Покопавшись в недрах сумки, я извлек ещё два пузыря, на пол-литра и четверть. Второй — плоская выгнутая бутыль, первый — загадочной формы сосуд, помесь лампы Аладцина и водочного графина. Бомж вцепился в сосуд, также полный маслянисто переливающейся оранжевой жидкости:
— О, це вещь!
Кругом царили покой и умиротворение. Было тихо до звона в ушах, только редко-редко раздавался откуда-то из-за домов звук шагов или голос. За бачком притулился диван — продавленный, грязный, с потёртой полосатой обивкой, из дыр которой тут и там торчали опилки, поролон и пружины.
— Бутылочка… — нежно просипел бомж, опускаясь на сиденье. Диван застонал, загремели пружины, скрипнула ссохшаяся древесина. Старик прижал хрустальный бок к щеке, погладил сосуд. — Ридная моя…
Я осторожно присел рядом, опёрся о спинку, поперёк которой тянулся разрез — и так и лезли оттуда кудряшки стружек. Головокружение почти прошло, взгляд прояснялся. Пожалуй, самый подходящий момент выяснить, куда же меня занесло.
— Разопьём? — Бомж зажал бутылку между ко-ленеми, начал срывать пробку обломанными ногтями с чёрной полосой грязи под ними. Пробка была залита сургучом, запечатана.
Что-то блеснуло на солнце, резануло глаза. Сверху крикнули басом:
— Чё вы делаете, суки позорные! А ну быстро всё на место и руки вверх!
С крыши дома выглядывала круглая бритая голова, рядом виднелось дуло винтовки, солнечные лучи играли на окуляре оптического прицела. Бандит грозил нам кулаком.
— Ща спущусь, убью гадов! — гудел он, как из бочки, низким густым басом.
— Занатто! — просипел бомж и с надрывом закашлялся.
Бандит на крыше поднялся в полный рост, загораживая солнце.
— Тикаем! — хрипанул старик, подскакивая. Пихнув бутылку в карман, он приподнялся на цыпочках в своих огромных кедах, хлопнул пятками; посыпались искры, пошёл едкий синий дым, показались огоньки пламени. — Эх-мы! — Бомж ухватил меня за воротник — и нас потащило.
Носки моих кроссовок вычерчивали две кривые по песку. Гориллообразный бандит в сером костюме- тройке спускался по пожарной лестнице, прыгая через полпролета и на ходу изрытая проклятия. Приподнявшись выше, старик присел на своей обуви, будто на лыжах, пару раз оттолкнулся подошвой от воздуха. Из задников с рёвом исторглась оранжевая струя, едва не обжёгшая мне руку, искры фонтаном брызнули во все стороны. Дым повалил чёрный, ядовитый, он вонял жжёной резиной — и мы рванули с бешеной скоростью. Промелькнул внизу голый стадион, пустырь, заросший бурьяном и заваленный мусором, пронеслись маленькие, словно врытые в землю домишки, окружённые чахлыми садами, — и всё это осталось далеко позади, кругом теперь мелькали поля, овраги и кое-где, проглядывая меж кустов, затянутые ряской пруды.
Затем впереди возникли холмы и поляны, составленные из старых ненужных вещей: перед нами расстилалась городская свалка. У границы её стояло несколько серебристых мусорных баков, двое ребят в синей униформе лопатами выгребали из них мусор.
Распахнулась дверь, хлопнула форточка, по ногам пробежал сквозняк, брызнул свет, заливая комнату, выскочили из темноты трюмо, кресло, старая тумбочка с телевизором — и в комнату ввалилась подвыпившая компания.
— Давай, Марин, садись! — командовал раскрасневшийся Санёк, толкая раскрашенную девицу на диван. — Петрович, куда, потом завалишься, дуй на кухню, притащи стул!
Они вывалили на стол нарезку салями, помидоры и огурцы, пучок редиски, два клюквенных рулета, выставили бутылки — водка, вино для девушки, опять водка и снова водка, лимонад для запива. Тут же Санёк достал нож с тарелкой, Марина подсела к столу, закинув ногу на ногу — короткая юбка уехала вверх, обнажая бёдра в полный рост, — стала кромсать овощи; Петрович внёс, ударив об косяк, табурет; Сергуня тоже пристроился возле стола, переставляя бутылки и стаканы, протирая последние о футболку на животе.
