лысине. То ли кит, то ли сом, то ли Наполеон времен Святой Елены. А еще — целый барон. Целых полгода, хотя знает — две недели. И крестик на шее появился.
— …с гибелью капитана Уэрты и ряда других, не менее достойных офицеров конфедеративный флот испытывает острый недостаток в специалистах. Потому они запросили русского посланника — то есть меня! — о возможности направления в их распоряжение русского морского офицера соответствующего ранга. Вы, капитан-лейтенант, отлично прижились в Чарлстоне, приняты высшим обществом Юга… Лучше вас никто не подойдет! Пора вам повидать Ричмонд.
Сначала, конечно, снова портной — пошить три комплекта парадной формы, про запас. Выкающие лейтенанты и мичманы, словно не один Корпус закончили. Как же — враг Линкольна на море номер один, легендарный пират. И шепотки: «Уж больно высоко прыгнул — и это только начало… Кажется, слухи не врут!» Право, неподцензурные газеты — зло.
Перестук колес по широкой колее. Вот интересно — почему у Конфедерации один стандарт полотна железной дороги, русский, а у Союза — другой, европейский? Строили-то еще во времена, когда были одной страной. И вот на тебе… Может, поэтому Джексон в Мэриленде и не удержался: все грузы для его армии приходилось перегружать по три раза. Зато Макклеллан попросту тянет за собой новую ветку с северной колеей. Патрули, опорные пункты, колючая проволока… Поезда с мортирами на платформах. И позиции, которые конфедератам приходится оставлять одну за другой — потому, что если останешься, тебя перетрут — спокойно, методично и без особых потерь. Скоро же отходить будет некуда… Армия упрется спиной в столицу!
В вагонах — все больше офицеры, возвращающиеся в части из отпусков и ранений. Пока поезд вдет по Южной Каролине, все хорошо. Но вот в окне замелькали названия станций Каролины Северной, а заодно и снежинки… Словно родиной повеяло! Как тут не выскочить на перрон? А заодно — размять ноги, подымить сигарой, отдохнуть от общества дипломатов-попутчиков. Ничего дурного Алексеев не ждал — кроме естественного любопытства по отношению к иностранному союзнику. Увы, американцы, что северные, что южные, плохо разбираются в иностранной форме. Даже натрезве. А уж с пьяных глаз…
— Ба, янки! При па-аго-о-онах!
Что тут сказать? Парень с одинокой шпалой на воротнике возвращается в действующую армию. Доживет ли до следующего отпуска? Почему бы и не выпить на дорогу доброго кукурузного виски, которое по сути — дрянной самогон? Теперь вот теребит висящую поперек живота кобуру. Хорошо, он не один, так что друзья ему мешают.
— Джонни, это моряк…
— Это моряк-я-а-анки! Дже… — запнулся, но выговорил точно, не как черные слуги: — Дже-н-т-л-ме- ны, вам не видно? Паго-о-ны!
— Джонни, это русский моряк…
— Да хоть китаец… Я-а-а-анки всех гребут! Немцев, например… Отпустите, дже-н-т-л-мены. Не буду стрелять! Сдадим шпиона ополчению? Пусть повесят! Хоть душу отведут.
Ну, кобуру оставил в покое, и ладно.
— Джонни, русские за нас.
— За нас только мы… Если ты за нас, ты из какого штата?
Что ж, на этот вопрос можно и ответить.
— Капитан-лейтенант Алексеев… Южная Каролина, Чарлстон. А вы, второй лейтенант, откуда?
Знакомый акцент приводит пьяного в чувство.
— Точно, их говор. С них все началось… Четыре года назад! «Защитим южную сестру», «встанем рядом», «права штата»… И где теперь права штата, если ополчение гонят в Виргинию без приказа губернатора? Эх… И все-таки погоны, капитан ты или лейтенант, сними. Северная штучка.
Только тут подскакивает сопровождение — ловкий человек в цивильном сюртуке, поношенном ровно настолько, чтоб не принимали за шпиона с Севера. Да и колокол предупреждает о скором отправлении. Пора в вагон.
Барон Стекль не склонен принимать произошедшее как шутку.
— Похоже, это повод для беседы с нашими союзниками. Впрочем, в Ричмонде умеют отличить иностранцев от северян.
