— А вот так, — пояснила Головастик. — Второе пришествие должно направляться лично богом-отцом, иначе оно не есть второе пришествие. Твой хозяин только что признал, что бог-отец здесь ни при чем. Можешь расслабиться, отныне ты не мессия.
— А кто же я?
— Могущественная волшебница. Как думаешь, бывший враг, она пройдет последнее испытание?
Бомж пожал плечами.
— Сейчас — не знаю, лучше бы подождать годик-другой. А ты уверена, что я твой
— Поживем — увидим, — ответила Головастик и добавила, — давайте выпьем, что ли. Примирение надо обмыть.
Примирение было обмыто, но большой и веселой пьянки не получилось. Бомж и Головастик почти не пили, справедливо опасаясь провокаций со стороны друг друга, а мы с Леной совсем не пили, потому что были заняты моим исцелением. На этот раз исцеление проводилось по всем правилам медицинской магии и потому затянулось почти на сутки. Когда все кончилось, мы были одни в квартире, если не считать Анны Игнатьевны, которая мирно спала в своей комнате, успев получить благословение от Бомжа и рухнуть в обморок от избытка чувств. Хорошо, что Анна Игнатьевна так и не узнала, под каким прозвищем известна в народе миловидная женщина восточной наружности, которая помогала уложить ее в постель.
А когда все закончилось, ни у меня, ни у Лены не осталось сил ни на что, кроме как повалиться в постель и уснуть. Этой ночью мы спали вместе, но не потому, что хотели заняться сексом, а потому, что ни у кого из нас не было ни сил, ни желания провести ночь в кресле.
15
Я проснулся от случайного тычка в бок. Я понял, что он случайный, потому что Лена не проснулась, она просто перевернулась на другой бок и уткнулась носиком в подушку, тихонько посапывая. Умаялась, бедная.
Я прислушался к своим ощущениям. Вроде все нормально, я снова жив и здоров, ребра немного болят, но это нормально, они будут болеть еще недели две, такие раны не стоит заживлять быстрее, это я уже хорошо усвоил.
Я посмотрел на спящую Лену и мою душу наполнил прилив нежности. Кажется, она ощутила эти эмоции, потому что на ее лице появилась нежная и ласковая улыбка. Я прикоснулся к ее душе и понял, что она видит эротический сон с моим участием. Это хороший признак, может, у нас что-нибудь и получится в дальнейшем. Было бы неплохо провести остаток жизни вместе с ней, даже перспектива православной тещи почему-то больше меня не пугает. А ведь жизнь нам предстоит очень и очень долгая, если, конечно, в мире не появится еще один желающий обрести абсолютное всемогущество. Будем надеяться, что он появится нескоро.
Интересно, о чем сейчас думает Бомж. Сомневаюсь я, что он совсем отказался от идеи стать настоящим богом-творцом, не верится мне, что он удовлетворится возможностью играть эту роль в придуманных мирах. Когда-нибудь он снова поставит на уши реальный мир, но на сколько-то лет ему хватит нового развлечения, а потом… поживем-увидим.
Лена открыла глаза и улыбнулась.
— Ты знаешь, — сказала она, — я видела сон…
— Знаю, — подтвердил я, — это был хороший сон.
— Ты подглядывал?!
— Прости, это получилось случайно. Я могу пообещать, что больше не буду, но я не хотел это обещать. Я бы предпочел, чтобы у нас не было тайн друг от друга. Между нами больше ничего не стоит, и… Черт возьми! К чему слова? Ты же прекрасно видишь, что я чувствую!
— Вижу, — согласилась Лена и потянулась, как молодая и обаятельная кошка. — Но слышать гораздо приятнее, чем видеть.
Я провел рукой по ее телу, наши губы встретились, а потом мы растворились друг в друге и я понял, почему в библии это называется 'познать'. Мы действительно познали друг друга и то, что случилось, не идет ни в какое сравнение с тем, что было до этого.
А когда все закончилось, я понял, что все и в самом деле закончилось. Приключения подошли к концу, впереди замаячила нормальная размеренная жизнь, и это хорошо. Особенно в компании Лены.
16
Я сидел на краю пропасти, далеко внизу тонкой лентой извивалась Брахмапутра, а рядом сидел субъект, широко известный в узких кругах под кличкой 'четырехглазый'. Это был маленький и плюгавый индус, он не носил очки, его кличка имеет совсем другое происхождение. Индусы говорят про очень умного человека, что у него есть третий глаз, так вот у четырехглазого есть не только третий глаз, но и четвертый.
— Вот так ты можешь стать неуязвимым для почти любой магии своего врага, — подытожил свою речь Четырехглазый. — Обрати внимание на слово 'почти', твоя неуязвимость не будет полной, заклинания, связанные с дезинтеграцией пространства, по-прежнему представляют для тебя опасность, и кольца всевластия, которые Тиаммат таскает из своего Средиземья, смогут пробить этот барьер, будучи накоплены в достаточном количестве.
— Разве кольцо всевластия не одно-единственное? — удивился я. — И разве этот хоббит не утопил его в нужнике?
Четырехглазый снисходительно улыбнулся.
— Когда творишь миры, для тебя нет большой разницы, сотворить один мир или два. И еще нет большой разницы, какой именно мир творить. Насколько мне известно, Тиаммат сотворила Средиземье не по Толкину, а по мотивам одного из фанфиков, а это значит, что ей доступно гораздо больше возможностей.
— Понятно. Спасибо, Четырехглазый. Можно спросить одну вещь?
— Спрашивай.
— Зачем ты показал мне это заклинание? Не боишься, что я когда-нибудь применю его против тебя?
Четырехглазый снова снисходительно улыбнулся.
— Из двух слабых бойцов побеждает сильнейший, из двух средних — умнейший, а из двух сильных — тот, кто прав. Лет через пятьдесят ты убедишься, что магическая сила не имеет большого значения.
— А что имеет?
— Правота. Уверенность. Вера в себя и в свое правое дело.
— Сила в правде, брат, — пробормотал я и нервно хихикнул.
— Да, сила в правде, — согласился Четырехглазый, — и это не шутка.
— Ирония здесь неуместна?
— Ирония уместна везде. Ты можешь посмеяться над собственной верой?
— Было бы над чем смяться.
— Вот именно. Вера, выраженная в словах, не есть вера. Христос, в которого верит Лена, не зря сказал, что вера внутри, а снаружи лишь лицемерие и фарисейство. Вот только сделать второй шаг не смог никто из его последователей.
— Какой второй шаг?
— Вера, выраженная в словах, не есть вера. Если ты не можешь посмеяться над своей верой, то твоя
