были не лишними.
В прибалтийской гостинице, администратор, прочитав фамилии вояжеров в их паспортах, от души рассмеялась:
— У вас здесь что? Третий съезд РСДРП?
Фамилии деловых были Урицкий, Коган и Красин.
— А вы, молодой человек, наверное, Львом Давидовичем будете? — пошутила она, принимая паспорт от Вовки.
Кличка с той поры приклеилась намертво.
Время приближалось к обеду, и зал оказался переполненным. Лопушки, занявшие столик в дальнем углу, были в одинаковых костюмах, дорогих очках с тонкой оправой, и сверкали аккуратными проборами коротких причесок. Бывшая комса.
Рядом с ними сидел лысый дедок в старом потертом пиджачке и дешевом батнике, из-за ворота которого выглядывал краешек непонятной татуировки. По виду типичный бухгалтер, мотавший срок за финансовые махинации. Вовка так и подумал, решив, что старик и будет вести расчеты.
— Ну что, братишки, хрусты приготовили? — едва присев за столик, приступил бригадир к делу.
— И давайте по-быстрому. Раз срослось, перетерли, посчитали, разбежались, — радостно осклабился Квадратный.
Левый терпила, бросив отчаянный взгляд на своего товарища, упрямо выдвинул вперед острый подбородок.
— Мы вам ничего не должны!
— Погоди, погоди! Как это не должны? На терке счет вам выставили? Вы согласились? — пришел в изумление всем своим нехилым туловищем Малыш.
— Мы не соглашались, — тоненьким писком отозвался правый лопушок.
— Но промолчали? — уточнил Вовка
Крыть комсе было нечем. Даже они знали — промолчал, значит согласился.
— То есть деньги вы не принесли? — продолжал наседать бригадир.
Лопушки синхронно покачали головами. Нет, не принесли.
— Ты понял, Малыш? — лениво процедил Вовка, сжимая пудовые кулаки. — Мы к ним приехали как люди, а они? Они нас просто кинули. На бабки кинули, если ты не въехал. А знаешь, что будет дальше? Дальше вся Москва над нами смеяться будет… — и рявкнул, нависая над комсой: — Вы за кого нас держите, фраера ушастые?!
— Вы, че, б…, совсем тему не рюхаете?! — добавил жути борец, приподнимаясь со стула. Выглядело это как второе пришествие Кинг-Конга.
Лопушки испугано дернулись назад. Неожиданно подал голос старичок, до того скромно ковырявший вилкой в салате:
— Погодите, молодые люди. Как я понимаю, предъява была за оскорбление?
Братва недоуменно переглянулась.
— Ты, мужик, чего в базар встреваешь? — ласково осведомился Квадратный.
— Мужики в поле капусту собирают, — с отеческой ноткой в голосе разъяснил дедок. — Базарят бабы на лавочке. А я с вами беседу беседую. Могу разговор разговаривать.
— Я, что-то, не пойму, бригадир, — изобразил бритым черепом удивление Малыш. — Нас здесь что, за лохов держат?
— А вы есть лохи, — охотно поддержал его старичок. — Трете за базар, а сами людей поносите почем зря.
Он был прав, и братва это знала. Называть собеседника прозвищем девицы нетяжелого поведение было крайне нежелательно. Малыш своим неаккуратно вставленным междометием, только что превратил выигрышную тему в полный отстой. Вовка, тем временем, лихорадочно искал выход их создавшейся ситуации.
— Борзый дедок, — опередив его, констатировал борец.
— Борзыми собаки бывают, — вкрадчиво пояснил лжебухгалтер. — Вы здесь уже не на одно правило намели своими боталами.
Ситуация ухудшалась на глазах и Вовка поспешно спросил:
— Ты что, отец, законник?
— Нет, — безмятежно взирая выцветшими глазами, ответил старичок. — Но у людей всегда спросить могу.
С кряхтением выбравшись из-за столика, он стряхнул хлебные крошки с пиджака и повернулся к своим лопушкам:
— Пойдемте, племяши. Не о чем здесь разговаривать. А на хомячков я и в зоопарке посмотреть могу.
Вовкино терпение лопнуло окончательно. Соскочив со стула, он прихватил стальными пальцами старичка за воротник затрещавшего батника и с легкостью оторвал его пола.
— Ты кого хомячком назвал, пень старый?!
Дедок, дождавшись, когда могучая бригадирова длань опустит его на землю, невозмутимо произнес:
— Гамуле передашь — Змей сходняк собирает. Завтра же!
Вовка застыл в леденящем ознобе. Ужаса добавил Малыш, собрав волнами морщин могучий загривок:
— Это веревки, бригадир!
Квадратный поддержал кореша, закивав китайским болванчиком.
Змей не был вором в законе — от короны он отказался еще лет десять назад, но авторитет в уголовном мире имел непререкаемый. Никто лучше него не толковал многочисленные статьи воровского кодекса. На серьезные сходки он приглашался в роли третейского судьи, и приговор в таких случаях был окончательным и обжалованию не подлежал. К его прозвищу можно было смело добавлять — Мудрый.
Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды — председателя Верховного Суда воровского мира СССР. Косяк этот можно было исправить только одним способом — прямо сейчас разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.
— На дно надо ложиться, бригадир, — пришел к окончательному выводу борец. — Разбегаемся, куда глаза глядят.
Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканьская бабкина деревушка. Через неделю Вовка немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными деревенскими молодухами, самой младшей из которых было около тридцати.
В окружении привычного гогота, блеяния и мычания ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирную плотву, то день считался удачным — других карасей в окрестностях не водилось. А разводить можно было разве что кроликов. На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов.
В гости нагрянула братва.
— Бабуль, я ухожу, — торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. Лес начинался сразу за огородом. — Будут спрашивать, где я, не вздумай врать — эти волки сразу почуют.
Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.
— Убивцы за тобой, внучок, приехали? — ехидно проскрипела старушка.
Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства — ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице. Когда она была не в настроении, ее морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся тьмутараканская деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка числилсь у местных в колдовском авторитете.
— Помоги-ка мне, внучок, — продолжала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук,
