попытку вспомнить, кто он и где находится. Это было похоже на барахтанье в океанской пучине, которая подбрасывала его и качала, за многие километры от твердой земли — он знал, что эта земля существует, но не мог видеть ее.
Он, по-видимому, пошевелился, поскольку трое из его бойцов неожиданно обернулись к нему и взяли оружие на изготовку. Несколько раз моргнув, он оглядел залитую тусклым светом комнату, где все они находились.
— Ты в порядке, сержант? — послышался хрипловатый голос Ханса Лоудона.
— Что? — Бойд поднял голову и увидел, что Лоудон приближается к нему. О да, я в полном порядке. А что произошло?
— Мы не знаем. Может быть, ты нам расскажешь? — Лоудон положил руки на бедра.
Бойд видел только узкую полоску его лица, остальное было скрыто тенью, отбрасываемой его шлемом. Похоже, на его лице было нечто среднее между улыбкой и недовольной гримасой.
— Ты забрался в то кольцо, постоял там примерно минуту, а потом побежал к нам, размахивая руками и выкрикивая непонятные слова на языке, который я никогда не слышал.
— На языке? Но я говорю только…
Тут он вспомнил, и это воспоминание причинило ему почти физическую боль. Он вновь услышал голоса, правда, сейчас они звучали как слабое эхо они взывали к эсЛи, эти заклинания отдавались эхом от каменных стенок тороида и словно искры сверкали в его сознании. И тут неожиданно он понял назначение этого зала и подвешенного в невесомости тороида. Он понял, что эсЛи был главным божеством зоров, и каким-то образом это божество… прикоснулось к нему? Заговорило с ним?
На короткое время он стал зором, он совершил что-то вроде путешествия, и новое видение мира снизошло на него, как тень летящего в вышине крыла. Он перевел взгляд с Лоудона на других бойцов и словно бы увидел их в двух ипостасях: с одной стороны, это была группа его боевых товарищей, в нервном напряжении ожидавшая встречи с противником; с другой — это были солдаты Повелителя Изгоев.
«Ты находишься в точке принятия решения, — подумал он, — и от тебя зависит выбор направления полета».
Он тряхнул головой — перед ним вновь были его мор-пехи.
— И что же произошло потом?
— Мы уничтожили все это, сержант.
— Вы…
— Мы взорвали эту штуку, сержант, а ты потерял сознание. Я принял командование. Убедившись, что с тобой все в порядке, я подыскал подходящее место, где мы могли подождать, пока ты очнешься.
Бойд посмотрел на капрала взглядом, полным отчаяния. Его внутренности сковал спазм.
— Эта штука… это было… святилище. Алтарь зоров. Лоудон приблизил к нему свое лицо. Бойд увидел, как у него недоуменно приподнялась бровь.
— В самом деле, сержант?
Марка Хадсона одолевали дурные предчувствия.
Морские пехотинцы проникли в космическую базу примерно в ее центре. По мере своего продвижения они производили зачистку коридоров и отсеков. Практически все очаги сопротивления, с которыми они столкнулись, оказались боевыми роботами или срабатывавшими от чутких датчиков ловушками. Живых зоров встретилось не более десятка.
Хадсон больше не сомневался, что за всем этим скрывается какой-то коварный план противника, огромная западня, в которую разом могли попасть две тысячи морпехов. Скорее всего, зоры замыслили взорвать базу, когда она будет полностью занята имперскими войсками. Для осуществления такого плана требовалось всего несколько зоров-камикадзе, которые установят взрывные устройства и дождутся подходящего момента.
«Бискейн» и другие корабли соединения Хадсона вышли в ближний космос и были готовы к встрече с зорами. Оставшимся на базе морпехам уже не было пути к отступлению: они были отрезаны от основных сил и противостояли противнику, неизвестному по численности, но известному своими психопатическими — по земным меркам — наклонностями.
Крепко сжимая подлокотники своего командирского кресла и наблюдая за тем, как на экране переднего наблюдения разрастаются неясные очертания кораблей зоров, Хадсон еще и еще раз благодарил Бога за то, что ему не довелось стать морским пехотинцем.
