прикладом вверх, ствол, до середины погрузившийся в пористую гнилую мякоть. И еще увидел большую светлую поляну, на краю которой этот пенек стоял.
Лесник выпал из Леса, таща Настьку. Его скрючило, правую руку свело судорогой, в левой трепыхалась синица. Ремень двустволки почти съехал с плеча, лицо перекосило. Настька задыхалась, она была белая, как снег, в лице ни кровинки. Отбежав подальше от опушки, они остановились, и Настька упала на землю, держась за живот. Ее мутило. Лесник утром не дал позавтракать, но ее все равно пару раз вырвало чем-то — во рту до сих пор стоял кисло-горький вкус.
Сталкер, тяжело дыша, прислонился к дереву здоровым плечом. Мозголом был позади, впереди — сплошные холмы и буераки, густо заросшие кустами.
Немного отдышавшись, Лесник скинул рюкзак и сполз по стволу высокой березы, сел, положив двустволку на колени.
Настька с усилием подняла голову.
— Птичек жалко, — пробормотала она. — Две погибли…
— Зато выбрались, — хрипло сказал он. — Я их для того и держу, чтобы выживать.
Девушка только вздохнула. Уперлась ладонями в землю, приподнялась и села в свою любимую позу, обхватив колени руками.
— Голова кружится, — пожаловалась она.
— Ничего удивительного. — Сталкер осторожно потер грудь левой рукой. — После таких горок.
— А обойти этот Мозголом нельзя было?
— Нельзя. Я мимо «Лабиринтов» и «Вязкого пятна» тебя веду, они хуже.
— Что, еще хуже, чем
Он пожал плечами.
— Опаснее.
— А если бы она нас того… наизнанку? — Настька поежилась, отгоняя воспоминания. — А ты видел…
— Забудь, — перебил Лесник, левой рукой растирая кисть правой. Судорога прошла, но рука еще не работала, болталась безжизненно.
Он привстал, глядя вперед. Холмистый пейзаж выглядел неприятно — все эти заросшие кустами ложбины наводили на мысль о засаде.
— Идем, — Лесник поднялся. — В Могильнике надолго нигде задерживаться нельзя. Человек здесь притягивает неприятности, чем дольше на одном месте сидишь, тем больше неприятностей обрушится на твою голову.
Настька, тоже разглядывавшая пейзаж, моргнула — ей показалось, по нему скользнула нечеткая тень.
Он закрыл рюкзак, левой рукой закинул на правое плечо и велел:
— Помоги.
Настька взялась за вторую лямку, держала ее, пока Лесник просунул туда руку.
— Слушай, там вроде кто-то… — начала она. Сталкер искоса хмуро посмотрел на девушку.
— Здесь всегда так. Как будто сам Могильник следит за тобой. — Лесник закашлялся, подбирая ружье. — Говорю же — неприятности стягиваются. Поэтому прекращай болтать и идем. Как с желудком станет полегче — перекусим прямо по дороге. Надо засветло эти холмы пройти. А то тут такое водится…
Девушка поправила лямки своего мешка. Хорошо хоть он нетяжелый — свитер с запасными носками, спальник да зубная щетка с кружкой.
— Ты ведь бывал уже тут? — спросила она, направляясь вслед за своим проводником. — А для чего ходил?
Лесник шел медленно, горбясь на правую сторону. Боль стихла, накатывала слабость, но не было времени пережидать.
— Я сталкер, — буркнул он, не оглядываясь. — Зарабатываю продажей артефактов и шкур всяких мутантов. Где таблетки, которые я тебе дал? Съешь пару, тут местами очаги радиации.
Потом некоторое время они шли молча, Лесник дважды оглядывался, и Настька вопросительно поднимала к нему лицо, но он лишь отворачивался. Девчонка шла ровно, не отставала. Лес-Мозголом — жестокая вещь, все внутренности перетряхивает и может некрепкого человека с ума свести. Когда видишь совсем не то, что чувствуешь… Кто угодно тронется. Он уже побывал в этой аномалии, знал, чего ждать, но и ему туго пришлось, да еще болячка разболелась дальше некуда. Но Настька… как будто и не заметила ничего. Да, перетрясло ее, стошнило два раза — но головенка целехонька, даже не удивилась ничему. Не кричала, не пугалась… Выходит, всякого в детстве навидалась, почище Мозголома? Странная все-таки девчонка. Вроде и нормальная, а вроде и есть в ней что-то неправильное, только никак не уловить, что именно.
— Интересно тут, — сказал он наконец, отвечая на ее вопрос. — Вот и сходил посмотреть. Уж очень мало люди об этом месте говорят, а если и говорят — то странное.
Начался склон холма, Настька весело побежала с него. Лицо порозовело, она уже улыбалась — хотя, как заметил Лесник, немного нервно, неестественно.
— Чего тащишься, быстрей давай! — воскликнула она на ходу. Скривившись, Лесник шагал все так же неторопливо.
— Помереть успею, — буркнул он. — И тебе бегать тут не советую.
Девушка добежала до конца склона, остановилась возле зарослей и оглянулась на него. Помахала рукой и поспешила обратно. Добравшись до проводника, пошла рядом, приноравливаясь к его походке.
— Болит? — участливо спросила она.
— А ты как думаешь? — Она серьезно кивнула.
— Думаю, что болит. — Настька помолчала, собираясь с духом. Когда заговорила вновь, щеки ее покраснели от волнения, которое она всеми силами пыталась скрыть. — Дядя Василь, скажи, а правда, что те, кто в Зоне родились, имеют всякие особенности? Это нормально для них?
Лесник пожал плечами, не понимая, к чему она клонит. Настька гнула свое:
— Нет, ты скажи, правда это?
— Да откуда я знаю? — огрызнулся Лесник. — Да, так говорят. Но тут всякие люди живут, и с отклонениями, и без.
Идти было тяжело, слабость одолевала его. Появилась одышка, на лбу выступил пот. Надо скорей покончить с этим, получить деньги и сделать операцию. И тогда уж вдохнуть полной грудью, свободно пройти по Зоне. Поймать кровососа, завалить кабана один на один, как он делал когда-то… Новых птиц выдрессировать…
— А правда, дядя Василь, — не отставала Настька, — что эти особенности в Зоне могут быть полезными?
— Правда. — Лесник опять скривился. Они спустились с холма, и сталкер встал на колени возле кустов, сгорбившись, тяжело дыша. Отер пот со лба. — Сейчас, — сказал он. — Погоди, передохну только…
Постояв так секунд тридцать, он поднялся. Настька поддержала его, но Лесник ее оттолкнул…
— Не надо этого, — хмуро сказал он. — Еще поживу. Вон тропа, — Лесник кивнул влево, где заросли были пореже.
Настька пригляделась. Между кустами начиналась тропинка, но как-то странно — в начале ее росла полоса пышной травы, на которую будто никто никогда не ступал. Словно те, кто по тропе ходил, возникали из воздуха.
Девушка вопросительно посмотрела на Лесника.
— Это вроде аномалии, ее перепрыгнуть надо, — пояснил он. — Весь холм, где мы стоим, то есть трава, которая на нем растет, — и есть аномалия. А здесь как бы точка включения. Видишь, она гуще? Если наступишь — трава в тебя выстрелит, будто иголками вонзится. Так что осторожней прыгай.
Побледневшая Настька оглянулась.
— А ведь мы там сидели… шли потом… — прошептала она, робко шагая вперед.
