Темнота выползла из углов, разлеглась вокруг тусклого круга света от торшера; она ждала момента, когда можно будет вонзить зубы в это пространство, чтобы съесть, поглотить его без остатка, зажевать и выплюнуть комком смутных теней. А за спиной темноты присела, сложив лапки на груди, прикрыв красные глазки, хмурая беспробудная тоска.
Санёк вошёл тихо, стараясь двигаться осторожно, но всё равно задел стул, и тот с грохотом полетел на пол. Во всей квартире было темно, только у матери из-под двери выбивалась полоска света. Там едва слышно играла музыка и переговаривались почти шёпотом. Перед глазами ходили круги. Из глубин организма поднимался вал тошноты, давя органы, просился наружу. Санёк держался. Он рухнул на диван и затих, бессознательно шаря вокруг. Случайно задел выключатель торшера, и слабенькая сороковаттка, будто охнув, погасла.
И тогда темнота сделала шаг вперёд, и заполнила комнату, и села на грудь, а тоска, подобравшись с полу, забралась в голову.
— Меня никто не лю-убит… — простонал Санёк, слепо вглядываясь перед собой. Постепенно глаза привыкали, и он разбирал в слабом свете фонарей за окном очертания громоздкой мебели.
Туша давила на виски и глаза, застилая взгляд. Тоска была всегда, всегда, когда он оставался в комнате один. Даже телевизор не помогал. Санёк нашарил наконец «ленивку». Засветился экран, замелькали на нём люди, лица, огни, жёлтое, красное, синее, звуки, формы — там была жизнь, там были счастливы, улыбались и пели, а тут… тут была тьма, и одиночество, и ничтожество, и бессилие — все насели на человека, царапая мозг острыми злыми когтями.
Санёк скатился с дивана, на карачках подобрался к окну, подтянулся к подоконнику и положил лицо на него, щекой к прохладной шершавой поверхности. Он вдыхал свежий воздух и не мог надышаться, он пил ветер, впитывал шорох машин и цокот каблучков, голоса поздних прохожих, которые и не знали, что он страдает тут, наверху. Никто не знал, что он есть, мир отверг его, забыл про Санька, плюнул, а он, Санёк, утёрся, потому что делать — что он мог сделать, когда вместо приветливого ласкового лика давно уж видел злобный оскал?
Голова кружилась, пол поднимался и опадал, стены клонились в разные стороны, в такт дуновению ветра. Сквозняк развозил грязь по морде мира, в морщинах его скопились злобные чертенята, они показывали розовые языки, тянули, вытягивали, будто хотели достать до Санька.
Что он мог?
Санёк подтянулся выше, цепляясь за карниз. Металлическая полоса отогнулась, царапнув большой палец.
Только ответить тем же. Поднявшись во весь рост, Санёк забрался коленями на подоконник, упираясь ладонями в проём, высунулся на улицу. Внизу стоял киоск, где продавали водку, пиво, сигареты и чипсы; огни его перегораживали тротуар. Из-за поворота, визжа шинами, вывернула чёрная иномарка и, набирая скорость, проехала мимо. Санёк, покачиваясь, выдвинулся дальше, копя во рту слюну.
Потом нагнулся и плюнул.
Шатнулся, пальцы заскребли по дереву, собирая занозы под ногти, — и улица приняла его. Подхватила полными руками ветра, нежно, как когда-то мать, с любовью и заботой. Санёк расслабился и улыбнулся, отдаваясь последней ласке.
Но напоследок его всё-таки больно толкнули в спину.
— Но штурман ловит вас и живым и невредимым доставляет к санитарам, а они привозят вас к нам. Ну что, теперь укольчик? Успокоительный.
— И так я попал к вам, — закончил Санёк и с укоризной посмотрел на врача, который в свою очередь с сочувствием изучал покрытого синяками и ссадинами пациента: молодой человек в грязной клетчатой рубашке и в синих джинсах, держась за бок, сидит над кушеткой, парит в двух-трёх сантиметрах над простынёй.
