Возлюбленной. С меньшим азартом отвечал Проводник на расспросы Даниила о Древних, Великой Войне и природе конфликта между нетеру и акху. И все-таки даже из этих достаточно скупых речей можно было почерпнуть массу любопытного.
Лишь однажды, задав вопрос, Горовой натолкнулся на совершенно глухую стену:
— А что это за программа «Осирис», о которой упоминал Хонсу?
Волчок дернулся, как будто через него пропустили разряд тока вольт этак в тысячу, и, пожелав Дане спокойной ночи, заступил на ночную вахту. Больше они к этой теме не возвращались. Археолог понял, что сведений под грифом «совершенно секретно» у египетских небожителей еще великое множество.
На четвертый день, под вечер, появились долгожданные гости.
Жара как раз начала спадать, уступив место расслабляющей прохладе. Упуат вдохновенно рассказывал историю обреченного царевича, дошедшую до далеких потомков без концовки, что не позволяло узнать, удалось герою сказки избежать трагического конца, предсказанного при рождении, или нет. Над реконструкцией древнего текста билось не одно поколение египтологов, и Данька решил воспользоваться случаем, чтобы решить эту интересную научную проблему. Вдруг пригодится в будущем для кандидатской или даже докторской диссертации?
— Крокодил сказал юноше: «Я твоя судьба, преследующая тебя. Уже целых два месяца я сражаюсь с этим силачом. Так вот, я отпущу тебя, если…» — Вдруг волчок насторожился. — Что это там?
Парень посмотрел в ту сторону, куда был направлен острый нос Путеводителя. На горизонте клубилось небольшое песчаное облако. По мере приближения к плато Расетау оно росло и росло, пока не увеличилось до размеров гигантского слона. Затем послышались и звуки, среди которых можно было различить назойливый громкий гул и металлический лязг.
Вот, докатившись до подножия Сфинкса, облако остановилось. Пыль опала…
— Ни фига себе! — только и смог выдавить потрясенный Даня.
То был самый настоящий танк. Или нечто в этом роде.
Парень впервые за время своих похождений в Древнем Египте сталкивался с инопланетными механизмами. Как неоднократно втолковывал ему Упуат, открытое использование искусственных приспособлений вблизи мест скопления коренных жителей Земли было строжайше запрещено «Правилами колонизации планет с примитивными формами цивилизаций». Магия там или чудовища типа хурсарков, на худой конец какие-нибудь летающие колесницы — это еще было терпимо. Но вот бронемашины…
— За одно это можно угодить под космический трибунал! — с неприкрытым злорадством хихикал волчок, связываясь с начальством.
— Может, на этом тогда и закончим? — осторожно поинтересовался Данила. — Зачем дело до крайностей доводить? А вдруг у нас не получится их нейтрализовать, что тогда?
— У нас четкие инструкции, — отрезал нетеру. — Наблюдать и сообщить, когда они начнут действовать!
Данька пожал плечами. Странная логика. Впрочем, во время войны миров и не такое бывает. Ему доводилось смотреть старые киноленты рубежа XX и XXІ веков о звездных войнах. Их показывали студентам ИНКА в виде наглядных пособий по истории представлений об освоении космоса. В Данилины времена подобных лент уже не снимали. Они не пользовались успехом у зрителя. И понятно отчего. Смотреть в течение нескольких часов всякую чушь о полчищах клонов, в куски крошащих бластерами легионы роботов, — скука смертная.
В машине акху открылся верхний люк, и на песок выпрыгнули четверо высоченных человекообразных молодцов, одетых в нечто напоминающее комбинезоны.
Быстро темнело, и видимость становилась все хуже.
— У тебя часом нет прибора ночного видения? — обратился Даня к напарнику.
— Это еще зачем? — изумился Открыватель Путей, а затем, спохватившись, добавил: — Ах да, конечно. Все-таки какие же вы, люди, неприспособленные к жизни создания. Подожди немного. Сейчас они должны зажечь иллюминацию.
И точно. Как по команде загорелось несколько больших осветительных шаров. Юноша насчитал их ровно восемь. И образовывали они… восьмиконечную звезду с кривыми лучами неровной длины. Как и тогда, у храма Тота, во время атаки, предпринятой чародеями.
— Помешались они все тут на магических фигурах, — сплюнул Горовой.
Картинка, правду сказать, выглядела жутковато. Непроглядная тьма, опустившаяся на пустыню. И посреди нее островок неровного бледно-желтого света, из которого ощерилась гигантская морда диковинного существа.
И без того малосимпатичные черты лица Хорема-хета — Хора на горизонте; Сешепанхатума — Живого воплощения Атума; Абуль-Гола — Отца Ужаса в этой подсветке стали еще резче и словно потеряли всякое сходство с человеческими.
Акху готовились к непонятному ритуалу. Между лапами Сфинкса они установили что-то наподобие чаши из легкого серебристого металла. В нее были брошены и подожжены какие-то ароматические вещества с таким неприятным резким запахом, что он разнесся на несколько сот метров вокруг. Случайно сделав резкий вдох, Даниил закашлялся и пожалел, что в их экипировке нет противогаза или хотя бы респиратора. Волчок же дышал как ни в чем не бывало. Ему вроде бы даже нравился этот смрад.
Потом в чашу полилась жидкость темно-красного цвета. Дух изменился, став тошнотворно приторным.
Когда молодой человек понял, что именно ему напомнил этот запах, его вырвало. А ушастый нетеру, хищно раздувая ноздри, казалось, наслаждался ароматом свежей крови.
Четверка в «комбинезонах», выстроившись полумесяцем у своего жертвенника, затянула песнопение. Вернее, это сам Данькатак назвал то, что в нормальном человеческом языке вряд ли удостоилось бы наименования песни. Больше всего эти звуки походили на пиликанье кузнечиков и кваканье лягушек. Затем они переросли в ритмичное гудение вперемежку с писком и щелчками. Точь-в-точь такое, какое уже один раз довелось слышать Даниилу из уст соплеменника заговорщиков, назвавшегося Стоящим У Тропы.
