Я кивнула:
— Да, сильные.
— А вы — брат Вилли?
— Митч.
Он вытянул руку для приветствия каким-то специальным способом, которому где-то учат всех торговцев. Когда он пожал мою руку, я ощутила на ней собачьи слюни, бисквитные крошки и шерстинки, чего на его ладони уж точно не было, да и быть не могло. Я ни секунды не сомневалась, что после нашего рукопожатия ему тут же захочется вытереть ладонь чем-нибудь — да хоть провести рукой по брюкам, но вместо этого он потянулся к Рауди, который совершил беспрецедентный поступок. Он припал на все четыре лапы и зарычал. Я попыталась ничем не выдать своего изумления. Звук был очень низкий, едва слышный и страшно серьезный. Он означал: «Не прикасайся ко мне! И к ней больше никогда не прикасайся!»
Митч понял.
— Извините, — сказал он, отступая на шаг. — Крутой у вас парень.
— Он вас не обидит, — успокоила я. — Но лучше вам не гладить его. Так, на всякий случай. Рауди, сидеть!
Он сел, но одним глазом следил за Митчем, а другим — за мной.
— Приятно было познакомиться, — сказала я Митчу. — Нам пора идти. Меня дома еще ждет забор.
Парень выглядел озадаченным.
— Его кто-то покрасил за меня прошлой ночью, — объяснила я. — Но мне не нравится цвет. Мой забор был белым. А теперь он красный. — Затем я с некоторым опозданием представилась: — Меня зовут Холли Винтер.
Я указала рукой в сторону Лии. Бесс Стайн стояла с ней в обнимку, а рядом торчал Вилли.
— Это моя двоюродная сестра Лия. Приятно было с вами познакомиться.
Мне понадобилось несколько минут, чтобы вызволить Лию и Кими. Бесс должна была поздравить меня и узнать количество заработанных нами баллов, а по дороге к стоянке мы наткнулись на толпу знакомых, с которыми остановились поговорить о будущих соревнованиях. Когда же наконец мы запихнули собак и все снаряжение в «бронко», я рухнула на сиденье для пассажиров, а Лия включила мотор и кондиционер. Пока мы отъезжали с парковки, я заметила, как Вилли затаскивает свою овчарку на заднее сиденье красно-белого «корвета» и сам залезает в него. Митч, который в это время стоял у машины, давая всем окружающим возможность вдоволь налюбоваться своей тачкой, в конце концов уселся за руль и хлопнул дверцей.
Если кто-то вообще заметил его «корветт», то наверняка подумал, насколько он не вписывается в стадо фургонов, грузовиков и просторных джипов, купленных специально, чтобы удобнее перевозить в них собак, клетки, столики, переносные холодильники и снова собак. В толпу вожатых братишки Джонсон тоже не вписывались, а на собачьей выставке или соревнованиях этого добиться непросто. Будь вам пять или восемьдесят пять, богаты вы или бедны, горбаты вы или стройны, одеты в рогожу или бархат, люди в таких местах прежде всего обратят внимание вовсе не на вас, а на вашу собаку и на то, как вы с ней обращаетесь. А что потом? А потом, полагаю, дело в том, чтобы вы здесь выглядели своим человеком. И вовсе не обязательно иметь при себе собаку; просто нужно иметь такой вид, будто она у вас есть или может быть. И конечно, надо разглядывать всех собак, которые окажутся в поле зрения. Или, возможно, надо просто выглядеть счастливым.
«Наконец-то! — написано на наших лицах. — Ура! Наконец-то! Хоть на несколько часов вокруг нас не будет собачьей шерсти! Вот ведь счастье какое!»
Несмотря на присутствие красивой овчарки и зеленой ленточки, братья Джонсон не выглядели счастливыми. Но не следовало забывать, откуда они явились и где они живут.
