
О том, насколько «Жаркий полдень» – курорт вызывающе сибаритский, Иван получил представление уже на подъезде. Столько роскошных автомобилей и конных экипажей он не видел в одном месте никогда. Иван и Аглая подъезжали к месту «единовременного приема вод шестью сотнями человек» по главной дороге, и от обилия солнца на хроме и начищенной бронзе рябило в глазах. Высокие ажурные кованые ворота двумя мотылиными крыльями распахнулись перед новыми гостями. Бронзовая ограда, увитая патиновым вьюном, убегала в обе стороны куда-то очень далеко, к самому горизонту.
Целебные воды, промыслом Фанеса всеблагого, отворились на скальном плато, неподалеку от побережья. Врачеватели Пераса, все как один, пребывали по этому поводу в недоумении. Полагали, что в состав бьющих из-под земли источников непостижимым образом входит вода пресная с примесью малой толики морской.
Носильщик погрузил на тележку вещи Ивана и Аглаи, а распорядитель отточенным жестом пригласил следовать за собой. Доругой Иван вертел головой во все стороны и… холодел от ужаса, воспевая осанны своей прозорливости. Прекрасные дьяволицы с жарким огнем в глазах фланировали стайками и в одиночку, и не будь с ним «самовара», обломок не продержался бы и нескольких дней. Аглая холодно несла себя по дорожкам, вымощенным розовым сланцем, а точеный профиль, шутливо воспетый Иваном в первую их встречу, горделиво вздернула к небесам.
– Ваш номер. – Распорядитель толкнул двустворчатую дверь на третьем этаже, вошел первым и раздернул на окнах шторы цвета спелого лайма.
Пожелание Ивана администрация выполнила по мере возможности. Никакого ампира, лепнины и позолоты. Чистые грани, прямые углы, стекло, полированный металл, камень.
– Когда я бываю в Акриотерме, поневоле становлюсь подвержен размышлизму. – Иван взгромоздил дорожный баул Аглаи на стол и пригласил спутницу распаковываться. – В доме старика Просто не могу наесться пустотой, воздухом и светом. Аглаюшка, часто ли ты попадаешь в высшее общество, где вынуждена поддерживать светскую беседу?
– Я храмовая Цапля, – холодно отчеканила девушка и сбросила с головы капюшон. – Не стала невестой басилевса, но не понаслышке знаю, что такое «бомонд».
– Должно быть, в разговоре великосветские пустозвоны частенько прикрывают свое незнание какой-нибудь загадочной словесной мишурой? Говорят малопонятную ерунду, вроде: «Что и говорить, непознаваемый феномен!»
Аглая не ответила, лишь вопросительно подняла на имяхранителя холодные глаза.
– Спиши в утиль титулярные ужимки. Безнадежно старо! Запишешь или запомнишь?
– Говори.
– Если тебе станет скучно, оборви разговор на самом интересном месте и оставь собеседника в недоумении: «Эв Незнайка, запомните, пожалуйста, слово “бетон”. За ним будущее!»
Кастора с женой Иван приметил тем же вечером, за ужином. Обломок остался неузнан благодаря смене облика – длинноволосому парику и многодневной щетине, отпущенной загодя.
– Ты недоговариваешь, Иван, – Аглая казалась изящной глыбой льда, говорила мелодично и звонко, рубила слова аккуратно и взвешенно. Тонко постукивала серебряным прибором по фарфоровой тарелке. – Обрисуй мне хотя бы контуры своих задач. Я не знаю, что мне нужно делать.
– Не понимаю твоих метаний, – Ивана всецело захватило наблюдение за подопечным. – Будь естественной, вот и все.
– Ты отстранен и глух. Смотришь на меня и не видишь. Отчего-то напряжен, и создается такое впечатление, что приехал сюда вовсе не отдыхать. К тому же парик, борода… Я могу узнать все, что у тебя на уме. Тебе это известно. Но не хочу пускать в ход
– Аглаюшка, веди себя, как Цапля. Так будет легче и тебе, и мне. Ты словно первый раз с мужчиной.
– Но впервые мне не хочется использовать
– А? Что? Ты что-то сказала?
– Прослушал… Это даже хорошо. Я ничего не говорила. Ночью ты останешься довольным, мой господин.
– Ага, – бездумно ответил Иван.
Кастор отлучился по естественной надобности, и обломок немедленно последовал за ним. Аглая сопроводила этот демарш взглядом холодных серых глаз и молча вернулась к трапезе.
Иван не уставал благодарить провидение, а более того – собственную предусмотрительность за то, что рядом с ним Аглая. Дни напролет она, словно молниеотвод, принимала на себя пламенные взгляды молодых голодных дьяволиц, и обломок, будто заговоренный рыцарь на поле брани, оставался невредим. Ночами же… пожаловаться ему было, право, не на что. Более того, Иван получил то, о чем мечтал наипаче всего – свободные руки днем. Кастор не сидел на месте, отдавался отдыху всей душой. На пятый день Иван заподозрил, что имяхранитель номер три уже жалеет, что прибыл в это райское место с женой. Несколько раз обломок примечал жаркие разговоры Кастора с какой-нибудь из молодиц, и всякий раз «вовремя» на сцену выходила Янга. Гримасу на лице Кастора при том нужно было видеть! А вот таинственный Некто обнаруживаться не спешил. Иван был этому и рад, и не рад. Уж лучше бы все кончилось побыстрее, думал он иногда. Вместе с тем, сбывались его собственные прогнозы «о кануне полнолуния», что не могло не тешить прозорливое самолюбие.
В ожидании конца месяца Иван ходил по следам Кастора, словно
