клю… Рыб-рыб-рыб!
Он бегал до тех пор, пока не охрип. Костя от этого концерта слегка обалдел, а потому и не среагировал вовремя на движение поплавка. А когда среагировал, леску уже тянуло на дно.
— Ну погоди! — Костя осторожно подсек и не спеша потянул на себя. И снова поверхность реки забурлила, и над водой показалась еще одна голова в маске.
Выплюнув загубник, аквалангист заорал благим матом:
— Ты че, баклан, окосел, что ли? Больно же! Ну я тебе сейчас дам!
Аквалангист отчаянно забарахтался, направляясь к берегу. Через минуту он уже стоял на песке, свирепо вращая глазами. Обрывок лески словно тоненький хвостик скорбно свисал с задницы водолаза.
— Ну сейчас ты у меня попляшешь!
— Это ты у меня попляшешь, — мрачно сказал Костя, извлекая из кармана служебное удостоверение и раскрывая его перед незнакомцем. Аквалангист остолбенел.
— А? — посмотрел он на Костю, словно увидел привидение. — Что? Хто?
— Вот сейчас и узнаешь, хто, — пообещал Костя, поднимая с травы папку. — Сейчас составим протокол…
— Екарный бабай! — прошептал аквалангист, резво разворачиваясь к воде.
— Стоять! — крикнул Костя, но не тут-то было.
Крупными лягушиными прыжками незнакомец бросился обратно и с грохотом обрушился в воду, так что на берег выплеснулась волна. Гнаться за ним было бессмысленно.
— Диверсант! — завопил Антуан, обхватив лапами голову.
— Обыкновенный браконьер, — возразил Костя, — хотя многие из них не лучше диверсантов. Правда, у него не было подводного ружья. Может быть, они ставят сети?
— Вот и поели рыбки! — вздохнул кот. — И зачем я их только приманивал?
От расстройства он включил радиоприемник и принялся ловить что-нибудь веселое. Однако вместо музыки из радиоприемника донесся невнятный шум, затем простудный кашель, и наконец чей-то голос довольно явственно произнес:
— Хана, шеф, нас застукали!
— Какая хана? — тут же отозвался другой голос.
Антуан хотел было крутануть колесико настройки, но Костя отнял у него приемник и прибавил звук.
— Тут какой-то козел из леснадзора ошивается! Всю задницу мне растаранил и Коляну тоже!
— Ты чего мелешь, как это растаранил?
— Ну так… рыболовным крючком!
— А вы что?
— А чего? Еле крючки выдрали!
— Дебилы! — сердито сказал голос. — Возвращайтесь назад, погуляли — и будет. Все, связь окончена.
В ту же минуту эфир замолчал, и, сколько Костя ни вращал настройку, ничего, кроме музыки, не было слышно.
— Это что же получается? — пробормотал Костя, — Значит, целая банда орудует? Надо идти к директору. Пусть дает моторную лодку. И Яге с Горынычем сказать. Возьмем бандитов, никуда они не денутся!
— Ура! — закричал Антуан. — Вперед! — И, повесив на шею транзисторный приемник, припустил вслед за Костей.
Стояла ясная полуденная тишина. Серебристые паутинки растворялись в воздухе, и от этого он становился еще чище и прозрачнее. Просвеченная солнцем листва словно замерла на мгновение, готовая в следующую минуту встрепенуться и зашелестеть, но мгновение все не кончалось, и ни единого звука не раздавалось вокруг. Только огромная удивленная стрекоза зависла в нерешительности над двумя колокольчиками, не зная, на который из них опуститься.
Яга Степанидовна уселась на пенек в тени старого огромного дуба, раскрыла очередной том Жорж Санд и, шевеля губами, погрузилась в чтение.
— Вы мерзавец! — прочитала она. — Вы опорочили славное имя герцогов Анжуйских!
И тут на поляну упала чья-то огромная угловатая тень.
— Ахти! Кого это несет? — прошептала бабка и тихонько спряталась за дерево. От обладателя такой тени хорошего ждать не приходилось.
Действительно, через минуту из-за кустов появился здоровенный детина в коротких шортах и рубашке, расписанной попугаями. У него была бритая голова, заплывшее дрябловатым жирком лицо и маленькие воробьиные глазки, подозрительно поблескивающие из-под набрякших век. Это был Эдик собственной персоной. В руке он держал помповое ружье.
Эдик огляделся и вытер пот со лба.
— Класс! — пробормотал он. — Вот где пикничок надо было забацать!
И тут он заметил берлогу, где предавался послеобеденному отдыху медведь Потапыч. Надо сказать, что Эдик представлял себе лес как некую декорацию для приятного времяпрепровождения и представления не имел, что здесь могут быть какие-то норы, берлоги и прочие лесные сюрпризы. Ему вдруг пришло в голову, что он наткнулся на клад.
— Вот это дыра, в натуре! — восторженно прошептал он, становясь на колени и заглядывая внутрь.
Яга услышала, как медведь вздохнул и насторожился, но детине было не до того.
— Алмазы! — ахнул он, увидев горящие в темноте глаза Потапыча. — Клад, в натуре! — И, засунув руку в густую пахучую темь, вцепился медведю в глаз.
Могучий рев и отчаянный вопль разом потрясли лес. Заснувшие было птахи бросились врассыпную кто куда. Только любительница скандалов — сорока — спряталась за ветвями, чтобы посмотреть, что будет дальше.
Яга Степанидовна, замаскировавшись наспех сорванной веткой, подобралась на всякий случай поближе.
Детина приплясывал на месте, тряся укушенной рукой и с ужасом глядя на берлогу. На жирном указательном пальце здоровяка появились характерные следы неправильного прикуса.
— Змея! — истерически бормотал детина, разглядывая палец и судорожно подсчитывая минуты оставшейся жизни. В его памяти промелькнули кадры из фильма про Индиану Джонса и про змей, охраняющих сокровище.
«Спасаться, спасаться! В медпункт!» — мелькнуло в его голове. Эдик подхватил ружье, но не успел сделать и шага, как из берлоги показалась сначала изумленная мохнатая башка, а следом за ней, охая и причитая, вывалился и весь медведь.
Правый глаз Потапыча был красный и слезился.
— Медведь! — взвизгнул детина.
— Бандит! — ахнул Потапыч и сделал шаг назад. Под его тяжелой лапой хрустнула ветка, и медведь, словно куль муки, повалился в траву.
Эдик судорожно дергал затвор ружья. На его лбу выступили капельки пота, а руки выполняли команду с точностью до наоборот.
Яга Степанидовна поняла, что пора действовать. И хотя ружье в руке шефа тряслось и прыгало как живое, оно тем не менее могло выстрелить. Бабка отбросила ветку в сторону и предстала перед шефом во всей своей красе.
— Ва-ва-ва-вах! — загадочно произнес Эдик, глядя на Ягу и переставая трястись.
А Яга уже подняла правую руку вверх. Рука была сухая и тонкая, как картофельная плеть, и заканчивалась острыми тонкими коготками.
— Чикатилло накатилло! — завывая, произнесла Яга. — Накатилло укатилло!
В следующее мгновение поляна подернулась морозным туманом, земля вздрогнула, и где-то невдалеке,
