– А ежли бежать? – вскинулся Ставр Годинович.
– Многие пытались бежать из лечебно-трудового очистилища, да всех вернули и лютому лечению предали. На прошлой неделе двое бедолаг, из кузнецких подмастерьев, кинулись ночью прямо скрозь стеклянные окна, изрезались все – страсть! Добежали до пожарной команды, там их спрятали, а утром пришли к пожарникам милосердные братья – по кровавым следам беглецов нашли. Отобрали, да еще и пожарников потащили с собой – за сопротивление действующему лечебному режиму, о как!
– Ничего, – нахмурился Микула Селянинович. Не встречал я на своем веку еще такой темницы, из которой бежать невозможно. Ну-ка, мужики, подтягивайтесь в кружок, кой-что обсудить надобно. А ты, пивовар уважаемый, нас послушай, может, совет дельный подашь. Да еще расскажи нам поподробнее: чем этих братьев милосердия одолеть можно будет?
Но стратегию борьбы с непотребной политикой лечебно-трудового очистилища, а также со злокозненными «милосердными братьями» богатыри обсудить не успели. Потому что дверь в их палату широко распахнулась и на пороге возникла высоченная мужская фигура в белом халате. За фигурой рядами выстроились смуглокожие тощенькие типы с серебряно посверкивающими глазками, держащие в руках столь же серебряно мерцающие непонятные штучки с иголками на концах. Все смуглокожие облачены были в строго белые одежды и даже лица их закрывали белые повязки.
– Кумарис, мудхи! – с плохо скрываемым презрением произнес высокий предводитель. С добрым утром, рабы вредных привычек!
– Хана, – пискнул богатырям пивовар Иван Таранов. Это обход.
И серой тенью споро метнулся в угол, где, видимо, находился его топчанчик.
И точно подтверждая слова пивовара, один из смуглокожих противно заорал:
– Всем лежать! Руки поверх, одеяла! Это обход!
– Позвольте представиться, – ощерился высокий, плохо изображая улыбку, – я ваш главный лекарь. Меня зовут Раджниш Квамасутра, но; вы будете обращаться ко мне, только используя слово «гуру». А теперь приступим к осмотру. На что не жалуетесь?..
– Тебе нужно бежать, – сказала Василиса Прекрасная. Глаза ее опасно блестели,
–
Василиса Прекрасная лишь усмехнулась в ответ на эту мою тираду.
– По чести сказать, иного я от тебя и не ждала, сестрица названая, – сказала она и, позванивая связкой ключей, поманила меня в так называемую кладовую. Надо собрать вещи самые ценные и те, что нам в первую очередь пригодятся.
– И те, что мы сможем на себе унести, – подняла указательный палец я. Потому что никакого эскорта в виде Тонечек-Дуняшек нам брать не придется. Иначе это будет не побег, а парадный выезд, о котором весь Кутеж узнает, а не только Аленка.
– Верно.
– Тогда приступим. Ч-ш-ш! Дверь скрипнула или мне показалось?
Мы напряженно замерли. Из-под моего локтя медленно и деликатно высунулись руки Крутого Сэма с двумя ножами вороненой стали и при помощи упомянутых ножей сделали эффектный жест, означающий, что все тихо и нам пока не о чем беспокоиться.
– Спасибо, Сэм, – улыбнулась я.
Решение о побеге назрело само собой. Если вы помните, узурпаторша затребовала с меня в качестве выкупа за жизнь близких людей основной труд по черной магии – древнюю Альманах-книгу. И сроку на разыскание оного раритета дано мне, было три дня. Естественно, что никакой книги я не нашла. Впрочем, и не искала. Хотя бы уже потому, что обещала кошке Руфине про сей фолиант даже никому не заикаться. То, что о моих проблемах с Альманахом давно уже знала Василиса Прекрасная, было печальным, но необходимым отступлением от обещания. Потому что тезка разбирается в магической литературе и вообще волшебстве лучше, чем я.
