полноценные городские шабаши? Где гранты на изучение оккультных артефактов? Где обещанный Выставочный зал истории ведьмовства? И после этого у вас хватает совести говорить, что ведьм в нашем городе никто не притесняет?! Да у любого урсолюда с рынка больше прав и возможностей, чем у самой образованной ведьмы!
– И что вы предлагаете? – спросил у Раховой господин Яхин.
– Ночь города провести обязательно! И не когда-нибудь, а в ближайшее время – на Ламмас, Праздник Урожая!
– Ну хорошо, – смирился Яхин. – Угодим тогда и нашим и вашим: для оккультного большинства проведем Ночь города, плавно переходящую в День города для обычных людей. Теперь какие будут предложения по конкретным мероприятиям?
…Здесь следует вмешаться Голосу Автора и сказать, что среди архитектурных памятников города Щедрого имелся небольшой, но симпатичный кремль, построенный где-то в 12… неважно, каком году. Кремль состоял из кирпичных стен с навершиями в виде «ласточкиных хвостов» и четырех угловых башен, в которых раньше, до перестройки, любили собираться алкоголики и наркоманы, а теперь собирались поклонники старины и трезвого образа жизни. Еще в кремле было выстроено красивое деревянное сооружение под названием Боярские палаты. В Боярских палатах проходили все городские праздники, церемонии и прочие мероприятия (конечно, не оккультного характера). Вот. Введя вас, дорогой читатель, в курс дела, Голос Автора затыкается и предоставляет повествованию течь широко и привольно.
– Как это – какие предложения?! – удивилась госпожа Рахова. – Прежде всего следует отметить почетных граждан города, передовиков производства и всё такое. Публично вручить им грамоты и памятные подарки. А потом по традиции большая праздничная программа. Здесь нам надо колледж культуры и искусства задействовать. Пусть спляшут что-нибудь, споют, викторины устроят, розыгрыши…
– Как-то это слишком традиционно, – поморщился Яхин. – Так праздники города проводятся по городам всей России. А у нас ведь город необычный. Мы, можно сказать, столица колдовства!
– Легко вам говорить! – усмехнулась Рахова. – Требуете чего-то сверхъестественного, а мэр средств под это дело не дает!
– А если даст? – прищурился Яхин.
– Ну тогда, – гордо ответствовала Рахова, – ждите такую Ночь города, что святая Вальпурга позавидует!
КНИГА ТЕНЕЙ, ТЕНЬ ТРЕТЬЯ
САФФОЛК, АНГЛИЯ
Грязная, оборванная девочка-нищенка вот уже который час пела одну и ту же песенку, стоя возле деревянного колодца, что возвышался в центре постоялого двора. Мимо нее пробегало много народу: на постоялый двор то и дело кто-то прибывал, то и дело кто-то с него съезжал – словом, слуги, прачки, поварята, конюхи, разносчики всякой снеди и мелочного товара сновали туда-сюда. Но никто не бросал монетку бедной девочке, никого не трогал ее тоненький печальный голосок. Впрочем, девочка не особенно унывала от того, что глиняная чашка у ее босых ног была пуста. Казалось, девочка находится в каком-то своем мире, далеком от земной суеты, и поет, как поют истинные птицы Божьи…
Город назывался Бери-Сент-Эдмундс. Обычный городок, каких много в Саффолке. Одним только он был необычен: большим количеством ведьм и еретиков, которых следовало лишить их черной чародейской силы во славу Небес. В этом городе уже проходило немало процессов над ведьмами; Церковь сурово расправлялась со всеми, хоть как-то причастными к колдовству или чарам.
– Ведьмовство должно исчезнуть в Бери-Сент-Эдмундсе навсегда…
– До этого слишком далеко, друг мой! – перебил Мэтью Хопкинс своего товарища и соратника по святым делам Джона Стерна. Джон Стерн был пуританин самого сурового толка, а Мэтью Хопкинс уже успел прославиться чуть ли не на всю Англию своими многочисленными охотами на ведьм. – Однако настанет день, когда будет разоблачена и повешена последняя ведьма.
– Я верю в то, что этот день настанет, сэр Мэтью, – сказал худощавый человек в простой монашеской одежде.
Он назвал себя братом Августином и набился Стерну и Хопкинсу в попутчики; особенно его обрадовала весть о том, что они направляются в Бери-Сент-Эдмундс, он и сам хотел нести туда свет Христовой истины.
– Как дурно поет эта нищенка на дворе, – поморщился брат Августин. – К тому же упоминает имя Христово всуе. Прогнать бы ее…
– Нет, брат, не расходуйте на нее свой праведный гнев, – усмехаясь, сказал Мэтью Хопкинс. – Эта девочка – наш соглядатай, наш шпион. Она бродит по всему городу и, если где замечает странное, скажем так, колдовское, – запоминает накрепко. А вечером всё доносит нам: дела, поступки, слова и намерения жителей этого города. Я щедро плачу этой доносчице, так что пусть себе распевает.
– Без доносчиков нам никуда, – сказал мистер Стерн. – Нет, всё же каковы эти горожане! С виду всяк благочестив и помыслами чист, а между тем мы собрали сведения почти на сотню жителей.
– Чего же мы ждем? Их надо судить! – воскликнул брат Августин.
– Не всё так просто, святой отец. Мы подождем еще немного – до августа. А в августе соберем свою жатву.
Джон Стерн оказался прав: процесс над обвиненными в колдовстве и прочих богомерзких деяниях начался в Бери-Сент-Эдмундсе в августе. Перед судом предстали более ста двадцати человек. Среди них больше всего было женщин, причем на многих из них написали доносы их собственные мужья. Агнесса Пейси, мать пятерых детей, и не подозревала, что она ведьма, пока ее не схватили по доносу собственного супруга, которому давно надоела жена и хотелось привести в дом молоденькую шлюшку.
Агнесса Пейси и еще четверо ее приятельниц предстали перед судом. Их раздели донага и тщательно осмотрели, дабы проверить, есть ли на женщинах ведьмины отметины. Особенно тщательно осматривал нагих женщин пуританин Стерн. От его пристальных, затаивших похоть глаз не укрылась ни одна родинка, ни одна бородавка на телах подозреваемых. У Агнессы нашли большое родимое пятно под мышкой, у Вайолен Вендер – две бородавки, немедленно признанные дьявольскими сосками, из коих женщина поила чертенят молоком. У Мэри Дьюни, Алисы Рэндом и Доры Уорчестер обнаружились родинки и даже нечто вроде татуировок. Разумеется, по одному этому можно было смело заключать, что эти женщины – ведьмы!
Их заковали в кандалы и выстроили в ряд перед судом, который представляли Джон Стерн, Мэтью Хопкинс и брат Августин. Суд проходил в подвале местной церкви. Мужчины были тепло одеты, женщины – раздеты донага. Перепуганные, жалкие, они топтались на каменном полу, страшась ожидавшей их судьбы.
