убедиться в том, что ты – это ты.
– Да я это, я! – зарычала кошка и вдруг, страшно сверкнув глазами, бросилась на меня.
И застыла в броске со смешно растопыренными лапами.
– Ты ей не доверяешь? – спросил меня Охранник сказок.
Мне понравилось, что он обратился ко мне на «ты». Это почему-то разряжало обстановку.
– Это законное желание, – кивнул он и засверкал глазами так, что на поляне стало светло, как в полдень.
От этого света кошка Руфина начала плавиться с шипением и противным визгом. И за какую-то минуту обрела свое настоящее обличье.
Обличье узурпаторши Аленки.
– Мне все ясно, всем спасибо, – пробормотала я, отходя от чудовища, коим, в сущности, Аленка являлась. Меня не грела мысль быть немедленно растерзанной ее жуткими конечностями.
Охранник же только и сказал:
– Прочь с территории.
И Аленка с завыванием исчезла.
Охранник внимательно посмотрел на меня.
– Как ты догадалась, что она – не Руфина? – спросил он.
– Я и не строила догадок. Просто у нас с кошкой действительно был договор о пароле и отзыве, который знаем только мы двое… А вы, вы. Охранник сказок, почему не догадались» что с вами ведет светскую беседу чудовищная колдунья?!
– Я догадался.
Меня захлестнуло арканом справедливого возмущения.
– И вы могли бы вот так просто отдать ей файл с Альманахом?! – Я трепетно прижала деревянный кубик к груди.
Охранник рассмеялся. Сошел с кресла и, приблизившись ко мне, ободряюще похлопал по плечу:
– Не бойся. То, что ты так крепко держишь, пустышка. Фикция. Настоящее – спрятано.
– Ф-фу… А я уж было подумала…
Охранник сказок посмотрел на меня взглядом, в котором отражалась ущербная луна.
– Ты полагаешь, что человек, видевший Нерона, может быть таким наивным?
И тут рассмеялась я.
– В чем дело? – слегка удивился Охранник.
– Я ведь просто-напросто шла в уборную! И даже в этот момент напоролась на приключения! Кстати, вы мне не подскажете, где…
– За углом дома. За левым.
– Мерси. А обратно в дом я попаду опять через холодильник, или вы дверь сделаете?
Щеки Охранника отчего-то стали пунцовыми:
– Не волнуйся, – сказал он, – Дверь будет.
– 3-замечательно!
И я пошла за левый угол.
Перед этим подбросив вверх нагревшийся в ладонях деревянный ненужный кубик.
Он взлетел и рассыпался пригоршней золотистой пыли.
Охранник не уходил в дом. Видимо, он решил дождаться финала моего вояжа в уборную и самолично отконвоировать меня в постель. Во избежание непредвиденных ночных инцидентов.
– Вот так, царевич, мы теперь и живем, – грустно заключил пивовар Иван Таранов свой долгий печальный рассказ.
Разговор происходил в палате после очередного осмотра. («На поверку, становись! Равняйсь! Смир- рна!»), раздачи каких-то пилюль и отбоя. Но спать никто не мог и не хотел, поэтому Иван Таранов приник своими грандиозными ушами к запертой двери и долго слушал. Наконец он сказал:
– Лады. Милосердные братья ушли в свою комнату для медитаций. А охранники придут только через час. Так что у нас есть время поговорить…
Царевич слушал, то краснея от стыда, то бледнея от гнева. Пока он дул брагу в царских подвалах, подлая Аленка превратила Кутеж в мертвый город, а его жителей – в запуганных жалких рабов!
– Завтра же выйду отсюда! – решительно заявил царевич. Махну сабелькой своею булатною и снесу голову Аленке, а заезжего деспота и вовсе порубаю на мелкие кусочки.
От группы богатырей раздался тихий, беззлобный смех.
– Выйдет он из очистилища, как же! – хмыкнул Микула Селянинович. Тут милосердных братьев с уколами больше, чем ос в осином гнезде. Хочешь получить энту… тьфу ты, слово-то поганое, инъекцию соком яблок молодильных? Станешь как дедушка Таранов. Или как наш Денисий…
Богатыри вздохнули и разом поглядели в угол, где на топчане забылся неровным сном их боевой побратим. Позавчера во время обхода Денисий вспылил и одним ударом сломал челюсть главному лекарю. После этого богатыря незамедлительно скрутили милосердные братья, оттащили в «Комнату постижения сути», где как раз на высоких жердинах покачивались баклаги со страшным соком и вкатили ему двойную дозу. Теперь Денисий старел прямо на глазах и жалобным голоском дряхлого старца изредка просил пить. Богатыри затаили обиду, но понимали, что с врагом им сейчас никак не справиться – численность не та, да и силушки поубавилось. Откуда ей, силе, взяться, ежели кормежка в лечебнице такая, что мухи с голодухи на лету дохнут?!
– Все равно! – хорохорился царевич. Надо что-то делать! Нельзя же сидеть сложа руки и ждать, покуда нас тут всех на погост не вынесут!..
– Ну, допустим, сбежишь ты, – рассудительно сказал Елпидифор Калинкин. А дальше что?
– В царские палаты пойду. Аленку жизни лишать!
– Без оружия?
– А хоть бы и так!
– Не получится, царевич, – остудил пыл Елпидифор. До палат ты не дойдешь – охраннички опять же остановят. В палатах их немерено. А Аленка возьмет и заколдует тебя. Превратит в комара, на одну ладонь положит, а другой прихлопнет. Вот и весь твой подвиг будет!
– И только хуже этим себе и народу сделаешь, – тихо добавил пивовар Иван Таранов. Потому как ты последний кровный наследник престола. Лишит тебя Аленка жизни, и уж тогда ее ничто не остановит.
– Ее и сейчас остановить трудно…
– Царевич, а что же твой учкудукский приятель молчит, слова дельного не вымолвит?
– Да что с него взять… Он только и умеет, что песни петь.
Тудыратым словно ждал этих слов. Закачал ладонью в такт и запел:
Естердым,
Ак балалардым кеткен жердым,
Ак заттар ушин дек жуатым,
О, кир жуу,
Ак естердым…
– Тихо ты! – шикнули на него. Распелся…. Не приведи господь, милосердные братья придут, всех заметут!
– Жаль, что вы его прьервали, – подал голос скромный и терпеливый Фондей Соросович. Это есть очень кароший пьесня. В моей мауэленд ее тоже поют. Она есть о льюбви и пьечали. А тот, кто ее сочинять, получать рыцарский титул…
– Не до песен нам сейчас, – сурово вздохнул Маздай Маздаевич. Прав царевич: надо что-то делать! Вы посмотрите на себя, мужики! Никогда мы не жаловались на отсутствие силы али храбрости! Никогда никакому ворогу спуску не давали! А перед какой-то бабой да пришлецом поганым хвосты прижали, ровно щенки перед псарем!
– Их больше, чем нас, – обреченно сказал какой-то пасечник. Они, когда мою пасеку разоряли, страшней зверей неразумных были. Пчелы их жалят, а им ничего!..
– И топор их не берет, – констатировал сильно исхудавший на медицинских харчах знаменитый кузнец