Санёк врубил музыкальный центр, отворил окно, подперев раму книгой.
— На чём мы там остановились? — Он подрулил к компании и начал тыкать штопором в бутылку. — Сначала дамам!
Марина кокетливо хихикала, отводила взгляд, дрожа густыми, твёрдыми, будто пластмассовыми, ресницами.
— Но и про мужчин не забудем. — Петрович погладил обширную плешь, обрамлённую почти прозрачной нежизнеспособной уже порослью.
Сергуня взялся за водку и огромной лапой сковырнул пробку. Марина подставила рюмку, куда заструилось бурое в отсветах люстры вино; мужчины сдвинули стопки.
— Вздрогнем, — деловито бросил Петрович и тут же хряпнул.
— А тост, тост! — запротестовал Сергуня и, опрокидывая стопку, едва не проглотил её.
Марина захлопала в ладоши.
— Сила! — крикнула она и захохотала в голос.
Санёк поднялся:
— Тост, господа! Предлагаю выпить…
Зазвонил мобильник. Он мелко вибрировал, исходя переливами расхожей мелодии.
— Брось, Шурик! Отключи! — Марина положила ладонь ему на колено.
Санёк смотрел, как трубка ползёт, дрожа, к краю стола.
— Да ну, а вдруг… — Он схватил телефон. — Алё!
— Я ей и говорю… — громким шёпотом, наклонившись над тарелкой с редисом, заговорил Петрович. — А она мне…
Марина смеялась, запрокидывая голову. Санёк отошёл к окну.
— Саша, ты чего, ты когда на работе появишься? Ты чего делаешь? Пьян, что ли? Саша, да ты спятил! Третий день тебя нету, Сан Палыч уже о тебе только матом! Ты понимаешь, чего делаешь, Саш? Ты ваще думаешь головой? Придёшь завтра?
— Хватит орать, — невольно повышая голос, ответил Санёк. — Чё привязался? Я занят. Мне некогда на работу ходить.
— Саш, ты чего?! — явственно офигел собеседник. — Ты ваше работаешь или где? Если ты завтра не появишься, я всё Сан Палычу расскажу, и он тебя уволит на хрен. Ты не понимаешь, что ль? Это работа, тебе тут бабки платят, а не курорт! Саш, я серьёзно, меня достало тебя прикрывать каждый запой! Ты больной, тебе лечиться надо!
— Я не пью! Я трезвый! — завопил Санёк. — Вы меня заколебали со своей работой!
— Саш, ты чего, ты чего, да успокойся… — забормотал собеседник.
Марина, обернувшись через плечо, улыбалась, показывая жёлтые зубы. В прямых пальцах она держала сигаретку.
— Красавица! — Петрович подъехал к девушке вместе со стулом, припал к её груди. — Богиня!
— Саш, но ты приходи завтра! С твоей трудовой, сам знаешь, устроиться сложно. Помнишь ведь, как Сан Палыч тебя брать не хотел? По полгода работаешь, ну кто ещё возьмёт? А я больше не могу прикрывать, Сан Палыч и мне не верит. Завтра сам с ним поговори, он придёт. Ты понял? Саш, он завтра придёт, ты должен быть на месте, иначе уволит, точно говорю!
— Да пошёл ты! — проорал Санёк, размахнулся и швырнул телефон об пол. — Задолбал!
— Шурик, ты чего? Иди к нам!
В дверь стучали.
— Саша, сделай музыку тише! — крикнул из коридора брат. — И не шумите там! Уже одиннадцать, и ребёнок спит! Если не прекратите, я вызову милицию!
— Пугает, — авторитетно заявил Сергуня, опрокинул две стопки подряд и, повернувшись к девушке, стал поигрывать выпирающими мускулами. Рукава его футболки были давно вырваны с мясом, чтобы видны были бицепсы.
Марина смеялась.
— Милиция? — Санёк беспокойно завертел головой. Перед глазами плыло.
