охоту. Ведь имущество убитых переходило естественным путём к убийцам.
Не то чтобы короля интересовало мнение плебса о своей деятельности. Вот уж кто, а второй Стюарт на английском престоле всегда демонстрировал презрение к людям, которые имели несчастье попасть в число его подданных.
Карл родился в Думферлинге, в Шотландии, 29 ноября 1600 года. Наследником третий сын короля Иакова и королевы Анны стал после смерти старших братьев, Генриха и Роберта (в 1616 году). Вступив на престол после смерти отца, Карл продолжил его линию правления — мотовство, распутство, фанфаронство успешно сочетались в нём с ослиным интеллектом и упрямством, нерешительностью конкретного Буриданова осла, готовностью к предательству и заячьей трусливостью. В общем — типичный Стюарт на английском престоле.
Вообще-то, Стюарты — древний шотландский клан, давший своей стране множество выдающихся государственных деятелей и полководцев. Но мужчины, потомки казнённой шотландской королевы — просто паноптикум дураков, слабаков и трусов.
К 1638 году Карл уже успел взбесить значительную часть собственных подданных. Действовал он в этом направлении целенаправленно и очень успешно. Парламент даже принял специальный закон из трёх пунктов:
1) Всякий переменивший религию да будет признан врагом общественного спокойствия.
2) Всякий взимающий пошлины с меры и веса (то есть король), будет считаться врагом отечества.
3) Таковым же будет признан каждый торговец, который будет вносить вышеупомянутые подати.
Таким образом, всякого выплатившего налог королю приравняли к врагам народа. И это не было пустым сотрясением воздуха. Короля и его любимца Бекингэма не любили так, что отказались выделить деньги на продолжение войны с ненавистной англичанам Испанией.
Впрочем, того давно убил небезызвестный читателям романа Дюма 'Три мушкетёра' Фултон, но народная ненависть перешла на нового фаворита, Томаса Уэнфсуорта, человека куда более достойного. Однако всякий, кто имел неосторожность приблизиться к Карлу, немедленно, справедливо или нет, становился объектом народной ненависти.
Уже несколько лет другой любимец короля, епископ Лауд, проводил реформу англиканской церкви, главой которой был король, сближая богослужения в ней с католическим, так милым всем английским Стюартам. То, что католики для большинства англичан были символом чуть ли не сатанизма, короля не смущало ни в малейшей степени. Шотландия, родина предков, уже фактически вышла из сферы правления Карла, вызревала для этого и Англия.
Оставить безнаказанным убийство множества англичан, среди которых были и люди состоятельные, влиятельные, король себе позволить не мог. Он сделал то, чего давно избегал: созвал распущенный им же самим парламент. Имей он возможность отправить английскую эскадру в Средиземное море сам — отправил бы не задумываясь. Однако бодливой корове бог рогов не даёт. На это у него не было денег. Дело дошло до того, что мавританские пираты совершенно безнаказанно грабили английское побережье и захватывали корабли возле английских портов.
Парламент собрался быстро. Озвученные королём сведения, якобы достоверные, о гибели всех англичан, находившихся в Оттоманской империи (что не соответствовало действительности), произвели впечатление и на злейших антироялистов. Однако депутаты согласились выделить деньги только при условии отдачи под суд королевского любимца, наводившего в это время порядок во взбаламученной Ирландии. Даже для идиота в короне было ясно заранее, что это будет судилище без шансов на оправдание. И как в реале, король предал своего сторонника. Он согласился. Сдал Томаса Уэнфсуорта, успевшего доказать свою преданность королю, а не своим взбалмошным прихотям, как предыдущий фаворит, Бекингэм. Отдал на расправу своим врагам. А потом и подписал вынесенный ими приговор о казни.
Зато на Темзе закипели работы. Большая эскадра готовилась к отплытию в Средиземное море для наказания негодяев, посмевших поднять руку на англичан. Правда, немалая часть выделенных на оснащение кораблей денег таинственным образом исчезла, но вряд ли кого это удивило.