— Только не укол, — стоит он на своём. — Мало ли как ваши лекарства на меня подействуют. Вон, видите, я уже тоже летать начинаю… Доктор, это что, заразно?
— Вам просто необходим отдых. — Полная рука тянется к шприцу, который давно лежит на салфетке рядом с карточкой Санька, куда доктор записывал его рассказ. — Но вы настолько возбуждены, что вряд ли заснёте самостоятельно. Вы изведётесь, растратите нервы… Один укол — и наконец отдохнёте.
Санёк смотрит в окно. В кабинете горит электричество, поэтому молодой человек не заметил, что за белыми ситцевыми занавесками светает. Солнце ещё не взошло, но небо уже голубое, почти как днём. Санёк поникает и позволяет доктору приблизиться. Двигаясь мягко, как умеют иногда именно такие грузные врачи, доктор подносит шприц, и Санёк подставляет под иглу руку.
— Может, и впрямь перебрал? И мне только кажется, что я летаю? — спрашивает он покорно.
Рука доктора дрогнула.
— Да нет же, не кажется, вы действительно куда-то тяготеете, но, видимо, никак не решитесь.
— Тяготею? Но, доктор…
— Иван Борисович.
— Я не понимаю, ну как желание чего-то может пересилить притяжение земли?
— Да ведь на тяге весь мир держится, молодой человек.
— Саша. Меня зовут Саша.
— Оглянитесь, Саша. Посмотрите же вокруг. Юноша так любит, что летит к возлюбленной: его тянет к ней. Как магнитом. Что такое хотя бы магнит, вы знаете?
Санёк кивает. Глаза у него красные, лицо осунулось, но он слушает, покачивая ногами и сам покачиваясь над кушеткой.
— А как же иначе? Как бы иначе они жили друг с другом? А те же космонавты как летали бы к звездам? — Иван Борисович, крупный, седой уже мужчина, отступил на шаг, сунув руки в карманы белого халата.
— На топливе!
— Не смешите, Саша! Как иначе, если бы сила притяжения имелась только у планеты, поклонники находили бы талант, музыкант — слушателей, артист — зрителей? Вот где тяготение! А вы говорите — земля. Как по-другому люди избирали бы себе дело по душе, если бы существовало одно ваше земное притяжение? Как изучали бы поведение перелётных птиц?
Санёк задумался.
— А вас куда тянет, доктор? — спросил он, потирая глаза и сонно моргая.
— Честно? Сейчас — в кровать.
— Почему же вы сидите здесь, со мной?
Доктор присел на стул возле окна. Из форточки дуло, и занавеска слегка колыхалась на свежем предутреннем ветру. Белый медицинский шкаф у другой стены поблескивал стеклами, за которыми выстроились шеренгами разные пузырьки.
— Вы мой пациент, — ответил он, поглаживая подбородок.
— Ну и что? Вы так любите свою работу?
— Да я, собственно…
Доктор отвёл глаза и положил шприц на стол. Санёк висел уже в центре комнаты. Один шнурок у него развязался и болтался над кушеткой.
— Но вы же видите, что вас куда-то тянет? — обратился к нему врач.
Молодой человек, обхватив себя руками, зябко поёжился. Там, в воздухе, без опоры под ногами, он чувствовал себя очень неуютно.
— А знаете, Саша, давайте проверим, — оживился вдруг доктор. Уставшие глаза за толстыми стеклами заблестели. — Когда у нас сомневаются, то делают так. — Он начал отпирать окно.
— Эй, зачем это?! — испугался Санёк. — Я прыгать не буду! Я не самоубийца!
— Когда вы окажетесь за окном и отпустите себя, вас утянет в нужную сторону, — объяснил доктор, убирая с подоконника на стол бегонию и раскрывая створку. — Может, не сразу, правда…
— Я же упаду! — заверещал пациент, забиваясь под потолок.
— С чего же? — Доктор попытался поймать его за штанину. — Ведь не падаете же вы сейчас! Не