В столице, от перрона, — расписание: визит к морскому секретарю, аудиенция у президента, приемы, приемы, приемы… Голова кругом, но где же дело? Не считать же таковым награждение очередным изобретением союзников, Морским венком. Но это, наверное, расскажет мистер Мэллори. На описание Берты — похож. Разве говорит — вовсе не так, как пишет: вместо рубленых фраз окатистые, вместо лаконичности велеречивость. Или это дань дипломатии? Точно, после первых комплиментов язык становится проще — но речь вовсе не заходит о задании! Руководитель всея Южного флота спрашивает:
— Вы сейчас из Чарлстона. Как там мисс Уэрта? Еще не собралась за вас замуж?
Хорошо, руки заняты, а то б вышел международный скандал. А так… проколоть пахучую кубинскую красавицу с одного конца, отрезать с другого. Старательно полыхать дымом. И — тактика готова.
— Спасибо, господин морской секретарь, что напомнили об этой милой девушке… — и, резко: — Ей ухо отстрелили.
— Что?
— Полгода назад, в бою за выброшенный на берег трамп с медной рудой. В отчетах этого не было? Вы, мистер Мэллори, кажется, до сих пор полагаете, что мисс ла Уэрта всего лишь секретарь отца… Но капитан ла Уэрта погиб, а его дочь тянет на себе завод — единственный в Конфедерации, заметьте, который не просто льет пушки, а делает укрепление стволов, одинарное, двойное и тройное. Все тяжелые пушки — ее, лучшие снаряды — ее. В моей победе над французским конвоем половина заслуги — ее. Но венок присудили мне, а ей не досталось ничего, и любой офицер может, бросив: «Женщина!» отвернуться от нее, как от пустого места. Оставив флот без снарядов.
— Но — она женщина.
— И что? Выбирайте, сэр — или завтра я забуду ваш Морской венок, невзирая на прилагающуюся к нему ренту… Нет, не на подоконнике, что вы! Светлейший князь Горчаков дипломат, а я моряк и даже, если верить галльским и северным газетенкам, пират. Так что — в гальюне. И наплевать на международный скандал… Причина которого до президента, безусловно, дойдет. Альтернатива: чин для мисс ла Уэрта. Пусть небольшой. Но — настоящий…
Морскому секретарю деваться некуда. Главные успехи флота — вот они. «Александр Невский», при небольшом умении, в глазах Джефферсона Дэвиса станет проектом, с русскими совместным. Или… Снова насмешки, снова — не вырвать специалистов из армии. И так ведь приходится слышать: «Это у русских есть флот. А у нас так… контора Мэллори». Что ж, цена невелика… Но почему не поинтересоваться?
— Кто вас так против меня настроил? — морской секретарь не подозревает, что честным ответом будет его собственное имя. Его письма и распоряжения, пусть и в пересказе трех Уэрта — отца, сына, дочери. — Это все интриги с целью подчинить флот армии. Поймите, у меня нет власти присваивать звания. Да и у президента нет. Недавно, чтобы повысить двух весьма достойных моряков, пришлось обращаться за утверждением к сенату. И речь шла всего-то о второй звезде!
То есть о звании коммандера. Интересно, а как теперь будут коверкать звание недавнего «коммандера» Алексеева? У капитан-лейтенанта погон гладкий. Но, так или иначе, торговля началась. Пожалуй, в конгресс лезть и правда не стоит. Значит…
— А первую звезду тоже присваивают через парламентскую процедуру? Каждого командира батальона пропускают через прения?
Флотский лейтенант у южан соответствует сухопутному капитану. Алексееву стало смешно: капитан- лейтенант по русской Табели тоже соответствует пехотному капитану или, в кавалерии, ротмистру. А какие ведет беседы… И продавливает присвоение чина, равного своему. Сам мистер Мэллори никакого противоречия не находит. То ли как демократ видит перед собой популярную фигуру. То ли как дипломат — представителя союзников. То ли как мужчина — влюбленного юношу…
Какая любовь? Симпатия, совместная работа. Пожалуй, дружба. Хотя и уверяют, что между мужчиной и женщиной такого не случается. Но морской секретарь медленно кивает.
— Нужна только подпись президента, и я — заметьте! — ее легко получу. И — хорошо сказано: «За