Обычно ему удавалось с первого же взгляда определить, в каком настроении пребывал его величество. Но сегодня… Что же случилось сегодня? То ли король был в ударе, то ли он сам… стареет, теряет былой нюх.
— Опять испанская партия? — усмешка его величества вышла двусмысленной. — Ваше преосвященство не желает оригинальничать?
— Сир, на мой взгляд, испанская партия предоставляет игроку куда больше вариантов, нежели прочие, — с готовностью ответил Ришелье. Опять заготовка, никакой импровизации. Стареем, стареем…
— А вы готовы похвастать тем, что знаете ВСЕ возможные варианты? — еще ядовитее усмехнулся король, выдвигая вперед коня. — Увы, это не дано никому из смертных. Королевская игра… Кстати, вы наверняка слышали о последних событиях в Османской империи. Это еще широко не обсуждается, но… ситуация, на мой взгляд, требует серьезного к ней отношения. Шутка ли — гибель династии Османов!
Старик кардинал пронзил его величество неожиданно острым, молодым взглядом. Король в кои-то веки интересуется политикой?
— Должен согласиться с вашим величеством — ситуация в Блистательной Порте может взорвать европейское равновесие, — сказал он. — Последний живой Осман — сумасшедший старик, не способный продолжить династию. Следовательно, неизбежна борьба за трон между родственниками царствующей фамилии по женской линии и…крымскими Гиреями, потомками Чингиз-хана. И борьба эта разгорится еще при жизни несчастного безумца.
— Предлагаете поставить на кого-то из претендентов?
— Мы обязаны контролировать политику Османской империи, кто бы ни был там у власти.
— Контролировать? — король коротко и — кардинал был готов поклясться, что ему не показалось! — не без гневной нотки рассмеялся. — Если я не ошибаюсь, алжирские и тунисские разбойники являются подданными турецкого султана, однако грабят наше южное побережье, несмотря на ваш контроль.
Сделав акцент на слове 'ваш', его величество пребольно уязвил его высокопреосвященство. Но Ришелье — воробей стреляный. Не в первый раз, и даст Бог, не в последний.
— Сир, всё имеет свою цену, — сокрушенно, по-стариковски, вздохнул он. — Франция, к сожалению, слишком далеко, чтобы своими силами сдерживать рост варваров-схизматиков. Пусть за нас это делают варвары-магометане. И если для этого нужно пожертвовать сотней-другой французов, благородная цель сие оправдает, ибо при прямом столкновении с дикими ордами мы потеряли бы куда больше.
— По словам барона де Курменена, московиты вовсе не дикая орда, — возразил король, сделав очередной ход.
— Возможно, — согласился кардинал. — На мой взгляд, они вполне способны воспринять цивилизацию, но пока этого не произошло, допускать рост их влияния на европейские дела самоубийственно для Франции. Я не против, если московиты приобщатся к нашей культуре, но при этом они должны выполнять то, что мы им скажем. Никаких самостоятельных действий. Пока османы пили их кровь, мы были близки к поставленной цели. К сожалению, сир, сейчас эта цель всё дальше. Мы ведь сами не так давно стояли на пороге катастрофы…
— О, да, я помню тридцать шестой год, — не без самодовольства заметил король.
Намёк был бестактный: Ришелье очень не любил, когда ему напоминали о постыдном провале. Он, всесильный министр, глава Королевского совета, при известии о подходе испанских войск спрятался в своём дворце, как крыса в нору, а безвольный король вдруг проявил себя блестящим организатором… и спас Париж. Конечно, его величество получил свою долю фимиама, а его преосвященство отхватил самую натуральную 'клизму', но напоминать об этом постоянно — увольте.
— Да, сир, — наилучший способ избавиться от очередной шпильки — лишний раз воспеть королю