А бежать мы задумали сразу после того, как посланные Аленкой смуглые крепкие парнишки учинили в нашем тереме первый обыск. Я еще тогда нервно смеялась: «А Руфина говорила, что это неприступная крепость!» Второй обыск, с письменным предуведомлением, состоялся сегодня утром. Аленка писала:
«Исполать тебе, Василиса свет Премудрая! Не забыла, чай, что я тебе сделать, да что найти и пред мои ясны очи предоставить наказывала? Для освежения твоей памяти ц усиления твоей прыти посылаю слуг своих верных. Ежели они что разобьют, переломают, погромят у тебя в тереме – не взыщи, такие уж они у меня шаловливые. Жду тебя с нетерпением. И помни: не только я жду..:»
Письмо я разорвала в мелкие клочки, на погром, учиненный «шаловливыми» слугами, заставила себя смотреть философски. Благодарение Богу, ни в первый, ни во второй свой налет головорезы, переворачивая все в спальне, не натолкнулись на тайную дверь, за которой была комнатка с компьютером. По тому, как пристально, почти гипнотизирующе наблюдала за погромщиками Василиса Прекрасная, я поняла, что она натуральным образом отводила им глаза. И правильно делала! Потому что, узнай Аленка о диковинной машине – неизвестно, каких еще гадостей пришлось бы ожидать на свои головы несчастным жителям не только Кутежа, но и всего Тридевятого царства.
Конечно, наше бегство было крайней мерой. И весьма нерадостной. Уже потому, что мы оставляли на произвол судьбы, точнее Аленки, дорогих нам людей.
– Василиса, – поминутно повторяла я, – а что же будет без меня с моим Иваном?
– Она его уже и так заколдовала, судя по всему, очень крепким колдовством. И вряд ли станет расколдовывать, узнав о нашем побеге.
– А если?
– В конце концов, он мужчина. Должен справиться сам. Меня только одно беспокоит…
– Да?..
– В кого именно она его превратила? Судя по заклинанию, которое ты мне передала, Иван должен стать или пшеничным зерном или каким-нибудь камнем. Это плохо.
– Почему?
– Обрати она его в сокола, собаку или даже лягушку, он бы смог от нее бежать. А куда и как бежать дерну? Да и камень не покатится, пока его не пнешь…
– Все, хватит, – решила я. Я остаюсь. Никуда не побегу. Пусть эта колдунья и меня в камень превращает. Будем мы с Ванькой, два здоровенных булыжника, лежать прямо напротив царского крыльца. Глядишь, Аленка пойдет да об нас и споткнется. И нос себе расквасит. Или коленку расцарапает.
– Перестань! – одернула меня прекрасная тезка. Или думаешь, что у тебя одной такая маета безмужняя? Я ведь про своего царевича тоже толком ничего не знаю… Но если мы останемся, то Аленка с нас не то что Альманах, звезды с небеси потребует.
– Ладно. Пока делаем то, что получается, а дальше, жизнь покажет. Ваньку только очень жалко.
– Жалко. Только от того, что мы будем в тереме сидеть да слезы лить, ему легче не станет.
– Это точно.
Василиса Прекрасная захлопнула сундук.
– Вот. Этой одежды нам хватит, авось не на гулянку идем, – увязывая небольшой узелок, усталым голосом сообщила она. Оденемся непривлекательно, неброско, бедно, как поселянки худородные…
Я как можно незаметнее подошла к окну. По залитому предвечерним солнцем двору дефилировало дюжины три смуглокожих воинов. Подняла глаза вверх – над крышей терема лениво парили те самые мутантообразные птицы, одновременно напоминающие гуся, стрекозу и вертолет.
– А нас стерегут, – только и сказала я.
– А ты думала, – усмехнулась тезка.
– Я не уверена, что как поселянки в лаптях и холстине мы не привлечем внимания…
– В царских кокошниках нас заметят еще быстрее.
– Я не об этом. Тезка моя прекрасная, как мы вообще предполагаем бежать?
– Как часы за полночь пробьют, мы черным ходом двинемся. В сад, где беседка плетеная, помнишь?..
– Да.