Глава 18
Вернувшись домой, я проспала несколько часов; за это время прошел сильнейший ливень, доставив из чудесной прохладной Канады самый ценный ее экспортный продукт — неожиданное похолодание градусов на двадцать. Ближе к вечеру мы со Стивом поехали в Ньютон, чтобы выгулять своих собак в лесу, который простирался за Элиот-парком, за этим «пивном уголком», так огорчавшим Роз с Джеком. В такое местечко я бы не пошла, будь со мной хоть две акиты, а не два аляскинца, но в этот ранний вечер кроме Рауди и Кими со мной был и Стив со своими двумя собаками. В такой компании лесные заросли не выглядели угрожающе. Мы шли среди дикорастущих кленов, дубов и сосен. Всякий заботливый собачник заподозрит, что в таком диком парке тропинки беспорядочно разветвляются и потеряться в нем проще простого, но с нами такого произойти не могло. Если взглянуть на этот парк с птичьего полета, с самых небес, то каракули запутанных дорожек внезапно обернутся для всякого умеющего читать понятным и однозначным посланием: «В таком месте грешно не нарушить закон, запрещающий спускать собак с поводка».
— Главное в том, — обратилась я к Стиву — что я не доверяю детям. Собак я по крайней мере понимаю, но с детьми все совсем запутано. С ними ясно лишь одно: если ты их приучишь ходить на горшок, это будет вредить им всю оставшуюся жизнь, и еще они постоянно жуют что-то, шумят, а затем уходят из дома. Так что, если тебе позарез нужны златовласые младенцы, можешь забрать к себе Лию до конца лета либо просто заведи еще одну собаку. И не могли бы мы поговорить кое о чем другом?
— О предменструальном синдроме?
— Нет, об электрических ошейниках.
— Средство радикальное, — сказал Стив и остановился, чтобы прихватить пальцами мою шею и громко защелкать языком, — но не лишенное смысла. — Затем он убрал руки и мягким голосом заметил: — Могла бы и позвонить, когда сегодня днем собралась прикорнуть. То, что ты живешь одна, вовсе не означает, что и спать ты должна в одиночестве.
— Если ты позабыл, могу тебе напомнить, что до сентябрьского Дня труда я буду жить не одна. Лия, а вместе с ней ребят эдак пять оккупировали кухню и там зубрили что-то к своему тесту на проверку способностей.
Я уткнулась лицом в его некогда синюю футболку, которая, как и вся его одежда, выцвела и томительно отдавала хлоркой. С подростковой самоотверженностью Стив пытается избавиться от запаха своих четвероногих пациентов. На самом деле запах кошек, собак и хлорки все же преследует его, но почувствовать это можно, только если придвинуться к Стиву совсем близко.
Он пробежал руками по моему лицу, откинул мои волосы, а затем принялся целовать меня, но у нас под ногами оказались Рауди и Кими, немедленно вынырнувшие из-за лесистого пригорка. Они принялись увиваться вокруг нас, вскидывать морды, расширять свои миндалевидные глаза и подвывать. Безусловно, они не пытались защитить меня от Стива, просто им не хотелось, чтобы о них забывали. Когда же к нам присоединились еще и собаки Стива — пойнтер Леди и изумительная овчарка Индия, — мы сдались и продолжили нашу прогулку.
— Я тебе серьезно говорю, мне действительно необходимо побольше узнать об электрических ошейниках, — продолжала я. — Ты наверняка слышал о них, так ведь? В ветеринарной школе, например. А может, кто-нибудь из твоих клиентов?…
Стив покачал головой:
— С нами такие люди не работают. Скорее всего, я знаю об этих ошейниках не больше твоего.
— Разве ты не видел ожогов? От них ведь бывают ожоги, правда?
— Старые модели действительно обжигали, — сказал Стив, пнув попавшийся на пути сучок. — Но только не новые, не из дорогих. Разве что они неисправны.
— А если модель действительно неисправна? Или если она старая. Тогда на теле должно быть два ожога, верно? Я видела рекламу. И каталоги. Это практически все, что я знаю. Во всяком случае, к ошейнику подсоединяется штепсель, там имеются контакты, какие-то металлические штырьки… Через них поступает ток.
— Производится стимуляция, — саркастически поправил меня Стив.
