— А что он пристает с глупыми вопросами? — огрызнулся я. — Я ему ничем не обязан, я приехал в гости к тебе, а на него мне начхать. С какой стати я должен ему рассказывать о своей родине? Он считает, что раз меня сделали гражданином Блубейка, так я ему по гроб жизни обязан, но я его ни о чем не просил. Если я ему не нравлюсь, пусть выкинет меня отсюда, а если хочет договориться — так пусть договаривается.
— Ты собираешься продать информацию о своей родине? — заинтересовалась Эзерлей. — На что ты хочешь ее обменять?
— Понятия не имею, — сказал я. — Да и вообще, я сюда приехал не торговаться, а приятно провести время. Поехали, что ли, к тебе?
— Поехали, — согласилась Эзерлей.
По дороге я сообразил, что Эзерлей едет в свой новый дом, в котором раньше никогда не была. Я поинтересовался, как она узнает, куда надо поворачивать. Оказывается, компьютер все время отслеживает перемещение каждого велосипеда и, если запросить соответствующую услугу, в нужные моменты включает лампочки на руле, которые предупреждают о поворотах.
4
Новый дом Эзерлей больше всего походил на панельную хрущобу, какими застроена четверть Москвы. Этажей, правда, было не пять, а четыре, и стены были не настолько обшарпаны, как в московских хрущобах. Перед домом не было ни автомобилей, ни ракушек, а дверь, ведущая в подъезд, была стеклянной.
— Здесь не бывает воров? — удивился я.
— Ты, вообще, слушаешь, что я говорю? — в свою очередь удивилась Эзерлей. — Тут есть планетарный компьютер, он следит за каждым шагом каждого нопстера. Как только ты Что-нибудь украдешь, к тебе сразу придут полицейские.
Да, действительно, что-то я тормозить начал…
Эзерлей закатила велосипед по пологому пандусу, который заменял ступеньки перед входом, и мы вошли в подъезд. Внутри обнаружился довольно большой тамбур, который жильцы дома использовали как велосипедную стоянку. Все велосипеды были одинаковыми по конструкции, друг от друга они отличались только цветом. Хотя нет, тут есть еще и детские…
— Вот этот твой, — сказала Эзерлей, показывая пальцем на один из велосипедов.
— Откуда ты знаешь? — удивился я. — Они же все одинаковые.
Эзерлей показала пальцем на стену. На ней были изображены буквы нопстерского алфавита, соответствующие последовательно идущим числам.
— Это номера квартир, — пояснила Эзерлей. — Компьютер показал, куда ставить мой велосипед, а раз мы живем вместе, твой должен стоять рядом. Пойдем, посмотрим на наше жилище.
— Когда я уйду обратно, ты снова переедешь в предыдущую квартиру? — спросил я.
— Может, и в предыдущую, — ответила Эзерлей, — но вряд ли. Скорее, в какую — нибудь другую. На Блубейке все квартиры одинаковые, нет разницы, где жить.
Лифт в подъезде был, но мы поднялись на третий этаж по лестнице. Эзерлей объяснила, что лифт служит только для перевозки тяжелых вещей, пользоваться им без нужды считается дурным тоном. Я не удержался от колкости и спросил:
— Если мы поедем на лифте, сразу прибежит полицейский?
— Нет, — сказала Эзерлей, — не прибежит. Но зачем нарушать правила из-за такой мелочи? Тебе трудно подняться по лестнице?
— Нет, — сказал я, — не трудно. Но зачем лишний раз напрягаться, если можно не напрягаться?
— Не понимаю я тебя, — вздохнула Эзерлей. — Ты как будто специально злишь компьютер. Ты все время спрашиваешь, как можно нарушить то правило, как можно нарушить это правило… Тебя что, любые правила раздражают?
Я покачал головой.
— Нет, — сказал я, — не любые, а только те, без которых можно обойтись. Почему нельзя ездить на лифте? Сколько энергии мы на этом экономим? Для такой развитой планеты, как Блубейк, это сущая мелочь. Знаешь, Эзерлей, у меня складывается ощущение, что меня начали воспитывать.
— Правильное ощущение, — подтвердила Эзерлей. — Окружающая среда всегда тебя воспитывает, хочешь ты того или нет.
— Одно дело окружающая среда, — сказал я, — и совсем другое дело — люди. То есть нопстеры. Терпеть не могу, когда за меня решают, что я могу, а чего не могу. Я не дурак, понимаю, что есть осмысленные запреты, но вот это, с лифтом, — такая дурь!
— Ну, не знаю, — пожала плечами Эзерлей. — По-моему, ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В любом племени есть свои правила, и раз ты пришел в гости, должен им следовать.
— Я им и следую, — заметил я. — Мы ведь идем по лестнице, а не едем на лифте.
— Мы не идем, мы пришли, — поправила меня Эзерлей.
Мы действительно пришли. В обе стороны от лестничной площадки уходили два коротких коридора, в каждый из которых выходило по четыре двери. Маленькие здесь квартирки, воистину хрущоба.
Эзерлей толкнула дверь и та отворилась. Замка на двери, естественно, не было. К чему замок там, где нет воров?
Мы вошли в прихожую, которая неожиданно оказалась довольно большой, метра три на четыре, и с большим окном. Но почему здесь стоят целых два компьютера?
И тут до меня дошло. Мы стоим вовсе не в прихожей, прихожей в этой квартире нет как класса. То, что мне показалось прихожей, — одна из трех комнат, судя по отсутствию кровати — гостиная.
Выглядела гостиная убого. Голые стены, однотонный линолеум на полу, большое окно со стекло пакетом, в стену по обе стороны от него были вмонтированы два компьютерных экрана. Из обстановки в комнате имелись только два деревянных стула с жесткими сиденьями. Ни стола, ни шкафа, ни телевизора, даже зеркала ни одного нет.
— Аскетично, — констатировал я.
— Потом все закажем, — отозвалась Эзерлей. — Интересно, в спальнях такое же безобразие…
По мнению Эзерлей, в спальнях такого безобразия не было. А по моему мнению, сам факт существования комнаты, половину площади которой занимает кровать, уже является безобразием. И это убожество Эзерлей считает хорошей квартирой!
— У меня кровать на месте, даже застелена, — провозгласила Эзерлей. — У тебя тоже? Вот и здорово. Самое главное на месте, а остальное завтра закажем.
— Остальное — это что?
— Все. Занавески на окна, ковер на пол, стол какой — нибудь, стульев побольше. Не знаю, как тебе, а мне в пустой комнате неуютно.
— Мне тоже. Слушай, а где здесь кухня?
— Нет здесь кухни, — ответила Эзерлей. — Помнишь, когда мы подъезжали, мы видели такой маленький домик за деревьями?
— Не помню. А что?
— Там кафе. Если проголодаешься, там можно покушать.
— Откуда ты знаешь? — удивился я. — Ты ведь здесь тоже в первый раз.
— На Блубейке во всех районах одинаковая планировка. Очень удобно — заблудиться невозможно и всегда знаешь, где что искать.
— Все-все здания одинаковые? — удивился я. — Президент этой планеты тоже живет в такой же хрущобе?
— На Блубейке нет президента.
— Ну, если не президент, то вождь какой — нибудь здесь точно должен быть.