Давным-давно, когда люди на Земле и других планетах только начинали передвигаться по поверхности океанов, их суда были едва ли больше современной шлюпки. Построены они были из дерева, а не из металла, и передвигались благодаря силе ветра или человеческих мускулов. До эпохи паровых двигателей боевая мощь кораблей намного опережала их оборонительную способность, так что исход морских сражений зачастую решался первым же удачным залпом.
В те далекие времена капитан стоял на палубе и чувствовал, как под его ногами перекатываются волны. Он отдавал приказы и слышал, как их исполнение отзывается грохотом орудийных выстрелов. Побеждает он или терпит поражение это он мог сказать, основываясь только на своей интуиции, а опасность погибнуть на морских просторах всегда была реальной.
В космосе действовали иные законы. Системы внутренней гравитации компенсировали любую внешнюю нестабильность корабля, так что даже от шквального огня неприятельских лазеров не опрокинулась бы и чашка с кофе на капитанском мостике, пускай при этом сам корабль и ходил бы ходуном. Вместе с тем, когда защитные поля выходили из строя и вражеский огонь обрушивался не на энергетический «чехол», а непосредственно на корпус звездолета, дело принимало несколько иной оборот.
Капитаны звездолетов сидели в своих креслах и, едва заметив движение мерцающей точки на экране своего монитора, бесстрастно обрушивали на нее мегаэрги смертоносной энергии. Бывало и так, что защитные поля исчерпывали свои возможности или отказывали питавшие их генераторы, тогда в течение секунды все оканчивалось катастрофой: вспыхнувший во тьме космоса огненный шар знаменовал собой быстрый и жестокий конец многих жизней. «Вы никогда не поймете, что такое смерть, пока это не произойдет лично с вами. Но тогда будет уже слишком поздно».
Два века освоения межзвездного пространства сопровождались развитием принципов гуманизма. Конфликты между землянами редко приводили к катастрофическим последствиям для той или иной стороны. Как и в шахматной партии, игрок вовсе не стремился уничтожить противника, он должен был вынудить его прекратить борьбу. Средств массового уничтожения было так много, а человеческая жизнь так хрупка, что при боевых действиях главной задачей космических флотов стало не уничтожение противника, а его пленение. Умелый капитан звездолета за свою двадцатилетнюю карьеру мог похвалиться тем, что ни разу не уничтожил корабль, космическую базу или какой-нибудь другой объект противника. Даже после первых столкновений землян с зорами от такого обычая — брать в плен, а не уничтожать — было трудно отказаться: он слишком укоренился.
Зоры были «чужими» не только внешним обликом, но и тактикой. Их пренебрежение к жизни индивида носило вызывающий характер. Задавшись целью уничтожить какой-либо объект землян, они могли не пожалеть три своих небольших корабля, превратив их в бомбы замедленного действия. Земные стратеги не переставали твердить, что командиры зоров невежественны и прямолинейны… но только не адмирал Марэ, который много почерпнул от изучения культуры зоров. Жесткая демографическая политика повлияла на формирование у зоров коллективистского сознания и пренебрежения к интересам индивида, которым противопоставлялись интересы всей расы, но этим объяснялось далеко не все. Дело было в мировоззрении, образе жизни, в чем-то фундаментальном и всеохватывающем, таком, чего земляне просто были не в силах понять.
Сергею казалось, что он понял это после тех жестоких уроков, которые преподнесла начавшаяся кампания — она была совершенно не похожей на все предыдущие. Но теперь ему стало ясно, что он ошибался. Теперь он размышлял обо всем с привычным хладнокровием, анализируя ситуацию с позиции стороннего наблюдателя, хотя на самом деле у него просто руки чесались, чтобы разогнать «Ланкастер» и другие корабли эскадры и опередить ускользающих зоров.
Он взглянул на сложившуюся ситуацию в динамике, просчитав возможные альтернативы и варианты. С первого взгляда все обстояло достаточно просто: в качестве промежуточной, если не главной,
