– Кто они? – прошептал отец Августин.
– Местные демоны, здесь их называют тэнгу. Не беспокойся, они не причинят тебе большого вреда, лишь поиграют с тобой. Им так редко удается поиграть с каким-нибудь простаком вроде тебя!
– Я не устрашусь этих демонов!
– Не сомневаюсь, – расхохотался голос. – Не сомневаюсь!
Отец Августин стал молиться, но слова молитвы путались в его голове. Он вдруг поймал себя на том, что читает «Символ веры» наоборот. Он стиснул обугленные губы – лучше молчать, и тогда эти отпрыски преисподней от него ничего не добьются.
Тэнгу между тем подошли к нему.
– Он сильно страдает, – сказало одно чудовище.
– Давайте облегчим его страдания! – громко закричали все чудища.
Они подхватили Августина своими когтистыми лапами и понесли прочь из горящей комнаты. Кругом стояла ночь, но это была невыносимая ночь. Августин видел глазами, полными боли, что с черного неба срываются молнии и превращаются в огромных чудовищ с горящими зелеными глазами и сверкающими крыльями. Звезды не стояли на месте, они катались по всему небу как горох в решете. Земля вспучивалась и извергала из себя длинных омерзительных червей с длинными клыками и множеством скользких, беспрестанно шевелящихся ножек. Тэнгу всё бежали куда-то вперед со своей ношей. Августин силился вздохнуть, но вместо воздуха в легкие проникало одно лишь зловоние. Наконец тэнгу остановились и поставили Августина на землю. Он огляделся. Они находились посреди огромного, залитого кровавым светом луны поля. Всюду из земли торчали остовы сгоревших домов, поднимались кучи обугленных костей и черепов.
– Что это за место? – прошептал Августин.
– Это место для недостойных священнослужителей, – ответили ему тэнгу. – Тебе здесь придется исправлять свою карму!
– Что исправлять?
– Он не знает о карме! – расхохотались тэнгу. – Да что с ним говорить. Копайте яму!
– Копайте могилу!
– Глубокую могилу!
– Могилу, полную червей и разложившихся мертвецов!
– О, ему будет уютно в ней спать!
Четверо тэнгу споро вырыли в земле яму, довольно глубокую. Из ямы, словно забор, торчали почерневшие ребра какого-то громадного чудовища.
– Вот и готова твоя постель! – закричали тэнгу Августину.
– Ложись, она мягкая и прохладная!
– Оставьте меня! – закричал Августин. – Изыдите, проклятые твари!
И он стал на латыни читать девяностый псалом. Но вместо молитвенных слов из его уст полились лишь богохульства.
– Здесь уже нет молитв! – крикнули тэнгу и столкнули Августина в яму.
Его едва не проткнули насквозь ребра, оказавшиеся просто остро заточенными бамбуковыми кольями. Августин извернулся и упал в раскисшую грязь на дне ямы. Снизу он видел клок темного неба, по которому метались звезды. Скоро и этого не стало видно. Тэнгу принялись засыпать его землей.
– Это за тех, кого ты похоронил живьем! – кричали тэнгу.
– Это за тех, кого ты проткнул колом!
– Это за тех, кого ты обрекал на мучительную смерть!
Скоро на месте ямы вырос холм из свеженасыпанной земли.
– Мы посадим здесь цветок смерти, цветок с ядовитым жалом, – сказали тэнгу и бросили поверх земли какое-то блестящее семечко. Семечко воткнулось в землю и тут же дало корни. Эти корни сплошь оплели могилу, были они синеватыми, словно вены, и по ним струилась темная жидкость. Из корней поднялся стебель с несколькими бутонами. Бутоны набухали с каждой минутой и наконец лопнули. Яркие лепестки раскрылись, и с них потекла ядовито-желтая жидкость. Тэнгу принялись собирать эту жидкость в широкогорлые глиняные сосуды…
Но что же отец Августин? Он лежал в могиле, и земля давила ему на грудь, забивала рот и ноздри, не давала сделать и вдоха. И вдруг отцу Августину показалось, что он отделился сам от себя. Один Августин по-прежнему лежал в могиле, а другой встал, и перед ним расступилась сырая могильная земля.
Глаза второго Августина горели ярким алым пламенем.
– Жди, – приказал он двойнику. – Я вернусь за тобой.
Тут же произошло чудо: в земле появилась дверь. Она отворилась, и лежащий Августин увидел дорогу, уходящую далеко-далеко и теряющуюся во мгле. Над дорогой кружили крупные светляки и разгоняли темноту.
– Эта дорога ведет к забытым богам, – сказал Августин с алыми глазами. – Мы призовем их и освободимся. Я знаю, как нужно призывать.
Он ступил на дорогу и зашагал вперед. Двери за ним закрылись, и наступила тишина. Августин лежал и не знал, жив он или мертв.
Много ли прошло времени или мало, но вот снова появилась в толще земли дверь, и двойник Августина, сверкая алыми глазами, вернулся.
– Древние боги глухи к нам, – сказал он опечаленно. – Нет иного выхода, брат мой, как встретиться с самой Безымянной Богиней.
– Я задыхаюсь, – прохрипел Августин.
– Так и должно быть. Лишь умерев, ты можешь встретиться с Безымянной Богиней. Так умри же.
И Августин умер.
Когда же он умер, стало ему невероятно легко. Больше не было темной могилы с ее сырой затхлой землей, ничего не давило на грудь, не надо было мучиться из-за возможности дышать. Августин снова стал одним целым, встал и пошел прочь из могилы – туда, где видел что-то наподобие света от желтого бумажного фонарика.
Августин прошел совсем немного и увидел, что и впрямь это светит желтый бумажный фонарик со свечкой внутри. И светит он над входом в прекрасный сад.
На ветвях деревьев, на камнях, разложенных причудливыми грудами, на скамейках и фонтанах – всюду лежал легкий, девственно-чистый, пушистый снег.
Августин вошел в сад, и вокруг него поднялась метель. Она была почти незаметной и невесомой, но, почувствовав прикосновение снежинок к лицу, Августин ощутил в сердце давно забытое чувство счастья. Он хотел сказать: «Благодарю Тебя, Господи», но промолчал. Теперь он не был уверен в своем Боге. И знал, что Бог совсем не уверен в нем, в Августине.
На одной из скамей сидела женщина и что-то плела из белых пушистых ниток. Лицо женщины было скрыто белой вуалью, да и вся одежда словно состояла из снега и льда.
– Сядь у моих ног, страдалец, – тихо сказала женщина на латыни.
– К милости твоей взываю, госпожа, – произнес Августин, опускаясь на колени. Странно, снег совсем не холодил, он был тёпл и нежен, как птичий пух.
– Как может просить милости тот, кто сам никогда никого не миловал при жизни? – Голос женщины стал еще тише, и она наклонила голову над своим рукодельем.
– Всё, что я творил, я творил исключительно из милосердия, – сказал Августин.
– Ты не раскаялся, – качает головой женщина. – Уходи. Уходи туда, где терзает тебя твоя судьба.
И Августин видит, как гаснут краски снегового сада. Что-то сжимает его грудь, и он просыпается.
– Господин, уже раннее утро, – почтительно склонившись, сказал ему вчерашний юноша. – Вы сами велели вас разбудить…
Августин перевел дыхание. Слава богу, он еще жив! Всё, что он видел, было сном, одним из